Читать книгу Городской триптих - Наталья Ермаковец - Страница 5

Женька

Он перечитал договор в четвертый раз.

Бесполезно: в мозгу по-прежнему методично щелкал метроном. Интуиция редко подводила Женьку, но ее знаки скатывались в плохие ребусы – поди узнай, где скрывается загвоздка. Разве было бы плохо, если в качестве подсказки подозрительные формулировки пульсировали бы другим цветом, желтым, например? Или весь текст сливался бы с фоном, а темными оставались именно те слова, в двояком смысле которых и скрывались подводные камни?

Нет же, его шестое чувство явно тяготело к музыкальности. Узнай об этой способности мама, наверняка бы обрадовалась: хоть так осуществилась ее заветная мечта приблизить сына к миру искусства. Может, тогда она перестанет в день своего рождения вытаскивать откуда-то с антресолей пыльный футляр со скрипкой и торжественно вручать его Женьке с неизменной просьбой сыграть для нее. А что играть-то? Из года в год одно и то же: песенку про кузнечика, единственную, что удалось разучить в детстве. И неважно, что половины нот он не помнил да и инструмент не настроен. Мама наслаждалась видом сына: подбородник на полированном дереве зажат между челюстью и плечом, кисть руки расслаблена, глаза полуопущены. А сам музыкант (даже в свои двадцать пять лет) ни за что бы не признался, что всегда радовался безвременной кончине насекомого и сожалел только о том, что лягушка-избавительница не появилась еще в самом начале шлягера.

Точно, в следующий приезд к родителям он осчастливит маму рассказом о метрономе, отбивающем ритм в его голове. А что, неизменный спутник музыканта!

Но смех смехом, а с контрактом он так и не разобрался. Женька еще раз заскользил по нему глазами. «Предмет договора», «Сроки и условия поставки»… «Упаковка и маркировка», «Штрафные санкции»…

Под неумолчное пощелкивание в мозгу он опять завис на чем-то, а потом пришел в себя и чертыхнулся: ну не в форс-мажоре-то закавыка! Этот абзац вообще добавлен для проформы, так сказать, дань принятым стандартам, и без изменений кочует из одного типового контракта в другой. Не может быть здесь засады!

Рука нащупала чашку с чаем и поднесла ко рту. Глиняный край показался непривычно тонким, и Женька покосился. Как же он забыл, что старую чашку грохнул еще на прошлой неделе. Случайно столкнул локтем со стола, когда помогал Тимуру подключать монитор. Обидно: офисный переезд пережила, а встречу с плиточным полом нет. Леська, конечно же, притащила новую, но он никогда не любил вещи с претензией на оригинальность, а на деле банально пошлые: черное слово «Желай» на белом фоне, первая буква намеренно зачеркнута красным, и сверху красуется «Д». Глупо, но пить из чего-то надо.

Вот чай был отменный: горячий, очень крепкий и ни крупинки сахара. То, что сейчас нужно, чтобы извилины наконец заработали.

Марчук вернулся к началу документа. «ООО «Медтехника» в лице директора Красина Т.В., действующего… (бла-бла-бла), с одной стороны, и УП «Аван-торг» в лице директора Старовойтова П.А., действующего…» Стоп! Женькины глаза споткнулись о знакомую фамилию, и тиканье в голове утихло. Нашел, вот оно.

Старовойтов… Уж не родственник ли Кристины? Очень хочется верить в простое совпадение: нет ничего хуже смешивать личное и деловое, особенно если последнее приносит неплохие деньги. Знать бы имя-отчество ее отца… Женька промотал файл в конец, на юридический адрес этого самого УП. Дышать стало чуть легче: город значился не их, но все равно это ничего не доказывает. Мало ли, как привыкли жить в других семьях!

Вон отец самого Женьки давно мог бы сидеть на пенсии, а до сих пор в постоянных командировках и дежурствах, и мать истерики не устраивала (опытным путем выяснилось, что бесполезно), а чинно ждала возвращения мужа. В голове мгновенно нарисовалась идиллия: женщина в белом платочке, хотя мама сроду не носила эту часть гардероба, сидит у окошечка. Из самоварного крана срывается капелька воды, чтобы беззвучно упасть на тисненый узор крахмальной скатерти. От блюда со сдобой бежит маковая дорожка и пропадает под женскими пальцами, бездумно крошащими булочку. С подоконника свешивается край вышиваемой салфетки, что-то новогоднее. Если приглядеться, видно, что у снегиря не хватает клюва и половины перьев…

Хотя, конечно, это он загнул: максимум, что умела мама делать с иголкой, – пришить пуговицу с двумя отверстиями и лучше не на видном месте. Ну, и еще она в совершенстве освоила искусство загонять эти тонкие предметы под ногти отцу (пусть и в переносном смысле), ведь даже после тридцати лет брака мать не стала менее ревнивой, чем была до свадьбы. Наверное, жить с ней равносильно пребыванию у просыпающегося вулкана: не знаешь, когда на голову польется расплавленная магма. Во всяком случае, Женьке совсем не улыбалось, чтобы его ревновали столь же неистово.

Что-то он сегодня постоянно отвлекается. Надо еще раз глянуть контракт с этим Старовойтовым П.А. Но лучше завтра, на свежую голову, без зацикливания на глупостях.

Женька откинулся на спинку кресла и сделал еще один большой глоток. В кабинет юркнула Леська и крадучись направилась к копиру. Хорошая девочка, старательная.

Если у Марчука при виде любого документа срабатывал охотничий инстинкт – найти скрытый подвох, то у Тимура, лучшего друга и по совместительству директора всего этого безобразия, всегда было потрясающее чутье на людей. Помнится, Красин заявил, что в связи с переездом в новый офис (три комнаты вместо одного получердачного помещения) им жизненно необходим секретарь. Женька долго отнекивался и подчеркивал, что это расширение и так съело все их сбережения, что никто не пойдет на мизерную зарплату, которую они могут предложить этому самому секретарю. Но чем разумнее доводы он приводил, тем быстрее в Тимуре просыпалась кровь горячих джигитов. Судя по славянской фамилии «Красин», азиатские корни вообще не чаяли когда-либо появиться на свет и теперь не собирались упустить подвернувшуюся возможность. Поэтому завершили все картинный удар Тимура в грудь и упрямое бурчание: «Я директор, последнее слово мое», после чего Женька сдался.

В газете разместили объявление, и через два дня к ним притопала рыжая, веснушчатая студентка пединститута с внушительной коллекцией значков на рюкзаке. От вида ее сапог на высоком каблуке и таком толстом протекторе, что еще чуть-чуть – и на плитке продавятся ребристые полоски, Тимур расцвел, будто увидел выпускника Гарварда у себя на собеседовании. Лопнув пузырь жвачки, девица представилась Алесей Трубочкиной и заверила, что работа секретаря на пару часов в день по скользящему графику ее более чем устраивает, разумеется, все из-за учебы, которая ей тоже очень важна. Женька хмыкнул и установил испытательный срок: три часа. Через двадцать минут его скептицизм поугас, а когда спустя назначенное время малышка продемонстрировала идеальный порядок в их небрежной документации, Марчук признал собственное поражение. Утро следующего дня встречало их бодрящим запахом свежего кофе, который Леся умудрилась сварить на раздобытой где-то спиртовке. И это покорило Женьку окончательно и бесповоротно, а за месяцы совместной работы с Леськой он ни разу не пожалел о волевом решении Тимура.

С легким шелестом копир выплюнул пару листов, от самой же Леси, как всегда, не было слышно ни звука. Не девушка, а какая-то молчаливая мебель, только бегающая и очень толковая.

Женька придавил пустой чашкой лист со списком дел на завтра и встал.

– Поеду домой. Голова чугунная, ничего не лезет. Чашку не тронь: утром помою. Пока.

Трубочкина кивнула то ли на прощание, то ли в ответ, но Женька знал, что уже через десять минут в офисе все будет чисто, в том числе и посуда. В другой раз задержался бы и сам навел порядок, но сегодня действительно день странный, а вечером нагрянет еще и Кристина.

Парковка была наполовину пустой, как будто не один он убегал с работы пораньше, и издалека хорошо было заметно, как на литых дисках его автомобиля пару раз прыгнули солнечные зайчики. На Женькин вкус узор этих самых дисков был слишком вычурным, и он бы предпочел что-то другое, более сдержанное, но Кристина пояснила: «Стильно. Образно. Запоминается». Емкая характеристика от дизайнера по интерьерам, а теперь Женька и попривык, но из упрямства продолжал величать диски «цветочным орнаментом».

Кристина… Она всегда умела ненавязчиво настоять на своем, начиная с того дня, как они впервые столкнулись. Причем «столкнулись» в прямом смысле этого слова: круглый зад ее желтого «Ниссана Джук» поцеловал Женькину «Хонду HR-V».

Сейчас Женька подозревал, что приедь ДПС оперативно – это происшествие так и осталось бы неприятным случаем. Ну, смотался бы по страховке и пропустил пару чашек кофе в автосалоне, пока выравнивали бы и заполировывали вмятину. Но парковка, общая для библиотеки (как потом выяснилось, девушка, неудачно сдавшая назад, не признавала электронных книг и по-старомодному читала только изданное на бумаге) и медицинского центра (откуда вышел Женька после профосмотра у стоматолога), была чем-то вроде Бермудского треугольника на карте города.

После удара Марчук мысленно прошелся по ближайшим родственникам с особым упором на материнскую линию этой «козы», наверняка купившей права и поэтому не научившейся прилично ездить, вызвал постовую службу и вернулся к себе в машину. Через лобовое стекло хорошо было видно, что белокурая «коза» шлепнула свой автомобиль по багажнику (А-та-та тебе, нехороший какой!) и вытащила мобильный телефон. Пока говорила, с плеча сползала тонкая шлейка сарафана такого же дурашливого цвета, как «Ниссан», и хозяйка беспрестанно поправляла ее. Тогда Женькин взгляд выхватывал девичью гладко выбритую подмышку, и Марчук почему-то цокал языком. Красивая цыпа. Только волосы собраны в два хвостика и висят, как ушки спаниеля.

В салоне стало душно. Женька решил не гонять кондиционер и вылез. У медицинского центра пустовала лавочка, и он вольготно расположился на ней прямо посередине.

Все еще висевшая на телефоне «коза» повернулась к нему спиной. Длинный узкий сарафан скрывал ее ноги, зато отлично обрисовывал линию бедер с тонкими полосками по бокам: она наверняка в стрингах. Интересно, какого цвета. Женька хмыкнул и заставил себя подумать о ямке и царапинах на почти новеньком бампере. Думалось плохо, а вечерний воздух внезапно показался спертым.

Вскоре виновница происшествия села рядом с извинениями, но Марчук лишь махнул рукой. Ему хватило буквально пары секунд, чтобы в свете окон увидеть, что у Кристины Старовойтовой (так звали эту невнимательную особу) бездонно-синие глаза с немыслимо длинными и очень пушистыми ресницами. И, не задумываясь о реакции, он потянул с ее волос резиночки, чтобы потом забыть их на скамейке…

Утром они проснулись вместе.

Женька тренькнул автомобильным брелоком. Руки на автомате включали нужные рычаги, что-то поворачивали, переключали, а сам он раскручивал мысль о Кристине до конца.

Они встречались с августа. Иногда он ночевал у нее в очень уютной квартирке, куда с набережной доносились крики вечно голодных чаек, а летом пахло пережаренными шашлыками с плавучего ресторанчика. Раз или два в неделю, не считая обязательных выходных, Кристина приезжала в его съемную «двушку». Это называлось «поужинать». Вот и сегодня приготовлена огромная пачка с салатным миксом и в холодильнике мариновалась телячья отбивная. Надо только забежать за вином, и плевать на правила, что белое не сочетается с мясом. Ему нравилось, и точка.

А потом логическое завершение вечера в постели. Наверное, то, ради чего они и видятся. Встречи для секса. Или секс как предлог для встреч. Аскетом Марчук не был никогда, хотя девственность потерял поздно (по сравнению с рассказами друзей, если те, конечно, не привирали): в семнадцать, да и то не от большого желания, а скорее из любопытства. Ну и немножко назло «ей». Зато потом быстро понял, скольких удовольствий по незнанию был лишен, и с тех пор не упускал ни одного случая задрать чужую юбку и сделать приятно, в первую очередь себе.

В отношениях же с Тиной, если подумать, Женька до конца так и не разобрался. Одно дело он, двадцатипятилетний парень, для которого секс задает темп и ритм жизни, и совсем другое девушка того же возраста. По логике, приближался момент, когда ей все надоест и она заведет тягучую песню о прелестях семейной жизни. Дальнейший сценарий известен, проходили пару раз: расставание, а потом новые, можно сказать, первые попавшиеся объятия.

Еще в студенчестве Женька наткнулся на одну любопытную статью, в которой какой-то ученый писал о чувствах: мол, в основе любви лежит сплошная химия. Одни гормоны (цели, например) повышаются и заставляют человека добиваться предмета желаний. Другой гормон (как ни странно, удовольствия) понижается. («Ага, вот почему любовь так прочно связана со страданиями», – подумал тогда Женька.) Когда необходимое получено, то есть души и тела слились, начинается новый этап отношений, с новыми гормонами, которые – и это самое важное! – подавляют гормоны страсти.

Короче, из массы умных слов складывался удобный вывод: на пылкую влюбленность отводится не больше трех месяцев, а потом как кому повезет: или чувства перейдут в настоящую любовь (с многочисленными этапами ослабления-усиления-приспосабливания), или «до свидания». Не собираясь остепеняться и меняя девушек как перчатки, Женька посмеялся, что наконец нашел научное объяснение своему непостоянному поведению, и взял на заметку это правило трех месяцев.

Черт! Он чуть не пропустил поворот и, чтобы перестроиться, подрезал серебристую «Тойоту, водитель которой от такой наглости нажал на клаксон. Да, все правильно: на дороге надо выключать все мысли, особенно о противоположном поле.

Дома первым делом он полез под душ: почему-то после сидения в офисе появлялось ощущение грязной пленки на всем теле. Босой, лохматый, в футболке навыпуск и джинсах с прорехой над левым коленом (смешно, но его полубосяцкий вид заводил Кристину буквально с пол-оборота), Женька переместился на кухню и стал жарить отбивные. Он особо не спешил и даже в перерывах между переворачиванием мяса успевал подпевать какому-то хриплоголосому иностранцу, стонущему из радио на подоконнике. Правда, его фальшивые рулады не спасала даже искренность исполнения.

Женька был уверен, что Кристина появится ровно в семь: когда-то она озвучила, что ей так «удобно», и с тех пор ни разу не изменила времени прихода. И точно, едва короткая стрелка часов тронула «семерку», а минутная переползла через самую верхнюю точку на циферблате, в замке завозили ключом. Женька как раз выставлял на стол тарелки. Когда он повернулся, кухню наполнил легкий запах. Лавандовая Кристина.

Ему всегда нравились ощущения первого за вечер поцелуя, когда Тина слегка касалась его рта своими губами, чуть прохладными после улицы, но в этой легкости крылось что-то очень многообещающее.

– Привет, зай. Как дела?

Она перемешала ложкой салатную заправку: оливковое масло, пара капель бальзамического укуса, соль и много перца, а потом села к столу. Разошедшийся запах на юбке тут же позволил рассмотреть круглые колени и кружевную резинку на телесного цвета чулках. Женька крепче сжал ручку сковороды: не хватало еще ухнуть мясо на пол. Да и пора бы уже привыкнуть к тому, что Кристина избегает носить колготы, за что Женька со своей эгоистичной позиции ей благодарен: чулки все значительно упрощали. А такие разрезы на юбке, как сегодня, и вовсе служили прямой наводкой на цель.

– Даже не знаю, что сказать. Вроде все нормально, но в голову лезла всякая ерунда.

Он переложил отбивные на тарелки и опустился на стул, поджав по юношеской привычке одну ногу под себя. Ели они молча. За весь день Женьке удалось перекусить на ходу, и сейчас он торопливо заглатывал полноценный ужин. Кристина же никогда не разговаривала за едой, тщательно пережевывала кусочки, а в выверенных движениях ее ножа и вилки он по-прежнему видел только тягу к позерству и желание покрасоваться. Поначалу все это удивляло и даже бесило Женьку, но он заставил себя терпеть.

Когда на столе осталось лишь вино, Кристина вернулась к тому, на чем они остановились:

– Так что было не так, зай?

Женька переместился на подоконник, заметил под магнитофоном торчащий край сигаретной пачки, потянул его и потом только вспомнил, что бросает курить. А пальцы уже крутили сигарету и слегка сжимали к краям. Оставалось не дать себе сорваться. Хорошо, хоть зажигалки под рукой не оказалось.

– Да бред какой-то! Не грузись. Ты как? Бегемот твой совесть отыскал наконец?

Кристина качнула головой и с бокалом в руке встала рядом с Женькой так, чтобы касаться его ноги своим бедром.

– Все еще прибедняется, гад, но через три дня, в субботу, истекает срок договора, и мои сочувственные кивки на отсутствие денег сменятся алчным оскалом. – Она обмакнула палец в вино, провела им по губам Женьки и улыбнулась, когда он слизнул капельку с ее кожи и прошел языком по всей длине: от впадинки у ладошки до кончика алого ногтя. – Кстати, про субботу. Меня пригласили на юбилей. Сделай одолжение: сходи со мной. Купим что-нибудь помпезное.

– Типа статуи Давида?

– Нет, тогда уж лучше обнаженное женское тело, все-таки юбиляр – мужчина.

Марчук ждал продолжения, но Кристина просто пила вино неторопливыми глотками. Тогда он отбросил помятую сигарету к оконному стеклу и потянулся к ее блузке.

– И кто он?

Пуговички были мелкими и упрямо цеплялись за прорези, но этим только раззадоривали. Кристина потерлась подбородком о руку Женьки и мурлыкнула:

– Мой папа.

– Та-ак, приехали…

Ну вот и то, о чем он только сегодня думал. Недолго она терпела, хотя другие выдавали себя и того раньше. Пуговички сменились темнеющими пистолетными дулами, малюсенькими, но угрожающими из-за своего количества. Все, начинается бред.

Женька хотел соскочить с подоконника, но Кристина это сделать не дала. Она отставила бокал и подалась вперед, отчего неприятная ассоциация с оружием исчезла, а грудь Кристины почти коснулась Женькиной футболки.

– Зай, ты чего? Я же не собираюсь тыкать в тебя пальцем: познакомьтесь с женихом. Мы друзья, и мне казалось, у нас все ясно и так: встречаемся, если хочется и чешется, живем на две квартиры, на этом все. – Ее палец побежал по контуру милой, но странной татуировки на Женькином запястье: полураспустившийся цветок на колючей головке. Чертополох. – А юбилей папы… Ну не виноватая я, что ему стукнуло пятьдесят пять! Думаешь, будет нормально, если собственная дочь проигнорирует торжество?

– Иди одна. Я-то там зачем?

– Для меня. А если за мной будут ухлестывать всякие-разные? – Голос Кристины начал опускаться, как и ее пальцы, скользнувшие к поясу на джинсах Женьки. – Не ревнуешь? Нет? А если они захотят сделать вот так? – И ладонь Кристины замерла в районе его паха, чтобы через секунду по-хозяйски сжать это место.

Тело Женьки отреагировало до обидного молниеносно, джинсы стали ощутимо тесными.

– И да, зай, «резинка» тебе больше не нужна: я поставила спираль.

В карих глазах Тины заплясали голые бесенята, ее юбка с легким шуршанием осела на пол. Женька увидел, что ниже талии из одежды на ней только чулки, а полностью бритый лобок выглядел, как всегда, бесстыдно-вызывающе. Когда она успела снять трусики? Неужели еще в прихожей, только войдя в квартиру? И все это время готовилась к предстоящему разговору, для чего и задумала этот простой, как доска, маневр?

Как же хотелось обломать ее и отстраниться, уйти в комнату!..

Но вместо этого Женька спрыгнул на пол, так что стал еще ближе к телу Кристины, и поцеловал ее. Сильно, даже болезненно, намеренно прихватывая зубами губы, грубо сжал ее грудь под тканью блузки, а потом шлепнул раскрытой ладонью по ягодице Кристины. И еще раз, чуть сильнее, едва она застонала в ответ.

Все, свернутая внутри него пружина развернулась до отказа. Женька дернул с себя джинсы вниз, в буквальном смысле разложил Кристину на столе (хорошо, что посуду они успели убрать) и резко вошел в нее. Вот так. Так. Еще глубже. Чтобы стать одним целым; чтобы чувствовать ее раскрывающуюся нежную кожу, влажную и теплую; чтобы казалось, будто достаешь до горла. И опять хлопнуть ее по попе, почти не гася удар, потому что это простое движение распаляет Кристину больше самых тонких ласк. Выплеснуть пару грязных ругательств, а вместе с ними и раздражение от навязанной поездки. Когда же Тина не сможет сдержать свои крики и станет корчиться под ним, не дать ей насладиться оргазмом, а продолжать двигаться, грубо, жестко. И потом кончить самому.

– Я правильно поняла, зай, что это означало «да»? – Пальцы Кристины вытерли мелкие бисеринки пота с Женькиного лба. – Пошли в душ. Вечер только начинается.