Читать книгу Прелестник - Наталья Колобова - Страница 16

Как странно: еще несколько дней назад в замке ощущалось лишь присутствие юного задора. Хозяин, его друг, слуги (если не считать мажордома, тети Жанны и экономки) – все молоды. Известие о прибытии гостей оказалось неожиданным. Луи правильно понял цель их приезда и с тревогой чувствовал, что в недалеком будущем его жизнь сильно переменится. Но, что ни говори, юноша не думал, что все может произойти вот так внезапно.

За обеденным столом сидели вместе. Счастливчик этот Люсьен. Так спокойно и естественно держится. Ему нетрудно соблюдать неизвестно кем и когда изобретенные правила этикета. Луи, конечно, за свои шестнадцать уже вышколен. Не зря же на его воспитание тратили столько сил и денег. О, юный маркиз знает, как себя держать. Он достаточно ловок и уверен в себе для того, чтобы не оплошать. Но если у виконта д’Эперне светские привычки превратились уже в неотъемлемую часть его натуры, то неукротимому характеру маркиза все это было изначально чуждо. К счастью, Луи прекрасно подражал, играл, входил в нужный образ, а сообразительность подсказывала ему, где и как себя вести. Тем не менее, приходилось терпеть многое: и тщательно завязанный на шее галстук, и застегнутый на все пуговицы камзол, и безупречную осанку за столом, и чинную размеренную тишину… что ж, если так надо, он не возражает и тем усерднее налегает на филе индейки.

Герцогиня бросила на сына несколько осторожных взглядов и, убедившись, что нынешний обед пройдет без приключений, принялась за еду.

Анна в последнее время очень переживала из-за того, что немного пополнела, но ей грех было жаловаться на свою красоту. И хотя она выглядела слегка усталой, это не лишало ее естественной привлекательности.

Герцогиня Анна совершенно не походила характером на своего супруга. Она была человеком добрым и мягким от природы. Но при всех достоинствах, ее характер был слабым: чуть что – она ахала, падала в обмороки.

Луи был единственным ее ребенком, оставшимся в живых, и она очень избаловала его. Зато теперь вздыхала, что сын отбивается от рук и не нуждается в ее постоянной заботе.

В воспитании сына супруги стояли на разных позициях. Герцог прежде всего воспитывал наследника, а герцогиня – единственного и любимого сына.

Герцог де Сен-Шели тоже поглядывал на сына с каким-то до сих пор никогда не появлявшимся интересом в глазах. Недавно жена печально сообщила ему, что больше не сможет родить. Она становилась матерью девять раз, если не считать выкидышей. Но, увы, Луи так и не приобрел ни братьев, ни сестер. Он и не знал, что этот разговор ускорил развитие событий. Теперь Луи один-единственный наследник. Если с ним что-нибудь случится… а все может произойти, потому что со службой тоже тянуть не стоит. Не в этом, так в будущем году Луи пойдет служить, станет офицером. Его, без сомнений, пошлют на войну, а там все может случиться. Так что он обязан жениться и дать фамилии наследника, лучше не одного.

Эти соображения были очевидны для родителей, но совершенно не проникали в голову юноши, который, видимо, надеялся наслаждаться жизнью неограниченно долго.

Луи бессознательно ответил на взгляд отца и вновь сосредоточился на филе. Франсуа невольно смутился, поймав на себе настороженный и в то же время открытый взгляд юноши. Ощущение было удивительным: будто окатило щедрым и теплым солнечным светом. Да, у него глаза матери. А смутило Франсуа то, что сын взглянул ласково. Может, и прежде такое бывало, но он не замечал. Юноша здоров – это очень важно. И на щеках играет нежный румянец, как это бывает у детей. Франсуа едва заметно улыбнулся, но тут же на лбу появилось напряжение. Луи здоров, но… почему же он иногда теряет сознание от духоты или при виде крови? А тут выяснилось еще, что вдали он не так хорошо видит. Франсуа успокоил себя, припоминая, что сын болеет очень редко: слава богу, любит свежий воздух (вечно проветривает комнаты) и движение. И разве не от избытка жизненных сил он так непоседлив?

Франсуа перевел взгляд на Леонору. Вот негодница: строит глазки виконту (тот, кстати, не понимает ее взглядов – его голова забита книжками, но юноша хорош всем, пусть и наивен). Нет, не верил герцог в то, что предстоящий брак будет удачным. Не верил, как ни уверяла его в этом супруга. Анна все умилялась, глядя на детей, и твердила, что они чудесная пара. В том-то и дело, что не пара. Но ничего не поделаешь… Франсуа вздохнул, еще раз посмотрел на будущих супругов. Вот она, необходимость. Напротив Луи сидит Леонора, напротив Люсьена – графиня. Франсуа неожиданно перехватил взгляд своей кузины, скользнувший по лицу будущего зятя. Странный взгляд. Герцог опять подумал о женщинах: какие ветреные существа, какие недалекие. Анна все же избаловала мальчишку: видите ли, она его любит. Элен… ах, Элен… тоже не упустит случая приласкать племянника. Лучше бы за дочерью смотрела.

Графиня де Лорм блистала в декольтированном лиловом платье, и вид у нее был такой, словно замуж выходит она, а не ее дочь. Однако Луи так увлекся десертом, что никакие прелести его теперь не волновали. Вообще плотная трапеза и любовные авантюры были плохими союзниками. Луи давно это знал, ведь его натура такова, что после сытного обеда его неуклонно тянуло в сон. А потому, планируя амуры, юный маркиз старался избегать обильного стола. А тут попробуй избежать: матушке показалось, что он похудел (быть того не может), и она ревностно следит, чтобы он ел «как следует».

Какое счастье, что завтра все поедут в город. Люсьен останется, а остальные поедут… да, вот только Элен еще не решила. Луи пристально посмотрел на нее и решил, что обязательно чем-нибудь допечет ее, даже если это грозит жалобами родителям.

На следующий день, не успела карета отъехать, как Луи помчался в конюшню, оседлал строптивого жеребца (это было запрещено) и рванул в лес.

Люсьен тем временем читал Тацита в оригинале. Он отказался ехать с маркизом и уединился в кабинете. Виконт учился в Клермонской коллегии. Будущее рисовалось Люсьену смутно. Если Луи знал, какая служба его ждет, то Люсьен колебался: его привлекала юриспруденция, но отец желал бы устроить его в финансовое ведомство.

Дверь в кабинет была приоткрыта, и Элен вошла, чтобы узнать, где Луи.

Люсьен немедленно встал и поклонился, как только заметил даму. Его беспричинное смущение забавляло графиню, и она только спросила, где маркиз.

– Луи поехал в лес, – сказал виконт.

– Жаль, что он не спросил моего желания. Что ж, не буду вам мешать, сударь.

Элен еще некоторое время думала о Люсьене. Приятный юноша, только замкнутый. Странно, на чем держится их дружба? Они такие разные.

Графиня не теряла времени даром и побывала в покоях маркиза. В результате юношу по возвращении ожидал неприятный сюрприз. Элен многозначительно сказала ему, что знает, какие тайны он хранит у себя в комнате за бюро.

– Вы постарались, друг мой. Не будь вы маркизом, почему бы вам не заниматься живописью?

Румянец на щеках юноши запылал ярче обычного. Сохранив на лице невозмутимое спокойствие, Луи проговорил:

– До Рафаэля мне далеко, а на меньшее я не согласен.

– Вот как? Луи, а почему вы не пригласили на прогулку меня?

– Я не думал, что вы захотите поехать в лес.

– Хитрец.

– А почему вы не поехали со всеми? – спросил он.

– Хотелось побыть тут: знаете, я уже утомилась от визитов, балов. Идти к здешнему губернатору, – что мне там делать? Кстати, ваш друг усердно изучает Тацита.

– Люсьен любит историю.

– Что вы намерены делать дальше?

– Обедать.

– А потом?

– Тетя, я не обязан отчитываться перед вами.

– Но я же отвечаю за вас.

Луи усмехнулся.

– Попробуйте только что-нибудь натворить, – угрожающе произнесла Элен.

– В своем доме я буду делать, что хочу, – уверенно ответил маркиз и прямо посмотрел в глаза графине.

Элен подумала, что он обязательно воспользуется случаем, чтобы поворковать со своей фавориткой. Насколько это серьезно? Вот что начинало мучить графиню. В маленькой хрупкой девушке с робким взглядом она почувствовала серьезную соперницу. И дело не в том, что Луи пользуется ее милостями. Настоящее соперничество в другом. На той картине, которую Элен сегодня обнаружила, Мари изображена с таким уважением, с такой любовью; так целомудренна ее нагота, что невольно задумаешься.

И Элен была не так беззаботна. Она не сводила своих хищных взоров с очаровательного племянника и вместе с тем очень трезво оценила обстановку. Ей не нужно было многих усилий, чтобы понять, какие отношения у Луи с его горничной. Кроме того, стало ясно, что Луи и не думает разрывать эти отношения и буквально под носом у родителей и будущей жены развлекается с простолюдинкой. Не говоря уже о том, что в Мари Элен увидела препятствие к осуществлению своих желаний, ей казалось возмутительным, что накануне свадьбы Луи проявляет такое неуважение к своим родственникам. Видя, что юноша вовсе не собирается ответить на ее желания, Элен еще больше сердилась.

* * *

С удивлением Элен заметила, что за обедом Луи ведет себя иначе, чем обычно, то есть в присутствии родителей. Во-первых, его костюм не безупречен. Вернее, он чист и опрятен, но не все пуговицы застегнуты. Во-вторых, Луи словно позабыл, для чего предназначены столовые приборы. Элен не понадобилось много времени, чтобы понять: он нарочно это делает, чтобы вывести ее из себя. И тревожные взгляды виконта это подтверждают. А Луи без зазрения совести ест руками с видом великосветского вельможи. Потом принялся кусочком хлеба собирать подливку.

Но графиня помалкивала. Пусть родители воспитывают, а ей-то что? Конечно, она сделала глупость, сев рядом с ним, потому что маркиз так ловко уронил ей на платье жирный кусок, что у нее не было оснований обвинить его. А Луи еще извиняться начал, суетиться вокруг ее туалета. Стоило большого труда его утихомирить. Если он еще и вино на нее опрокинет… Луи только взглянул. Элен немного успокоилась.

После обеда молодые люди уединились в кабинете поиграть в шахматы и вели неторопливую беседу, так что графиня вновь осталась одна. Луи уже мечтал о поцелуях возлюбленной и, не доведя партии до конца, отправился к Мари, а Люсьен целый час бродил по дорожкам парка, погрузившись в размышления.

Наконец Луи вновь объявился и пошел к себе, рассчитывая немного отдохнуть. Графиня нежданно-негаданно выплыла из кабинета и пошла рядом.

– Я буду спать, – заявил маркиз, думая, что она отстанет.

– Ради бога. Позвольте мне вас проводить. Ах, Луи, я ведь так давно не видела вас, я соскучилась, а вы лишаете меня удовольствия пообщаться с вами.

– Общайтесь, я не против.

Луи уже не робел перед тетей, как это было с ним в первые дни. А потому, бросив на нее предупредительный взгляд, скинул камзол, сорочку и забрался под покрывало. Элен присела на краешек кровати и тихо проговорила:

– Я не буду вам мешать, но скажите, Луи, зачем вы испортили мне платье? Оно дорогое.

– Я же извинился, тетя, – обиженным тоном возразил юноша.

– Да, но я-то знаю, что вы делаете все назло мне. Я ведь могу и рассердиться.

– Обещаю вам, что этого не повторится, если вы перестанете меня мучить.

– Я вас мучаю? – усмехнулась графиня.

– Да, тетя. Может, вы думаете, что я горю желанием жениться на вашей дочери? Знайте: я делаю это лишь ради матушки, я ей обещал. Так что с меня довольно, а с вами я буду дружить только при одном условии: вы оставите меня в покое.

Графине нечего было возразить на это. Она с сожалением рассталась с маркизом и до самого возвращения хозяев и дочери только и думала о том, чтобы изобрести еще какой-нибудь способ переломить упорство племянника.

* * *

У Элен светло-русые волосы, темно-карие глаза чуть с поволокой и длинные, кокетливо загибающиеся кверху ресницы. Брови отъявленной красотки, непредсказуемые губы. Лицо нежное и белое. Она хороша и свежа, как цветок, и, кажется, никогда не задумывается о годах. Элен выглядит моложе Анны, хотя младше ее лишь на четыре года. И понятно: герцогиня занята семьей, рожала детей, страдала, теряя их. А Элен давно вдова и порхает как мотылек. У нее цепкий взгляд. И уж если эта прелестница чего-нибудь захочет, то не отступится, что бы там ни было.

Ей скучно в Куломье, но материнский долг требует ее присутствия, да еще кое-что завлекает кокетку. Алчущие глаза графини часто устремлены на племянника. Давно ли он был наивным мальчишкой? Давно ли его подростковое тело казалось неловким и нескладным? И если тогда он представлялся соблазнительным, то теперь и подавно.

Элен без смущения заговаривает с ним при родителях, подшучивает. Никогда не упустит возможности прикоснуться к нему. Его руки восхитительны: нежны и тверды одновременно. Элен видит в них руки любовника, способного на изысканные ласки. Она считает, что Луи рожден не для забот этого мира, и уж вовсе не для войны, а лишь для любви. А его нежное лицо. Как Элен хотелось целовать и эти округло-упругие щечки, покрытые нежным румянцем, и мягкие губы, в которых читается чувственность; век бы смотрела в небесные, вечно с искрой веселья, глаза. Он хорошо сложен, уже проглядывает в его фигуре устойчивая крепость, надежность. Вместе с тем его тело соблазнительно роскошно, но Элен уже подметила, что Луи по природе склонен к полноте и притом еще обладает завидным аппетитом, да и не отказывает себе в удовольствиях.

И вот, надо же такому случиться: мальчишка вздумал упрямиться. Крутит амуры с девкой, да еще невзрачной на вид. Вот уж воистину – любовь зла. Неужели ему не хочется объятий опытной любовницы? Каков упрямец. Нет, даром это ему не пройдет. Не соглашается добром, есть другие средства… Разве способны грязные и глупые крестьянки и служанки оценить этот бриллиант, уже почти ограненный и нетерпеливо сверкающий, обращая на себя внимание? Какая несправедливость! Но больше всего раздражает его собственное упорство. Глупый, он все еще несмышленыш, и только; он не понимает, что не здесь его место, и не в этих руках ему следует искать наслаждений, то есть именно того, к чему его сейчас так тянет.

Луи ошибался, думая, что тетушка оставит его в покое, а потому был неприятно удивлен, когда застал ее у себя в спальне поздним вечером. Он упорно молчал и, не глядя на графиню, как будто занимался своими делами: приоткрыл окно, сдернул покрывало.

– Луи, ты ничего не хочешь мне сказать? – невозмутимо спросила Элен.

Юноша взглянул на нее и отрицательно качнул головой.

– Ты зря на меня сердишься. Давно пора забыть неприятности. Мы можем быть хорошими друзьями.

– Все мои друзья уже спят, – проговорил Луи, усевшись на кровать.

Графиня подошла и села рядом. С ее лица не сходила затаенная улыбка. Элен спокойно прикоснулась рукой к щеке юноши и заметила:

– И давно ты бреешься?

– Да, – буркнул он, не поднимая глаз.

– Боже мой, как быстро ты растешь, Луи.

Он промолчал.

– Так ты не хочешь дружить со мной, радость моя? – настойчиво спрашивала Элен, с удовольствием поправляя его волосы, которые все спадали на лицо, потому что он сидел со склоненной головой.

– Сударыня, я полагаю, что вполне ясно ответил на ваши вопросы еще несколько дней назад. Повторяться не люблю, – строго заметил маркиз, не выдавая смущения.

– Неплохо ты научился говорить. Но я не хочу, чтобы между нами были какие-то недомолвки, тем более холодность. Луи, ангел мой, ты что, всерьез думаешь, что влюблен?

– Оставьте меня в покое, тетя, – нетерпеливо попросил он.

– Нет, милый, ты должен мне сказать… ты любишь эту девчонку?

– Представьте себе, люблю, – он вскинул на Элен восхитительный взгляд, а в голосе прозвучала запальчивая дерзость.

Но графиня засмеялась и примирительно заговорила:

– Нет, не сердись, дорогой. Я вовсе не над чувством смеюсь. О, любовь – это святая святых, думаешь, я не знаю? Но ты… ты прелесть. Увы, я разочарую тебя. Ведь это только кажется, что ты ее любишь. Да, да, не смотри на меня так. Я лучше разбираюсь в этом, поверь. Хочешь знать, что у тебя с ней? Хочешь?

– Нет, – холодно ответил он и стал взбивать подушку.

– А все же полезно узнать, друг мой. Тебе пора разбираться в своих чувствах.

– Я хочу спать.

– Не пытайся меня обмануть.

– Элен, я женюсь на вашей дочери. Думаю, с меня достаточно.

– О, милый, да ты совсем ничего не понимаешь. Женишься, конечно, так надо. Нарожаете нам внуков, это и есть цель вашего брака, а вот любить тебя никто не заставляет, хотя, конечно, обидно. Ты ведь не будешь хорошим мужем. Может быть, когда-нибудь и остепенишься, но не теперь. Я ведь насквозь тебя вижу.

Луи смотрел на нее с мучительным интересом и, не решаясь жестко указать на дверь, будто ждал чего-то.

– Да, – продолжала Элен, – я, может быть, вероломная и безответственная в твоих глазах, но я знаю и чувствую тебя получше твоей дражайшей матушки. Ты рожден не для брака, увы… и не для таких тихонь, как твоя Мари. Она тебе нравится потому, что таких ты еще не встречал. Но дай срок, и она наскучит тебе своей правильностью, благовоспитанностью. И ты, мой хороший, с удовольствием захочешь вырваться туда, где весело, где нет препятствий никаким фантазиям и удовольствиям. Ты бывал у куртизанок? Да? Можешь не отвечать, я и так знаю. И знаю, почему ты ходишь к ним. Ты хочешь удовольствий, разнообразных и необычных, ты готов целовать и обнимать всех хорошеньких девиц. Ты желаешь и днем и ночью, – и это сейчас для тебя важнее всего на свете.

– Я желаю, но не с вами, – вдруг произнес Луи, не отрывая от нее испытующего взгляда.

– Правда? – усомнилась Элен. – Но кто же, как не я, способен исполнить все твои желания? И потом, ты рискуешь.

– Много берете на себя, тетя. Или вы считаете себя господом богом?

– Ах, вот как. Ты самонадеянный глупец, Луи. Ты что, думаешь, научился забавляться с девками – и дело в шляпе? Да ведь ты ничего не соображаешь. Сдуру кичишься своей силой, а понятия не имеешь, как с ней обходиться. Я таких петушков немало знала. Покоряли женщин, любовниц сосчитать не могли. И где они теперь? Еще молодые, но уже развалины, не способные порадовать даже собственную жену. У тебя есть все шансы кончить тем же… если не доверишься знающей женщине, которая и научит тебя, и, как знать, сделает очень счастливым…

– Я хочу спать, – тупо повторил Луи, слегка напуганный речью графини.

– Что ж, спи, раз хочешь. Я уйду, но советую подумать. Покойной ночи, ангел мой.

Элен поцеловала его в щеку, помедлила и, тихо повернув его лицо к себе, нежно прикоснулась к губам.

Луи едва заметно дрогнул, но не оттолкнул ее. Губы его были расслаблены, а потому поцелуй на него подействовал. Элен осторожно обвила его шею руками и целовала в открытую, страстно, возбуждающе.

Юноша вдруг отстранился.

– Нет, не хочу.

– Доверься мне, я знаю, чего ты хочешь.

– Уходите, вы заставляете меня.

– Луи…

– Уходите, прошу вас.

Она могла бы шантажировать его. Но что-то в его молящих глазах остановило Элен, и она решила не рисковать. Возможно, она подумала, что в следующий раз сумеет добиться большего. А теперь она еще раз простилась с ним и ушла разочарованная.

Элен, не видевшая племянника три года, по привычке смотрела на него как на ребенка, когда дело касалось повседневной жизни. Она видела, что Луи вырос, знала его потребности и влечения, но в остальном он был для нее желторотым птенцом, над которым, как ей казалось, легко простиралась ее власть. Отчасти так оно и было. При желании Луи еще можно запугать, можно поразить его воображение и обвести вокруг пальца. Но Элен забыла, что его возраст имеет и свои подводные камни. Луи холодно принял ее, и графине стоило иметь это в виду. Она же играла с ним в кошки-мышки. А Луи неожиданно поразил ее, выпустив когти, как кошка, потерявшая терпение. Во время верховой прогулки юный маркиз незаметно раздразнил лошадь, на которой восседала тетушка, и Элен чуть не очутилась на земле. Графиня сочла бы это досадным недоразумением, но Луи хотелось другого. Оставив в неведении на сей счет родителей, он одарил тетю столь красноречивым плутовским взглядом, что у той не осталось ни малейшего сомнения в том, что ненаглядный ее племянничек каверзу и подстроил. Впервые Элен испытала легкий приступ досады. С той минуты она стала замечать, что Луи бывает дерзок до наглости, а в его остротах порой звучат нотки цинизма. Три года назад все было не так.

Она вспоминала те солнечные дни, сперва беззаботные, но потом… Элен пообещала ничего не говорить матери о подглядываниях не в меру любознательного мальчишки, больше того, в тот же день позволила ему застегнуть платье. Как? Вместо того, чтобы отругать и запретить под страхом разоблачения… она позволила удовлетворить ему его любопытство. Луи просто таял, стоя рядом с несравненной Элен. Жаль, что она намного старше, а то он непременно бы сделал ей предложение. Теперь у них возникла маленькая тайна, и графиня пользовалась этим, как умела. Она давно заметила свежую красоту юного маркиза, заметила, что он не по годам развит физически: он уже пугающе быстро рос, о чем не раз с тревогой говорила Анна. Какой соблазнительной казалась мысль посвятить несмышленыша в тайны любви. Элен и в самом деле возомнила себя наставницей и, поскольку в «деревне» ей нечем и некем было заняться, взялась за воспитание племянника. Луи, давно втайне обожающий свою тетю, глотал все ее наживки, а управлять им было просто: достаточно в нужный момент напомнить о чувствительном сердце матери, носившей тогда очередного наследника.

Итак, сначала ему позволили застегнуть платье, затем, в другой раз, Элен притворилась немощной от духоты и, когда Луи, очень быстро соображавший, в одно мгновение открыл окна, она убедительным тоном заявила, что в этом случае он должен слегка ослабить шнуровку корсажа, для чего ему придется расстегнуть верхние крючки платья. Луи жутко смутился, но ему позволяли и даже требовали, чтобы он так поступил. Услышав, что настоящие мужчины всегда так помогают даме, юноша не упрямился. Его пальцы еще были так неловки, но графиня с улыбкой все простила и терпеливо выдержала неопытные попытки.

Затем она дала ему понять, что настоящий кавалер должен уметь услужить даме во всем, даже в том, что входит в обязанности камеристки.

Элен была довольна учеником. Он вскоре неплохо разбирался в сложной системе дамского туалета, и руки его приобрели необходимую уверенность, но, что особенно радовало графиню, он превосходил любую камеристку необыкновенной чувствительностью, стараясь угодить как можно лучше, а потому никогда не доставлял неприятных ощущений. Кроме того, Луи оказался изобретательным и, будучи влюблен, всегда находил способ выразить свой восторг: приносил цветы, сочинял недурные стихи, пел.

Графиня не остановилась на достигнутом. Однажды она собралась на прогулку верхом, и Луи тут же решил, что будет ее сопровождать. Элен этого и хотела, но заявила, что в нем нет необходимости. Тогда маркиз стал умолять ее и выдвинул, по его мнению, неоспоримый аргумент: женщину должен сопровождать мужчина. Это было сказано в присутствии родителей. Взрослые усилием воли не рассмеялись, видя, как серьезно настроен мальчик. Но он все равно, с присущей ему ранимостью, уловил в их взглядах иронию. Тогда – то на его сторону встал отец, и Элен согласилась.

Луи, оставаясь в сознании своем тринадцатилетним подростком, занимал ее какими-то детскими разговорами, полагая, что все это ей интересно; с гордостью первооткрывателя сообщал ей то, о чем она давно знала. Но графиня милостиво улыбалась и позволяла ему считать, что он самый неотразимый кавалер.

Так они доехали до реки, где решили передохнуть, и, пустив лошадей пастись, устроились под деревом на берегу. Луи бросал в воду мелкие камушки. Но ему это быстро надоело, и он, откинувшись к стволу, неожиданно задремал. Элен заметила это и, убедившись, что он действительно уснул, решилась на рискованный шаг. Она склонилась над ним и тихонько поцеловала в губы. Луи спал неглубоко, потому, вздрогнув от странного, нового ощущения, испуганно открыл глаза.

– Не бойся, глупенький. Это всего лишь поцелуй, – нежно проговорила Элен и потрепала его за щеку.

Она часто его целовала в щеки, и он иногда целовал ее. Но вот так, в губы…

Когда они возвращались с прогулки, Луи уже ни о чем не мог думать, кроме как о поцелуе. А Элен добавила пороху, потребовав:

– Вы, сударь, должны вернуть мне поцелуй.

И маркиз потерял покой. Он не спал всю ночь, ему не хотелось есть. Он думал только о том, как вернуть ей поцелуй, как позволить себе это сделать. А красавица словно не замечает его страданий. Ее внезапная холодность и пренебрежение повергли юношу в еще большее отчаяние. Конечно, Элен видела его мучительные взгляды, видела осунувшееся за каких-нибудь два дня личико. Анна забеспокоилась, не болен ли ее мальчик.

Тянуть дальше становилось опасно, и Элен позвала маркиза к себе для беседы тет-а-тет. Все думали, что он ходит к ней читать романы.

Он знал, зачем она позвала его, знал, что от его поведения будет зависеть ее расположение к нему.

– Почему вы так нерешительны, сударь? – звучал ее монолог. – Имейте в виду, что ни одна женщина не хочет иметь дела с нерешительным поклонником. Как вы стоите! Боже мой, разве можно так себя вести? Подойдите.

Луи послушно приблизился к трону королевы.

Элен приподняла его лицо за подбородок, заставляя посмотреть на себя:

– Всегда держите голову прямо, вы же не совершили никакого проступка, стало быть, и нет причин вешать нос. Вот так, и смотрите уверенно, не бойтесь смотреть в глаза или хотя бы в лицо. А теперь не хотите ли вы мне чего-нибудь сказать?

Луи взирал на нее несчастными глазами, вдруг брякнулся на колени и взмолился:

– Ах, мадам, не гневайтесь на меня. Никто на свете не обожает вас, как я, а вы не любите меня.

– Встаньте, друг мой, вы совсем еще дитя. Кто вас убедил в том, что я не люблю вас? Кто вам это сказал? – она улыбалась. – Если бы не любила, стала бы я так рисковать из-за вас? А вы боитесь совершить пустяк – один поцелуй в знак вашей преданности.

– Это не пустяк, – замотал головой Луи, – вы разбили мне сердце.

– Неизвестно, кто кому разбил сердце. Не бойтесь, я буду и впредь вашей союзницей. А теперь не упрямьтесь и поцелуйте меня, как настоящий поклонник, ибо слово всегда должно подтверждаться делом. Целовали же вы меня в щеку…

Она помогла ему преодолеть робость и, взяв за руку, мягко и настойчиво потянула к себе. Луи, закрыв глаза, едва прикоснулся к ее губам и так же тихо отстранился.

– Что ж, для первого раза достаточно. Вы делаете успехи, – похвалила Элен, и Луи вновь преисполнился надежд.

Он привык бывать в послеобеденное время в покоях «тети». Постепенно она отучила его испытывать чрезмерную робость, а любопытство подогревало. Элен обязательно включала в программу поцелуи, и с каждым разом они становились все более откровенными. Она побуждала маркиза к неизведанным ощущениям, учила ласкам, сперва невинным, но все более опасным.

Луи не понимал, что с ним творится. Он знал, что поступает нехорошо: матушка, если бы узнала, сразу бы лишилась чувств, а отец, казалось, убил бы. Но бедняга ничего не мог поделать ни с любопытством, одолевающим его, ни с огнем, растекающимся по жилам. Прикасаться к Элен для него было сладкой мукой, и Луи, не в силах заснуть по ночам, думал, что теряет рассудок. Ему временами хотелось лезть на стену или кричать во все горло.

Элен и не стремилась долго его мучить. Она знала, что с ним и как ему помочь. Нужен подходящий момент. Но графиня боялась, как бы Луи не разоблачил сам себя, боялась за его спокойствие. А потому решила прибегнуть к помощи любовного зелья. Но, как сделать, чтобы мальчишка ни о чем не догадался? Просто. Он сладкоежка и, конечно, примет из ее рук все, что угодно. Вот так Элен в одну из встреч и угостила его конфеткой. Луи съел ее сразу и, как уже было принято, сел рядом с тетей и действительно читал ей какой-то бестолковый роман. Элен всегда пользовалась этими минутами, чтобы приласкать своего ученика: то обнимет за плечи, то поцелует в щеку или задумчиво перебирает его волосы. На этот раз ее прикосновения особенно взбудоражили Луи. Он не замечал, как невольно останавливается и молчит, как голос его становится тише и звучит с какими-то придыханиями. В голове безумно-радостно мутилось. Не в силах справиться с вихрем, Луи откинулся на спинку дивана и услышал нежный голос Элен, словно из облаков:

– Что с вами, ангел мой?

– Так жарко, – проговорил маркиз, стараясь не сомкнуть глаз, которые неудержимо закрывались.

Кажется, она помогла ему снять рубашку, а легкий ветерок, залетевший в окно, взбодрил юношу. Луи почувствовал себя лучше, но какой-то вихрь жег его изнутри. Элен ласково гладила ему грудь, и Луи жаждал ее прикосновений, глядя ей в лицо с неотвратимой решимостью. Она стала целовать его и так, как прежде, и так, как еще не целовала. Ему же это понравилось, и где-то в затухающем сознании промелькнуло, что нет никакого стыда, никакой робости. Куда они подевались?

Луи даже не помнил всего, что с ним происходило. Как будто это был не он.

Маркиз пришел в себя на том же диване. Не было сил подумать о том, как плохо он поступил, а он был уверен, что плохо. Но обратной дороги нет, и Элен подбадривает его, хвалит. Луи объявляет тут же, что готов на ней жениться, как только позволят. Она снисходительно улыбается и берет с него слово, что все останется в тайне. Разумеется, клянется Луи.

Как выпрыгивало его влюбленное сердечко из груди! Какие почести он оказывал своей повелительнице! Родители удивлялись этому и смеялись, не видя ничего подозрительного. Элен вела себя так непринужденно, что и не заподозрил бы никто. Луи не знал, что это лишь начало. Его желание утроилось, и он ждал милостей госпожи с покорностью раба. А Элен ловко завлекала его в сети опасных удовольствий, обучала потихоньку, так что ученик быстро освоился с новой ролью и даже почувствовал себя куда увереннее: теперь он не мальчик, он кое-что знает и умеет. Элен же внушает, что он неотразим и привлекателен, учит, как соблазнять и ухаживать, как очаровывать, открывает тайник своего сердца и посвящает в то, что желанно даме; и Луи усвоил, что от него ждут.

Ее уроки перекроили его юную восприимчивую душу. Рано, слишком рано.

Когда же она уехала, он страдал, но тешил себя надеждой на новые свидания в Париже. Но там его ждали разочарования. Элен давно флиртовала с гвардейским полковником. Для Луи это был неслыханный удар. Он даже не мог поверить, не хотел верить. Задавал себе вопрос – почему? – и не знал, как ответить. Забыв обо всем на свете, он умудрился пробраться к графине и умолял ее на коленях, проливая слезы, не бросать его. Он клялся ей в любви до гроба, обещал жениться, но красавица отчитала его, как мальчишку, и велела больше не заикаться об этом. В утешение она сказала, что со временем он сам увидит, как глупо вел себя. Его уязвили и ее слова, и ее снисходительный взгляд, и явная насмешка. Луи больше не настаивал и остался один на один со своей болью. Он не спал, плакал на кухне, а однажды ему сделалось так дурно, что кормилица чуть не бросилась за врачом. К счастью, Луи пришел в себя, и тайна не раскрылась.

Была и польза от позорных уроков. Несмотря на разочарование в любви, Луи продолжал верить в ее существование и повсюду ее искал; Элен научила его ценить женщину и обращаться с ней так, чтобы оставаться желанным. Он усвоил один секрет: наслаждение должно быть взаимным. И Луи умел добиваться взаимности.

Но теперь он, кажется, прозрел, и Элен должна была предвидеть, что рано или поздно ее хитрость с конфетой будет раскрыта. Конечно, все это было игрой, забавой для нее и страшным испытанием для него.

Луи, однако, предпочитал верить в лучшее в людях, потому и не мог вообразить, чтобы Элен зашла так далеко. И оказался прав. Самой графине предстояло решить для себя, пока не заигралась совсем, насколько близкие отношения завязать с будущим зятем. Его ангельская притягательность мешала ей трезво поразмыслить. Глядя на него, Элен чувствовала непреодолимое влечение и, только оставаясь наедине с собой, задумывалась, а стоит ли рисковать?

* * *

Герцогиня Анна лишь подтвердила тревоги графини, частенько жалуясь на проделки сына. Как правило, это случалось в часы отдыха после ужина, когда женщины оставались вдвоем и могли сплетничать сколько угодно. Элен спрашивала что-нибудь о Луи, желая узнать побольше, а слышала жалобы.

– Ах, Элен, дорогая, вы представить себе не можете, что такое мальчик. Я никогда не знала с ним покоя. Когда он был крошкой, я думала, что вот подрастет и будет легче. Какая я была наивная! Подрос, и что? Куда он только не залезал. С крыши его снимали, из погреба вытаскивали. Еле отучили кататься по перилам. А два года назад сбежал совсем. До сих пор удивляюсь, как мы его нашли.

– Луи убегал из дома? – удивилась Элен.

– А вы не верите? Франсуа перехватил его в Гавре. Луи собирался в Англию, хотел пересечь Ла-Манш. Вот вы смеетесь, а нам не до смеха было. А если бы ему пришла фантазия отправиться в Новый Свет?

– Отчего же именно в Англию? – удивилась Элен.

– Хотел побывать на родине Шекспира… во всяком случае, он так сказал.

Графиня посерьезнела и многозначительно кивнула.

– Теперь еще забота: на девиц заглядываться стал, – продолжала жаловаться герцогиня.

Элен улыбалась.

– Пора уж заглядываться. Ему шестнадцать, Анна. Давно пора заглядываться.

– Думаете, я не понимаю? Все я знаю. Знаю, что проморгала. Мальчик мой уж лишился невинности, вижу, не слепая. Да разве уследишь? И на девиц все смотрит. Элен, видели бы вы, как смотрит. Бог мой, неужели это мой сын? Бывает, и дома не ночует. Уж ругали его, наказывали, а будет ли толк? Одним словом, чем быстрее женим его, тем лучше.

Элен сомнительно хмыкнула, а герцогиня все вздыхала:

– А в последнее время совсем замучились. Франсуа говорит, что это пройдет через год-два. А я и не знаю, что думать. Луи нас не слушает; раньше, бывало, что ему скажешь, он делает, а теперь все по-своему норовит. Свои у него интересы, мы, видите ли, не понимаем. А чего не понимаем? Тоже молодыми были. Все друзья-приятели, вместе развлекаются. А я боюсь. Он иногда подвыпивший приходит.

– Франсуа прав: это пройдет, – заверила графиня.

– Хорошо, если так.

– А вот женщины – другое дело.

– Не пугайте меня.

– Я не пугаю. Но Анна, дорогая, разве вы не видите, что у вас под носом творится?

– А что такое? – испугалась герцогиня.

– Как это что? Вы даже не замечаете, какими взглядами обмениваются Луи и горничная Мари?

– Мари? – Анна посмотрела графине в лицо. – Мари. Ах, да, новенькая.

– Тем более. Давно вы ее наняли?

– Да пару месяцев… Луи же ее и привел.

– Я вам удивляюсь, – Элен всплеснула руками.

– Думаете, у них что-то серьезное?

– А по-вашему, Анна, Луи просто так на нее с утра до вечера пялится? А ее глазки вы видели? Девица еще не умеет скрывать своих чувств. У нее же все на лице написано, все, понимаете?

– Ах, право, я не знаю. Этого еще не хватало, да накануне свадьбы. Но самое страшное, Элен, – она беспомощно посмотрела на графиню, – я не могу поверить… не могу поверить, не хочу думать, что мой сын склонен чрезмерно увлекаться.

– Что в этом дурного? – графиня пожала плечами. – Большинство мужчин таковы.

– Меня не волнует большинство. Меня волнует мой сын, мой мальчик.

Но что бы Анна ни говорила, ослепленная материнской любовью, она все же недооценивала способностей своего ненаглядного Лулу, не видела, что пружина вот-вот распрямится и необузданная энергия хлынет через край; тогда не помогут ни воспитатели, ни авторитеты. Одно хорошо: Луи не занимать здравомыслия и практического чутья. Может быть, это да еще восприимчивая к красоте душа станут его поводырями в мире ошибок и пороков?

А пока наследник развлекался в свое удовольствие, позволяя себе невинные выходки. Тетя Элен, которую он в первые дни побаивался, вдруг сделалась объектом для шалостей. Эти двое вели своего рода войну, о чем никто и не догадывался.

Элен уже находила в своей комнате букет колючек с дерзкой запиской; застигала в своей постели ужа. К счастью, графиня быстро поняла, что змея не ядовита, ведь в сумраке легко принять ужа за гадюку.

У Луи, конечно, было много причин допекать тетю. Давние обиды, нынешние попытки графини завладеть его благосклонностью, наконец, жесткая необходимость стать зятем этой женщины – все лишь подогревало взбудораженного юношу. И, что досадно, – он ничего, кажется, не боится. Ну, положим, графиня покажет Анне записку и колючки, и что с того? Разве она хочет, чтобы другие стали свидетелями неприязни Луи к будущей теще?

Элен как-то прогуливалась по саду, и взбрело ей на ум устроиться под старой раскидистой яблоней. Графиня уже витала воображением где-то далеко, позабыв себя среди буйства зелени и тепла. Солнечные пятна – тень от многочисленных листьев – зыбко шевелились повсюду. Хорошо и спокойно. Вот только падают сверху листья.

Сперва графиня просто снимала их с одежды, но вдруг поняла, что для листопада еще время не пришло. И что странно, больше нигде ничего подобного не наблюдается. Элен задрала голову и сразу увидела озорника, который и вел прицельную «стрельбу» сорванными листьями.

Луи, с видом местного жителя, сидел на толстой ветке. Из одежды на нем были только штаны: рубашка и камзол висели на соседней ветке. Волосы маркиза давно растрепаны, глаза шальные, губы кривятся в усмешке. Он смотрел на графиню с чувством превосходства, ведь ей ни за что до него не дотянуться.

– Ах, вот в чем дело, – проговорила Элен. – Ну-ка, слезай оттуда.

– Зачем? Мне и тут хорошо, – отозвался юноша, поудобнее устраиваясь в ветвях.

– Ты зачем бросаешь на меня листья?

– Я? Не может быть.

– Слезай, тебе говорят.

– Да почему я должен слезать? Я раньше вас пришел сюда, и если вам не нравится, сами уходите из-под моего дерева. – Он невозмутимо потянулся к душистому яблоку, сорвал его, вытер рукой и откусил.

– Луи, ты наглец. Кто дал тебе право дерзить?

Он бросил на нее лукавый взгляд и продолжал есть яблоко.

– Между прочим, я ведь могу рассказать матери, в каком виде ты ходишь и как лазишь по деревьям.

– Да? А я могу рассказать, как вы преследуете меня.

– Тебе никто не поверит.

– Ну, и вам не поверят.

– Хочешь, проверим?

– Вы, тетя, удивляете меня, – Луи улыбался. – По-моему, лезть на дерево в чистой рубашке и в чулках совершенное безумие. Что может быть нелепее?

– На месте твоей матери я давно бы хорошенько выпорола тебя, негодник.

Луи захохотал, потом вдруг зашевелился: ветки заскрипели под его тяжестью. Через пару мгновений он оказался на земле, держа в руке камзол и рубашку. Он весело посмотрел на графиню и спросил:

– Может, вы прямо сейчас и выпорете меня? Может, мне еще и штаны снять?

– Бедная Анна, – трагически произнесла Элен. – Я сочувствую ей. А ты, дружок, не обольщайся. Твои дерзости еще откликнутся тебе. Ты у меня еще поплачешь.

– Опять угрозы? – Луи уже сел в траву, нашел обувь и чулки и неторопливо одевался.

– Предупреждение, – пояснила графиня. – И если ты еще не понял, как все серьезно, то хуже от этого только тебе, милый.

Она взглянула на него прищуренными глазами и отправилась своей дорогой.

Луи никак не мог справиться с завязочками на рукавах, а тут еще слова Элен разбудили в нем тревогу. Ему сделалось жарко, лицо раскраснелось. Бросив непослушные завязки, Луи прислонился спиной к дереву и, прикрыв глаза, какое-то время сидел неподвижно. Затем, успокоившись, он упрямо приступил к тому же занятию и, наконец, приведя себя в порядок, пошел к замку.

* * *

Маркиз решительно взглянул на отца и сказал:

– Я собираюсь на прогулку.

Анна насторожилась, а герцог спросил:

– С виконтом?

– Нет, один.

– Далеко?

– В лес.

– У нас много мест в парке, – заволновалась Анна.

– Вот я и предупреждаю вас, что иду не в парк, а в лес. Я же не могу уйти самовольно.

Герцог подумал и позволил:

– Хорошо, только вы должны вернуться засветло.

– Я вернусь, обещаю.

Как Анна ни волновалась, как ни уговаривала взять в сопровождающие слугу, Луи отнекивался, радуясь, что отец ему позволил. И тут… тетя. Она-то все испортила.

– Луи, возьмите меня с собой, – попросила она, заловив юношу в галерее.

– Ни за что, – выпалил маркиз.

– Я никогда не гуляла в лесу, возьмите меня с собой. Пожалуйста, ангел мой.

– Вы разве не поняли: я иду один.

– Луи, прелесть моя, не отказывайте мне.

– Между прочим, тетя, я не беру лошадь, а иду пешком. Вы не выдержите дороги, тем более в платье.

– О… я переоденусь, как надо, и все выдержу.

Через четверть часа Луи с графиней де Лорм вышли из ворот замка. Элен действительно переоделась… в мужское платье, чем шокировала Анну. Франсуа, увидев кузину, только усмехнулся, а Луи теперь делал вид, что ему на все наплевать.

По дороге Элен то и дело вызывала юношу на разговор, но маркиз отвечал ей нехотя и часто нагибался, чтобы сорвать какую-то травку, поглощением которой он старался быть занятым.

– Что это ты все жуешь? – спросила графиня, насмешливо поглядывая на юношу.

Луи бросил на нее небрежный взгляд.

– Тебе не грозит похудеть, – продолжала задевать Элен.

– От того, что я жую, не прибавится ни капли, – быстро проговорил маркиз.

– И что же это? – уже с любопытством допытывалась женщина.

– Да вот же, у вас под ногами, везде, – он вдруг наклонился и, сорвав какую-то травку, показал графине.

Элен изумленно смотрела на растение и с трудом постигала, что хорошего нашел юноша-аристократ в траве, растущей повсеместно, когда ежедневно его стол ломится от изысканных блюд?!

– Луи, а это можно есть? – усомнилась Элен.

– Конечно, крестьяне всю жизнь едят.

– Крестьяне? – ужаснулась графиня. – Фи, как вы можете?

– А что? В прошлом году я пошел в лес и заблудился. Я тогда много этой травки съел… хотите попробовать? – он протянул ей стебелек.

– Нет, благодарю… ты заблудился? Ты один ходил в лес?

– Да, – гордо ответил Луи.

– И долго ты блуждал?

– Четыре дня и три ночи.

– О Боже! Четыре дня? Анна мне не говорила.

– Возможно, матушка не знает: к счастью, у слуг хватило ума не торопиться с известиями в Париж. Они меня искали.

– Нашли?

– Нет, я сам к вечеру четвертого дня вышел к деревне Во.

– Тебе было страшно одному?

– Еще бы не страшно! Ходишь, ходишь и не знаешь, найдешь ли дорогу.

– Ты, наверное, исхудал, бедненький? – притворно произнесла Элен.

– Я почти не голодал: трава, ягоды, орехи… там на болоте еще лягушки были, но я не настолько был голоден, чтобы ими заниматься, да и времени не было.

– А вода?

– В траве и ягодах, утром и вечером роса, а сначала у меня еще своя фляга была.

– Луи, а ночью?

– Ночью? Ночью самый страх. Я плохо спал.

– Подумать только. Никогда бы я не сказала, глядя на тебя, что ты способен в одиночку выжить в лесу.

– Выбирать было не из чего, – обиделся маркиз.

– Тебе можно довериться.

– Не обольщайтесь, тетя. Я бы на вашем месте вел себя осторожно, – заметил Луи.

– На что это ты намекаешь?

– Ни на что. Вы еще не устали?

– Нет. Я выносливая, – похвастала Элен.

До кромки леса шли долго, а солнце щедро палило. Маркиз не проявлял ни малейших признаков усталости, а Элен в тайне беспокоилась: она помнила, что от духоты ему бывает плохо. Но Луи великолепно себя чувствовал на свежем воздухе.

На пути возникла река. Чуть дальше ее можно было перейти вброд, но маркиз в раздумье остановился. Присутствие графини мало заботило его, но он все равно соображал, стоит ли…

Элен, ни о чем не подозревая, тоже остановилась и ждала.

– Мне жарко, – проговорил юноша, поворачивая к ней голову.

– Мне тоже, сударь. Давайте найдем тень.

– Обязательно, мадам. Но сейчас я бы окунулся. Вы пойдете? – он с интересом взглянул.

– Что бы ты сделал? – изумилась графиня.

– Это недолго, – быстро проговорил Луи, – если вам угодно, можете не отворачиваться.

С этими словами он проворно стянул камзол и сорочку и без раздумий взялся за штаны. Элен все-таки отвернулась, но молчать не могла.

– Луи, ты с ума сошел? Разве можно?

– А кто мне может запретить? – отозвался он.

– Но что скажет твоя матушка?

– Ничего, если вы ей не скажете.

Элен услышала плеск воды и медленно обернулась. Луи был счастлив. Элен же все беспокоилась:

– Послушай, но ведь это вредно для здоровья.

– Вы уверены?

– И, говорят, ослабляет мужскую силу, – коварно добавила она.

– А я думаю – наоборот, – самоуверенно заявил Луи, отплывая подальше.

– Но вода холодная. Ты заболеешь.

– В октябре действительно холодновато, но сейчас – парное молоко.

– Так ты еще в октябре? – ужаснулась графиня.

– На спор залез.

– И с кем ты поспорил?

– С отцом. Я доказал, что смогу. Вода восхитительная, Элен. Вы зря не хотите.

Он опять подплыл ближе, встал на дно: из воды были видны только его плечи. Глядя на страдающую от зноя графиню, он протянул руку и позвал:

– Идите сюда, вам понравится.

– Перестаньте, сударь, – церемонно отозвалась она. – И вылезайте немедленно.

– Я разрешаю вам остаться в сорочке, – она ведь достаточно длинная.

– Вот негодник!

– Элен, я отдам вам свою сорочку. Идите же… идите.

Это была чистая провокация, но Элен, поколебавшись, поддалась.

Она сняла лишнее и, оставшись в одной сорочке, доходившей ей до колен, пошла в воду. Луи встретил ее с самым дружественным видом и превратил купание в забаву.

А когда они выходили из воды, он лишь скользнул взглядом по ее фигуре: сорочка прилипла к телу и продемонстрировала все, что ему было приятно увидеть, но Луи удержался от комментариев и, надев камзол на голое тело, последовал за графиней.

* * *

В лесу, в небольшой рощице, продуваемой слабым ветерком, было хорошо, тенисто. Побродив немного по тропинке, спутники вышли на полянку. Луи огляделся и, найдя нужный ориентир, повел графиню к месту привала: к поваленному дереву, где можно было удобно расположиться.

– Отдыхайте, – скомандовал маркиз и уселся рядом с деревом, прямо на траву, прислонился спиной к стволу и надвинул на глаза шляпу. Элен устроилась рядом, но ей не хотелось спать, хотя она не была уверена, что маркиз спит. Луи бездействовал недолго. Передохнув, он достал свою флягу и напился, потом предложил перекусить.

Элен чувствовала беспричинную радость. Сейчас ей доставляло удовольствие находиться рядом с маркизом наедине, и она думала, что счастлива. Луи, судя по настороженным взглядам, не испытывал той же радости, опасаясь непредсказуемых поступков тетушки.

– А твоя Мари – милая девочка, – сказала графиня.

«Началось», – подумал маркиз и промолчал.

– Она, по-моему, благоразумна и консервативна, как Анна, – продолжала Элен.

– Что вам за дело? – не вытерпел маркиз.

– Луи, милый, мне нужно поговорить с тобой. И теперь самый подходящий случай, потому что здесь никто не помешает.

– А вы уверены, что я хочу поддерживать разговор?

– Не дерзи. То, что я намерена сказать, очень важно… для тебя, ангел мой, для тебя. Как бы ты ни относился ко мне, но я беспокоюсь о твоем будущем.

Луи усмехнулся и возвел на графиню плутовской взгляд, в переводе означающий: «Ну-ну, посмотрим, что вы там скажете…»

– Ты о будущем думаешь хоть немного? – спросила Элен.

– Я не хочу о нем думать, – выпалил маркиз.

– Разве так можно? Это несерьезно: ты уже взрослый.

– Я знаю, что меня ждет, а потому и не думаю, – добавил юноша.

– Ну, и что же тебя ждет? – поинтересовалась Элен.

– В ближайшее время я женюсь на вашей дочери, тетя, потом устроюсь на службу, ведь находиться дома после женитьбы и выслушивать все ваши женские претензии я не собираюсь. А затем, если меня не убьют на войне…

– Ах, что вы говорите, – испугалась графиня.

– Я не знаю, тетя, все это так скучно.

– А что же ты ничего не говоришь о Мари? Ей ты какое место отводишь?

– Самое главное. Она спасет меня.

– Да? Ты хочешь сделать ее официальной фавориткой, что-то вроде этого?

– Вам я не обязан ничего рассказывать.

– Значит, этой милой умной девушке ты отводишь роль содержанки, – не унималась графиня. – И думаешь, что она, как одалиска, будет утешать тебя, когда захочешь? Ах, негодник!

– Я люблю ее, – серьезно сказал Луи.

– Любишь и хочешь подарить ей жизнь шлюхи?

– Перестаньте. Что тут плохого, если иначе нельзя?

– А теперь послушай, что я тебе скажу, ведь я человек опытный и наблюдательный, и уже поэтому стоит прислушаться к моему мнению. Мари, конечно, влюблена в тебя, и ты, ангел мой, знаешь силу своих чар и умеешь ими пользоваться. Но эта девушка не набитая дура и не шлюха. Не сегодня – завтра она, в отличие от тебя, задумается о будущем. И первое, о чем подумает, это о том, что ты ей предложишь. Не думаю, что жизнь фаворитки ее привлекает. Но даже если она и согласится из любви, потеряв голову, жить на содержании, то ненадолго. Я вижу минимум два варианта. Если ты охладеешь к ней, то ее путь будет лежать в монастырь (как у Лавальер). В другом случае она оставит тебя, если найдется человек, который женится на ней. Мари не упустит случая удачно выйти замуж, и ты ничего тут не сделаешь, ведь ты, Луи, не женишься на ней, она же предпочтет быть матерью законных детей, а не бастардов. И еще одно: рано или поздно девочка осознает, что ты неисправимый донжуан, она не переживет твоих измен, как бы ни любила тебя. Вот что я думаю.

Луи сидел неподвижно и мрачно смотрел на графиню. Лицо его раскраснелось от возмущения. Он не знал, как опровергнуть все только что сказанное, потому что это прозвучало убедительно. Возразить же было необходимо.

– Вы ничего не знаете, тетя, вы только и думаете, как навредить мне, – выговорил он обиженно.

Элен грустно улыбнулась и ответила:

– Запомни одну вещь, Луи: ни одна женщина в этом мире не понимает и не чувствует тебя так, как я. И ни одна не сможет прощать тебе, как я.

– Вам, сударыня, еще нечего мне прощать, – резко сказал маркиз и вскочил на ноги.

Весь обратный путь он словно воды в рот набрал, и Элен забеспокоилась: юноша явно задумался всерьез, а значит, можно ожидать чего угодно.

* * *

А утром следующего дня юноша явился к родителям для разговора. По решительному виду и непривычно строгому бледному лицу мать догадалась, что сын скажет сейчас невозможное.

Луи говорил, не глядя на родителей, но смело подняв голову. Собственно, сказал он совсем немного:

– Я разрываю помолвку с Леонорой.

Анна замерла от ужаса. Герцог удивленно приподнял бровь. Луи ждал, что сейчас его отругают, но нет, матушка просто глотает воздух, а отец на диво спокоен. Только и спросил:

– Можно ли узнать причину?

– Я женюсь, но на другой девушке.

– Луи, – наконец заговорила мать, – вы отдаете отчет своим словам? Как? Как вы можете разорвать помолвку, когда назначен день свадьбы и все решено? Когда сам король среди приглашенных? Что это вы себе позволяете? Как вам в голову такое пришло?

– А позвольте спросить, на ком же вы женитесь? – оставаясь бесчувственным к эмоциям жены, вопросил герцог.

Луи смущенно кашлянул, будто что-то мешало ему говорить.

– Я женюсь на Мари, – тихо произнес он и вздрогнул от возгласа матери.

– А как же обещание, которое вы дали нам и графине? – строго, но все так же спокойно напомнил герцог.

Луи выразительно посмотрел ему в лицо и не выговорил ни слова.

– Лулу, опомнитесь, что вы такое говорите? Жениться на простолюдинке? – вздохнула Анна.

– Она не простолюдинка! – неожиданно выпалил маркиз. – Сейчас, кое-что покажу, – и воодушевленный Луи, молниеносно сорвавшись с места, вылетел из комнаты.

Буквально через минуту юноша с шумом ворвался обратно, неся в руках картину, покрытую материей. Луи сорвал материю и показал холст.

– Вот, смотрите, узнаете?

Герцогиня с любопытством смотрела на изображение молоденькой девушки, кротко улыбавшейся с холста. Герцог бросил заинтересованный взгляд.

– Вы видите, кто это? – не унимался Луи.

– Действительно, она похожа, – с сомнением произнесла герцогиня.

– А платье, вы видите, какое на ней платье? Художник сказал мне, что это дочь какой-то маркизы или графини.

– Вы думаете, что перед нами портрет Мари? – снисходительно спросил Франсуа.

– Я уверен в этом, потому что у меня есть более веские доказательства, – торжествующе заявил юноша.

– Какие же?

– Велите позвать Мари, и сейчас мы все узнаем.

– Хорошо, позовите ее.

Луи нашел слугу и отдал ему поручение, а сам вернулся к родителям.

– Вот увидите, что она совсем не такая, как другие горничные. Я это заметил с первого дня. Ее манеры, а особенно ее речь ясно показывают это. Так может говорить только девушка из общества, я не мог ошибиться.

Вскоре Мари была уже в комнате. Поклонившись, она с тревогой посмотрела на Луи, не зная, зачем ее вызвали.

– Подойди ближе, – спокойно пригласила Анна.

– И посмотри на это, – отходя в сторону от портрета, который он сейчас загораживал, попросил Луи.

Мари увидела картину, и хотя в первый миг в ее глазах отразился мимолетный испуг, затем спокойствие уже не сходило с ее лица.

– Что скажешь? – заинтересованно спросил маркиз, внимательно глядя ей в лицо.

– А что говорить? – оглянувшись на герцогиню, произнесла девушка, – вы хотите знать, нравится ли мне картина?

– Нет, я хочу услышать, узнаешь ли ты ее?

– Не понимаю, – пожав плечами, сказала девушка.

Франсуа с большим интересом следил за обоими.

– Кто же, по-твоему, изображен на картине? – настаивал Луи, уже начиная волноваться.

– Не знаю, сударь, – наивно ответила Мари.

– Я тебя умоляю, не притворяйся. Я знаю, что на этой картине – ты.

– Та девушка младше… – тихо заметила Мари.

– Естественно, два года назад ты была младше. Не упрямься и рассказывай все по порядку.

Вот тут девушка растерялась, тем более не знала, к чему приведет этот разговор.

– Не заставляй себя долго ждать, – нетерпеливо сказал Луи, – тебе нечего бояться. Рассказывай.

Мари от волнения теребила оборку фартучка и, стараясь не смотреть никому в лицо, начала говорить в пространство:

– Хорошо, я удовлетворю вашу просьбу, но не уверена, что это будет так интересно. Мари – это одно из моих имен. Меня зовут Мари Анриетта д’Анже. Моя мать, действительно, была маркизой, отец – дворянин, но я не знаю его. Я родилась еще до того, как моя мать вышла замуж. Меня воспитывали в монастыре, матушка находила для этого средства, иногда она забирала меня оттуда, чтобы отдохнуть летом в поместье. И портрет был написан как раз в такое время. Год назад мамы не стало, и я оказалась никому не нужна. За меня больше не платили, принять в общество и не думали. Тогда, взяв оставшиеся у меня деньги, я решила попытать счастья в Париже, потому что у себя дома я не осмелилась бы наниматься. У меня не хватило духу остаться, а надежды слишком овладевали мной. Но все оказалось гораздо проще и прозаичнее. Не успела я приехать в Париж, как ко мне подошла одна добрая женщина, расспросила обо всем и предложила свою помощь. Она была так добра и обходительна, что я пошла с ней, потому что ничего вокруг не знала. Эта женщина обещала устроить меня горничной (а я-то надеялась стать гувернанткой). Дальше вы, сударь, знаете…

Луи взволнованно выслушал весь рассказ, не сводя сочувственного взгляда с лица Мари. Да, ее слова звучали неутешительно.

Герцогиня Анна тоже не осталась равнодушной. Она пожалела бедную девушку, но что поделаешь? Помочь ей нечем. Анна только спросила:

– Как звали твою матушку?

– Виктория.

– Кажется, я знаю ее. Когда-то мы встречались. Но это ничего не меняет, Луи. Вы меня понимаете?

Луи взглянул на отца. Тот смотрел равнодушно, явно потеряв интерес к бушевавшим тут страстям.

Крайне взволнованную Мари попросили удалиться, ведь разговор еще не завершен. Как только она исчезла, герцогиня всплеснула руками:

– Это невозможно, невозможно. Луи, вы не понимаете, что творите.

Она бы долго причитала, если бы муж не прервал ее:

– Погодите, сударыня. Вопрос не так сложен, как кажется. И нет никакой трагедии. Наш сын уже взрослый, я прав, Луи?

Юноша кивнул в знак согласия.

– Вот видите? А раз так, то он имеет право принимать решения. Однако, сударь, вы должны считаться с теми, кто вас окружает, и вообще, с существующим порядком. А потому имейте в виду: если вам так хочется, женитесь на вашей избраннице, но, не обессудьте, сделавшись ее супругом, вы перестанете быть моим наследником. Вы свободны: можете идти, куда заблагорассудится, и жениться, на ком угодно. Это ваше право.

– Франсуа!.. – умоляюще проговорила Анна, не зная, к кому броситься: к мужу или к сыну.

Луи, кажется, еще не верил своим ушам. Он загадочно поглядывал на отца, и в глазах его появилось оживление.

– Это правда? Я свободен? – почти шепотом спросил он.

– Как ветер в поле.

– Вы лишаете меня наследства, у меня ничего нет, и я могу идти, куда хочу, и делать, что хочу? – громче проговорил юноша.

Герцог кивнул.

– Перестаньте, прошу вас, – бесполезно возражала Анна.

У Луи от радости перехватило дыхание. Глаза ярко сияли. Нет, он не мог оставаться спокойным. Он издал какой-то победный клич, подпрыгнул чуть ли не к потолку и, рассыпаясь в благодарностях, помчался к Мари, еще не подозревавшей о столь нежданных переменах.

Герцогиня упрекала тем временем мужа:

– Как вы могли, сударь? Он мальчишка, он не понимает, что творит, он несовершеннолетний и не может решать, но вы-то, вы…

– Напрасно вы так волнуетесь, – отвечал герцог, – я думаю, Луи вернется очень скоро. На что-то ему нужно жить.

– Вернется? Вы плохо его знаете, – проговорила Анна. – Луи слишком горд, чтобы признать себя побежденным.

В эту минуту Луи ворвался к Мари и, едва отдышавшись, бодро сообщил:

– Радость моя, уж теперь-то никто нам не помешает. Теперь мы всегда будем вместе. Мы свободны…

Девушка растерянно взирала на него, не зная, что и подумать. А Луи радостно прижал ее к себе, расцеловал и заявил:

– Мы обвенчаемся, никто не возражает.

– Что? Луи, о чем ты говоришь? – озадаченно спросила она, не сводя с него тревожного взгляда.

Он ответил, не глядя в глаза:

– Я только что говорил с родителями. Отец разрешил.

– Этого не может быть, – проговорила она, все больше волнуясь. – Я не верю. Твой отец?.. Он выгнал тебя?

Луи, наконец, остановил взгляд на ней и спокойно сказал:

– Я свободен, я больше не наследник… ну и к черту! Зато я могу идти, куда хочу, делать, что хочу. И первое, что я сделаю, это женюсь на тебе, не сомневайся.

– Но Луи, куда же мы пойдем? Как мы будем жить?

– Послушай, Мари, ты что, боишься? Ты ведь со мной. Неужели я не позабочусь о тебе?

– Ты не знаешь, что такое бедность.

– Я тебя умоляю, – выразительно закатывая глаза к потолку, произнес маркиз. – К твоему сведению, два года назад я удрал из дома. Для начала я решил съездить в Англию. И я добрался до порта, я даже договорился с капитаном одной шхуны: пришлось продать лошадь, чтобы заплатить. – Луи вздохнул. – Но моей мечте не суждено было сбыться. Отец отыскал меня. А как было хорошо!

Мари смотрела на него с особым интересом, ведь она и представить себе не могла, что Луи способен на подобные выходки. То есть она представляла его способным на все, но только не на жизнь бродяги. Он всегда жил в достатке. Вообразить эти руки испачканными дорожной грязью, это излучающее довольство тело подверженным любым невзгодам было невозможно.

– Тебя наказали? – спросила Мари.

– Разумеется. Отец выпорол меня, чтоб больше не бегал, правда, ему понравилось, как удачно я продал лошадь. А потом он привез меня домой, словно в тюрьму. Матушка не отходила от меня, вызвала толпу слуг, врача, о боже… пришлось все терпеть, вспоминать тошно. Так что не бойся, я знаю, что такое нас ждет. Я знаю, что в год не заработаю столько, сколько трачу теперь за месяц. Ну и что? Я дворянин, и если меня не возьмут на службу, я могу давать уроки фехтования в провинции, но, я думаю, возьмут. Ты только верь мне, и все будет хорошо.

– Луи, прости, но я не могу, – вдруг выговорила девушка с грустью. Его предложение так заманчиво, но она еще не потеряла рассудка.

– Что, что? – насторожился он. – Ты не хочешь быть моей женой? Или боишься?

– О нет, Луи. Я не могу допустить, чтобы ты по моей вине лишился всего.

– Чепуха…

– Нет, послушай. Ты – единственный наследник, ты не можешь все бросить и уйти – это безответственно. А о матери ты подумал? Нет, милый, я не в праве встать у тебя на пути. Не проси.

– Мари, – его лицо изменилось. В глазах появился испуг.

– Нет, – твердила она, отворачиваясь.

Луи обнял ее и не переставал уговаривать.

– Пожалуйста, уедем, пока отец не передумал. Вот увидишь, мы устроимся, у нас все будет. Мари, ты не доверяешь мне?

– Слишком большая жертва. Лучше, пока не поздно, покайся и верни себе расположение родителей. Прошу тебя.

– Да ты понимаешь, что говоришь? – он задыхался от волнения. – Ты хочешь, чтобы я женился на Леоноре? Ты хочешь, чтобы мы были несчастны? Ты этого хочешь?

Не ответив, Мари вырвалась и бросилась в кабинет маркиза, откуда еще не ушли хозяева.

– Мари, постой, куда ты? – Луи поспешил за ней.

Девушка без оглядки, не останавливаясь, влетела в кабинет и, не замечая крайне изумленных взглядов герцогини и ее мужа, бросилась на колени и взмолилась:

– Умоляю вас, простите; простите, если я стала невольной причиной раздора в вашей семье. Простите вашего сына, он вовсе не желал причинить вам боль. Я взываю к вашей доброте, монсеньор, и к вашей материнской любви, сударыня. Не судите Луи строго. Если я виновна, – наказывайте меня, но не лишайте его прав, принадлежащих ему. Он же единственный ваш наследник, единственный… умоляю…

Из ее глаз текли слезы, вся ее фигура казалась такой беззащитной и хрупкой, что герцог не остался равнодушным, а герцогиня протянула руки и нежно заговорила:

– Встань, дитя мое, встань, подойди.

Луи, насупившись, стоял в дверях, не решаясь пройти дальше. Отец бросил на него строгий взгляд и заметил:

– Ну что, вы еще настаиваете на вашем решении?

Луи беспомощно пожал плечами, жалобно отозвался:

– Вы же видите, что она делает? Вы слышите, что она говорит?

– Ты умница, – сказала Анна, приласкав несчастную девушку.

– Вы ведь не прогоните вашего сына? – спросила Мари.

– Это зависит от него, – пояснил герцог.

Луи оживился, подошел ближе.

– Хорошо, я подчиняюсь вашей воле, если все этого хотят, – произнес он безразлично.

Мари откланялась и тихо вышла. Ей хотелось зарыться головой в подушки и ничего не видеть и не слышать.

А Луи еще раз подтвердил:

– Я подчиняюсь.

– Вот и хорошо, Лулу, – оттаяла герцогиня, обнимая его, бесчувственного сейчас к ласке.

– Это окончательное решение? – спросил герцог.

– Что? – переспросил юноша, успевший забыться.

– Я интересуюсь, окончательное ли это решение: ваше настроение меняется, как погода.

– О да. Я женюсь на Леоноре, как вы того желаете, – он подумал и добавил: – но это не из-за наследства.

Луи, опустив глаза, двинулся к выходу. Он уже ничем не мог заниматься, парализованный всем случившимся. В его мозгу не укладывалось, как Мари могла так поступить? Что движет ею? Поймет ли он когда-нибудь?

Мари не обиделась на отсутствие Луи. Она сама явилась к нему вечером и застала уже в постели. Юноша не спал, продолжая раздумывать о своей незадачливой судьбе. Появление Мари удивило его, ведь она всегда боялась тайных свиданий, но маркиз не возражал и спокойно смотрел на девушку, пока она приближалась.

– Я пришла пожелать тебе покойной ночи, – она присела на край постели.

– Хорошо, – согласился он.

– Ты еще сердишься на меня?

– Нет, я не сержусь. Но ведь и мне было трудно отказать родителям, сказать, что я не женюсь на Леоноре…

– Я знаю.

Он взял ее за руку, даже улыбнулся.

– Я не всегда тебя понимаю, Мари. Но это ничего, это пустяки. Лежу вот и думаю: какой же я осел! Почему умные мысли приходят так поздно?

– Все идет своим чередом, как положено… какие горячие руки…

Они долго смотрели друг на друга, и были счастливы. Мари потянулась к нему, поцеловала. Луи повлек ее под одеяло.

– Я никогда не забуду твои губы, – шептала Мари, будто прощалась.

– Люби меня, хорошая, люби крепче, – отзывался Луи, страстно прижимая к себе и целуя до бесконечности.

Казалось, примирение так естественно, будто и не произошло ничего драматичного. Мари стремилась доказать свою любовь и преданность, Луи ничего не оставалось, как тепло принять ее. Но именно в эти минуты, словно из ничего, возникла совершенно нелепая ситуация, повлекшая за собой если не разрыв, то серьезную размолвку.

Мари не следовало быть слишком доверчивой и откровенной. Но об этом она подумает после.

– Не понимаю тебя, Мари, не понимаю, – вздыхая, проговорил маркиз. – Все так хорошо, а ты мне отказала. Ты что, не веришь мне?

– Верю, Луи.

– Хочешь угодить моим родителям? – спокойно допытывался он.

– Нет.

– Почему ты со мной? – наконец спросил он.

Мари без смущения отвечала:

– Бедный, ты привык, что всем от тебя что-то нужно. Да так оно и есть: кому-то нужна прибавка к жалованью, кому-то подарки, кто-то надеется на повышение. Верно?

Луи нахмурился и сказал:

– Я знаю, чего они хотят от меня; они знают, что нужно мне. Мы хорошо понимаем друг друга. А тебя я не понимаю.

– Да что же тут непонятного? – удивлялась она с улыбкой, – я люблю тебя, Луи, вот и все.

Его ответ прозвучал неожиданно:

– Любишь? Но пойти за меня отказалась.

– Ты должен понимать, что это невозможно, – беспомощно отозвалась Мари.

– Ничего я не должен, – сердито проговорил маркиз. – Я не наивный, как тебе кажется, и знаю, что из себя представляют наши горничные, во всяком случае большинство, – дешевые шлюхи. О тебе я думал иначе, но оказывается, совсем ничего не понимаю. Я думал, ты особенная, Мари, поверил тебе…

Девушка встревожилась, стала сбивчиво объяснять:

– Луи, ты просил невозможного.

– Просто ты не хочешь! – выпалил он. – А чего ты хочешь, Мари? Чего?

– Я ничего у тебя не прошу, – смутилась девушка.

Устремив на нее неприступный взгляд, Луи невыносимо спокойным тоном вопросил:

– Тогда позволь узнать, что ты сейчас делаешь в моей постели? Может, позовем кого-нибудь?

Мари невольно замерла на своем месте, не в силах оторвать взгляд от лица юноши. Она вдруг вспомнила тот день, когда Луи впервые поцеловал ее в девичьей. Вспомнила, каким агрессивным он был тогда, как вел себя. Ей сделалось страшно. А что, если он и в самом деле кого-нибудь позовет? Что ему стоит?

Заметив ее испуг и поникший взгляд, маркиз заявил:

– И не нужно обид… Еще неизвестно, кому впору обижаться.

Холодные интонации, холодный взгляд – откуда это взялось? Почему он такой? Чем она вызвала такую реакцию?

Мари не могла после этого остаться.

* * *

Луи загрустил. Его печаль была тем сильнее, чем определеннее он осознавал правоту слов графини. Вот, он же сделал предложение Мари, он рисковал вызвать гнев родителей, он был готов отказаться от наследства ради нее, а она… если она сейчас поступила так, то, пожалуй, Элен права. Еще и последний разговор…

Поникший вид юноши заметили все, и в первую очередь мать. За столом она с тревогой следила за ним и с неудовольствием отметила, что сын почти ничего не ест, рассеян и весь в себе.

Луи тем больше беспокоился, что в голову лезли неприятные мысли. Мари, такая честная, принципиальная. Она его любит, в этом нет сомнений. Но что же она знает о нем такого, чего он не ведает? Почему она отказала? Все складывалось удачно. Почему же «нет»?

С такими мыслями, действительно, кусок в горло не лез. И Луи отправился гулять в парк. Это единственное, что немного облегчало его страдания.

Утомившись бродить и не желая возвращаться в дом, Луи устроился в одной из беседок, когда солнце уже скрылось за деревьями. Он сидел, прислонившись головой к деревянной опоре, а мысли уже не бежали, а едва плелись. Ласковое прикосновение было так неожиданно, что Луи вздрогнул и обернулся.

– Не бойся, это я, – проговорила графиня, усаживаясь рядом. – Насилу уговорила Анну не искать тебя.

Луи принял прежнюю позу и сказал сам себе:

– Я чувствую себя скотиной.

– О-о-о, кажется, у нас проснулась совесть? Что же ты скажешь лет через десять?

– Пришли позабавиться? – горько спросил он.

– Нет, милый, – тихо сказала Элен, проведя ладонью по его волосам, – тебе нельзя так долго оставаться в одиночестве.

– Как вы добры, – съязвил он.

– Луи, Анна мне все рассказала. Уверена, ты был великолепен. Я, признаться, не ожидала от тебя таких стремительных поступков. Пожертвовать наследством, будущим, чтобы составить счастье горничной… это потрясающе. Я восхищаюсь тобой. И… все же… ты решился нарушить слово, данное матери. Я думала, мать для тебя дороже всего на свете. А моя девочка? Опозорить ее? Луи, ты еще не знаешь себя. И я вовсе тебя не упрекаю. Когда же еще ошибаться, как не в юности?

Он повернулся к ней лицом, смотрел недоверчиво.

– Что это вы, тетя, выступаете, словно на форуме?

– Я так взволнована, Луи…

– С чего бы?

– Я чувствую себя виноватой. Не смейся, но это после нашего разговора в лесу ты решил все перевернуть. Так что я сама чуть не лишила свою дочь жениха.

– Элен, я не желаю верить ни единому вашему слову, – произнес маркиз, – но почему-то вы слишком часто оказываетесь правы. Лучше ничего не говорите, а то я с ума сойду. Если бы вы говорили о хорошем…

Графиня придвинулась ближе и тихо взяла его за руку.

– Луи, я не знаю, что бы ты хотел услышать. Все на самом деле не так уж плохо. Детство кончилось – в этом все дело. Понимаешь, ангел мой? Ребенок многое себе позволяет, но взрослый уже не может безнаказанно чудить. Жизнь не безоблачна. И придется это принять как аксиому. За каждый свой шаг ты будешь нести ответственность…

– Это не ваши слова.

– Ну вот, ты опять осадил меня. Радость моя, ты очень вольно говоришь со мной. Но я не сержусь, мне даже нравится, – она все гладила его по волосам, словно утешая.

Луи совсем развернулся к ней лицом и долго ее разглядывал. В его глазах промелькнуло мучение, затем они засияли особым блеском. Перед ним сидела красивая женщина, ее-то он теперь и разглядывал. Смутное вертелось у него в голове. Хотелось чем-нибудь досадить самоуверенной кокетке. Противоречило этому давно подавленное чувство. Очень велико было очарование Элен, под которое подпал юноша несколько лет назад. Титанических усилий над собой стоило ему забыть безжалостную возлюбленную. Забыть – не то слово. Разве такое забудешь? Может, все его похождения и были средством забвения? Как протекала бы его жизнь, не вмешайся тогда Элен? И, кажется, она первая и пока единственная из старших, кто всерьез видит в нем взрослого, хотя так часто и напоминает ему о его незрелости.

– Я пойду, – тихо произнес маркиз и встал.

– Иди, милый. А я погуляю немного.

Она милостиво улыбнулась, и Луи откланялся.

А ночью графиню ожидал сюрприз. Элен как раз приготовилась ко сну и, отпустив служанку, задержалась перед зеркалом. Она осталась довольна своим отражением: молода и прекрасна.

Стук в дверь.

– Войдите, – отозвалась графиня, думая, что Анна пришла посекретничать.

Каково же было ее удивление, когда в комнату вошел маркиз де Куломье.

– Ангел мой, ты пришел пожелать мне покойной ночи? Как это мило, – идя ему навстречу, ласково говорила Элен, а сама пыталась угадать причину позднего визита.

На вид Луи был спокоен и уверен в себе.

– Да, тетя, я пожелаю вам покойной ночи, только чуть позже, – ответил он и приблизился к алькову.

– Ну… я слушаю, – недоумевала графиня.

Луи тем временем скинул камзол.

– Что это ты делаешь? – удивилась Элен.

– Как что? Раздеваюсь, – преспокойно отозвался маркиз, пытаясь развязать завязки манжет.

– Но… это не твоя спальня, – заметила Элен, еще не зная, какой тон взять.

– Я знаю. Хотя… если подумать, то замок мой, а значит все, что в нем находится, тоже мое.

– Ах, да, я совсем забыла об этом, – шутливо проговорила Элен.

– Да помогите же мне, мадам, – взмолился маркиз, запутавшись в завязочках.

Элен подошла к нему и исполнила просьбу. Луи стянул сорочку, так что графиня невольно окинула взором его обнаженный торс.

– Ты любишь рисковать? – спросила Элен.

– Обожаю.

– Я так и поняла. Прийти сюда в этот час для тебя рискованный поступок, к тому же неосмотрительный.

– Вы до сих пор не поняли, что я делаю только то, что хочу?

– Громкое заявление. Могу себе представить лицо Анны, когда бы она узнала, что ты вытворяешь.

– Я пока не начал ничего вытворять, – предупредил маркиз. – Я хочу спросить у вас, Элен, за что вы так поступили со мной? Почему бросили? Чем я вам не угодил?

– Ах, Луи, милый мой, зачем тревожить прошлое? Все люди ошибаются. И я совершила ошибку.

– То, что было, вы ошибкой называете? – возмутился юноша.

– Нет, ошибкой была моя неосмотрительность. Я допустила твои страдания, о чем сожалею.

– А неосмотрительностью вы называете жестокость?

– Луи, ты слишком много говоришь.

– И в самом деле, я пришел не разговаривать.

– Вот и хорошо.

Элен вдруг испугалась. До сих пор все походило на сложную, опасную игру. И Элен не сомневалась в своих силах. Ей доставляло удовольствие провоцировать юношу, но только теперь, в эту минуту, когда он взял инициативу в свои руки, она ощутила страх и неуверенность. Действительно ли она готова пойти до конца? Не заигралась ли?

По его глазам, а Луи стоял напротив, очень близко, Элен поняла, что шутки кончились. И этот купидон прекрасно знает, чего хочет в эту минуту. Видимо, о разумности своего поступка он подумает позже, да ведь он ясно сказал, что любит риск.

Элен не знала, какая работа происходила в его мозгу все эти дни, но решение было принято. Еще минута, и ничего уже не исправишь. И вот эту-то минуту графиня бездарно проворонила.

Они смотрели друг другу в глаза, и Луи сам подался вперед. Элен отступила на шаг, но маркиз снова надвинулся на нее. Чувствуя, что потеряла контроль над разгоряченным кавалером, графиня уперлась руками в его грудь, но Луи безжалостно подтолкнул ее к кровати, и Элен, не удержавшись, упала на одеяло. Она и не думала, что юноша способен так с ней обращаться, к тому же он оказался неожиданно для нее таким сильным, что запросто мог сломить любое сопротивление. Так нужно ли сопротивляться?

Она знала, что будет хуже, если не сдаться на милость победителю. И Элен сдалась, о чем не пожалела. Почувствовав, что нет необходимости сражаться, Луи одарил графиню такими мастерскими поцелуями, что красотка не чинила больше никаких препятствий.

Элен наслаждалась каждым объятием, каждым поцелуем. Она не разочаровалась и даже была удивлена своеобразным смешением деликатности, нежности и дерзкого натиска, необузданной страсти. А шокировала ее опытность юноши. Это вызвало и небольшую тревогу.

– Бедная малышка Мари, что будет с ней, когда она прозреет? – заметила Элен, когда маркиз собрался уходить.

– Это вас не касается, Элен, запомните. И не вздумайте вмешиваться в мою жизнь.

– Послушай, ангел мой, а ты не боишься, что она родит тебе наследничка?

Он самоуверенно взглянул на графиню и ответил:

– А может, я хочу, чтобы она родила мне сына.

– Ты сошел с ума, милый.

– Я бы предпочел иметь детей от нее, а не от вашей дочери.

– А от меня? Когда-то ты мечтал, – задевала Элен.

– От вас? Если бы вы скинули годков десять, может быть, – съязвил маркиз.

– Грубиян. Ну что, опять помочь с этими завязками?

– Если не трудно.

Элен вновь оказалась возле него. Пока она завязывала манжеты, Луи лез с поцелуями, наконец обнял и принялся страстно целовать.

– Луи, довольно, – она смеялась, – довольно, тебе пора.

– Еще немного, – не унимался маркиз, и вновь его ладони блуждали по ее груди и бедрам.

Элен никак не могла его выставить и поражалась этой стихийной неуправляемости. Теперь она понимала, почему так беспокоится Анна.

Все же маркиз собрался уходить и уже прощался, но напоследок умудрился урвать еще один долгий поцелуй.

Элен была совершенно счастлива и еще не представляла, как действовать в дальнейшем.

После этой ночи графиня не могла видеть маркиза, чтобы не ощутить сладостной дрожи во всем теле. Луи отвечал ей каким-то особо проникновенным взглядом, в котором совсем не чувствовалось желания поиграть. Это был серьезный, глубокий взгляд. К тому же юноша перестал «шалить», как-то поубавилась его безудержная веселость и прыть.

Леонора ничего не замечала, потому что думала только о себе. А маркиз и не пытался ее разочаровать. Родители по-своему толковали перемены в поведении сына. Налет задумчивости на лице возлюбленного Мари приписывала своему отказу выйти за него замуж ценой потери состояния. А Жанна не на шутку встревожилась. Ей представлялось, что Луи, влюбленный в Мари, очень переживает из-за необходимости жениться на Леоноре и нервничает из-за присутствия бывшей своей возлюбленной.

Так все запуталось и назревало что-то нехорошее. Вот-вот грянет гром. А пока еще никто ничего не знает и не подозревает… Никто, кроме Жанны.

Она, конечно, не стала сообщать хозяевам, но с воспитанником своим нашла время поговорить. Знала, что непросто будет, да уж кто-нибудь должен ему сказать.

– Ах, сударь, что же это выходит? Заморочили вы голову честной девушке, а теперь…

– Что теперь? – насторожился маркиз, почувствовав неладное.

– Вот именно – что?

– Жанна, разве ты плохо меня знаешь? Мари дорога мне, я люблю ее, а значит, сам о ней позабочусь, не нужно заводить разговор.

– Любите Мари, а безобразничаете, – с намеком заметила Жанна.

– Не понимаю, – холодно бросил маркиз.

– Все вы понимаете, сударь, уже не дитя.

Луи неожиданно выпалил:

– Да что ты знаешь? Я предложение ей сделал всерьез, а она… она отказала мне.

– Мари – умная девочка, – только и сказала Жанна.

– Умная? – рассердился Луи и принялся ходить взад-вперед. – Я бы женился на ней…

– Вы, сударь мой, нескоро еще образумитесь: не нагулялись еще. И не пара вы, она не вашего круга. Да что тут говорить, когда вы… Мало вам прошлого раза с тетушкой вашей?

– Лучше молчи, Жанна, – в его голосе зазвучала угроза, – я сам разберусь.

– Я-то промолчу, сударь, да кто же вам правду скажет? Вы не обижайтесь на меня. Вот усвоите урок – вам же лучше, а нет – намаетесь.

Луи промолчал и озадачился. Как это Жанна все о нем узнает?

* * *

Среди прочих чувств Элен испытывала страх, смешанный с восторгом. Ей было интересно и приятно открывать для себя Луи, переставшего быть ребенком. Графиня удивлялась и трепетала от проявлений его физической силы. Затем она отметила, что он ведет себя в сущности по-рыцарски, как бы ни дерзил и ни ломался. Наконец она открыла в нем талантливого любовника, правда, весьма необузданного. Вероятно, он сам еще не умел управлять кипевшими в нем энергиями и даже зависел от них. Элен убеждена, что этого юношу следует еще обучать, прежде чем он достигнет несомненного мастерства и сделается воплощением мечты, и она уверена, что в этом и заключается ее миссия. Луи ничего не знал о планах графини, но позволил себе увлечься. В конце концов, зачем противиться очевидному: она привлекает его как женщина, и с ней он находит так много необходимого для себя, а обязательств, в сущности, никаких.

Ночами происходили опасные встречи, а днем незаметно любовники обменивались только им понятными жестами или взглядами. И когда сияющие глаза маркиза останавливались на лице графини, Элен казалось, будто он прикасается к ней, и становилось тесно в корсете.

Элен не переставала удивляться.

О том, что Луи обладает изрядным аппетитом, она и прежде знала. Что ж, пусть Анна беспокоится об этом, ведь кто, как не она, всегда заботилась о том, чтобы сына кормили как следует.

Однако, что действительно поразило графиню, так это сексуальный аппетит юноши. Сначала она принимала все как забаву и списывала на его юность. Конечно, в нем открылся источник этой неукротимой энергии, что вполне соответствует возрасту.

Потом Элен решила, что всему виной вседозволенность и распущенность. Луи избалован материнской любовью и вниманием красавиц. Ничего не поделаешь, обладатель ангельской внешности волей-неволей привлекает к себе слишком много внимания. И графиня даже забеспокоилась: не переутомился бы юноша. На ее осторожный вопрос он ответил насмешкой и продолжал требовать удовольствий. Возникало ощущение, что его распирает от желания, и он просто заложник своего темперамента. Откуда же в нем все это? У Элен были разные любовники. И молодые, конечно. Однако ни один из них не мог похвастать неутомимостью и готовностью угодить даме в такой степени, как это делал юный маркиз. Элен, безусловно, довольна и всегда готова к удовольствиям, но как же Луи? Не переоценивает ли он себя? Удивительно, но после ночных бдений с графиней маркиз не выглядит сонным или рассеянным, что было бы естественно. С обычной своей энергией носится верхом, фехтует, дурачится. Единственное, что способно заставить его уснуть днем, это плотный обед, но вечером неуемная активность возвращается, и родителям нужна незаурядная фантазия, чтобы направить энергию сына в полезное русло.

* * *

Однажды, на верховой прогулке, оказавшись рядом с маркизом, Элен ощутила, как по всему телу прошла дрожь. Это становилось пыткой. Он вопросительно взглянул своими сапфировыми глазами, и графиня чуть не расплакалась от досады. Она подбодрила свою лошадь и, умчавшись вперед, исчезла из виду.

Герцог-отец заволновался: что это с кузиной? Все ли хорошо? Поскольку она не возвращалась, чтобы присоединиться к группе, Франсуа решил ехать вперед, чтобы найти ее. Луи заверил, что справится с задачей быстрее, потому что знает каждое дерево. Отец позволил.

Маркиз умчался в том же направлении, что и графиня, остальные неторопливо продолжали свой путь.

Луи скоро нашел «беглянку»: съехав с дороги, графиня спешилась и стояла у огромного дерева, обнимая его и глядя снизу на покачивающуюся крону. Элен таяла от удовольствия, даже прикрыла глаза. Она опомнилась, лишь почувствовав ласковое прикосновение, повернула голову. Луи стоял за ее спиной и тихо накрыл своими ладонями ее руки. Он смотрел решительно и нежно, едва прикоснулся губами к ее виску.

Элен оторвалась от ствола дерева, и Луи сразу отпустил ее. Она ничего не говорила, просто шла будто без цели.

– Элен, – позвал маркиз.

Она склонила голову в его сторону, остановилась и прямо посмотрела на него.

– Зачем ты преследуешь меня? Я хотела побыть одна.

– Отец волнуется… Элен, как вы прекрасны.

– Ты гнался за мной, чтобы сообщить об этом? – она нервно рассмеялась, останавливаясь возле другого дерева.

– Слова стынут на губах… – проговорил юноша, поедая ее глазами.

Испытывая легкий приступ испуга, Элен оперлась спиной о ствол дерева и взирала на Луи. Он подошел к ней вплотную, прижал руки ладонь к ладони и долго смотрел в глаза.

– Элен, – проговорил он еле слышно, словно это шептали листья на ветру.

– Нас могут застать, – отозвалась графиня, взволнованно дыша.

Луи тихо гладил ее ладони. Элен не отрываясь смотрела ему в глаза. Он поцеловал ее в губы. Графиня ослабела и медленно опустилась на траву возле дерева. Оторвавшись от его губ, она почувствовала, что стало легче и свободнее дышать: ну конечно, он ослабил шнуровку корсажа.

– Ах, Луи, ты погубишь меня…

Но юноша будто не слышал ее и с наслаждением принялся целовать упругие груди. У Элен закружилась голова. Казалось, еще немного, и она лишится чувств, а этот то ли ангел, то ли демон лишь разжигает в ней пламя. Уже стало все равно, застанут их или нет, хотелось лишь утолить неистовое желание, избавиться от сильнейшего напряжения…

– Поедемте, мадам, они уже недалеко, – донесся до Элен его голос.

Луи был готов ехать – только вскочить в седло. Элен огляделась. Она одета: сама не заметила, как успела привести себя в порядок. Ну да, он же помогал.

Она еще раз взглянула на маркиза и поразилась: у него такой вид, будто его здесь и не было. И вовсе не он поверг ее в пучину страсти и не он несколько минут назад обладал ею.

– Что вы так смотрите, графиня? – серьезно спросил он. – Пора ехать.

Он помог ей сесть в седло и сам оказался на коне.

– Луи, – пробормотала она.

Он посмотрел.

– Следует быть осторожными.

– Я только исполняю ваши желания, мадам, – ответил юноша.

– Я вовсе не желаю, чтобы ты надорвался…

Он рассмеялся и заметил:

– Вы хотите того же, чего и я. Желания наши совпадают, и ночью мы продолжим беседу.

– Безумец.

– За меня не беспокойтесь, тетя, – съязвил он, выезжая на дорогу.

* * *

На охоту выехали с дамами. Царило непринужденное веселье, то и дело слышались комплименты и шутки.

На привале успели не только отдохнуть и перекусить, но и насладиться импровизированным концертом. Луи предусмотрительно захватил с собой гитару: к недоумению матери, считавшей этот инструмент слишком резким в сравнении с лютней, и к удивлению графини, не успевавшей делать новые открытия в своем юном обожателе.

Ничуть не смущаясь присутствием родителей и гостей, маркиз притулился с гитарой в стороне от компании и довольно долго наигрывал разнообразные мелодии, переходя от них к выразительным аккордовым пассажам и вновь возвращаясь к мелодиям.

Его не беспокоили, но многие на самом деле с удовольствием слушали. Так продолжалось до тех пор, пока Элен не попросила юношу спеть. Она все никак не могла привыкнуть к тому, что некогда чистейшее детское сопрано преобразовалось в замечательный тенор, который требовалось еще оттачивать.

Луи охотно согласился петь, хотя и метнул на графиню один из тех взглядов, которые обещали сюрприз. Без остановки маркиз исполнил сразу несколько песен, неизменно вызывая восторг у слушателей. Элен, между тем, не уставала рассматривать его. На охоту Луи оделся неброско, но в добротные кожаные вещи: и кожаная веста,[3] и кожаные штаны, и, само собой, кожаные ботфорты; перчатки и кожаный кафтан сейчас были сняты, только белая сорочка была из тонкой голландской ткани.

Эту страсть к хорошим, красивым, но очень дорогим рубашкам с трудом терпел отец и старался ограничивать сына. Но все без толку: Луи, как какая-нибудь капризная принцесса, неохотно носил сорочки из более грубого полотна, да еще менял их по несколько раз в день. Он даже соглашался урезать траты на верхнюю одежду, на носовые платки и на карманные расходы, лишь бы носить чудесные сорочки, прихотливо отделанные кружевом.

Солнышко, скользившее своими лучами по фигуре юноши, заставило отливать золотом его белокурую шевелюру, и Элен любовалась.

Сюрпризом для нее оказалась песня в диапазоне меццо-сопрано. И слова… слова с таким неприкрытым намеком на прошлое, что графиня невольно смутилась. Но никто, к счастью, этого не заметил и не понял намеков.

Франсуа не мог не признать выдающихся способностей сына, но его очень смутила эта песня, исполненная в диапазоне меццо-сопрано. Голос – чудо, но…

– Стоило ли петь женским голосом? – спросил герцог после выступления.

Луи устремил на него недоуменный, почти негодующий взгляд и убежденно ответил:

– Эту песню нельзя петь иначе…

– Почему же?

– Разве вы не понимаете? – горячился юноша. – Она исполняется так, и только так.

Герцог не стал спорить. Он не любил чрезмерного увлечения искусствами у своего отпрыска, но деваться некуда. При всей своей бесцеремонности, при «умении» выглядеть пошлым и дерзким до наглости, Луи обладал поразительной восприимчивостью красоты. Бывая в театре или на концертах, он служил своеобразным индикатором. Если на сцене демонстрировали что-нибудь стоящее, Луи словно растворялся. Все его существо устремлялось в другой мир. Он сидел неподвижно и, казалось, впитывал всеми фибрами. Но если произведение не отличалось особыми достоинствами, Луи становился похож на чертенка и за вечер утомлял своих родителей чрезмерной активностью. Его то и дело нужно было урезонивать, а разговор о приличиях был для него своего рода красной тряпкой.

– А все же, зачем? – спросила Элен у юноши, отходя вслед за ним от компании.

– Что? – не понял маркиз.

– Петь в женском диапазоне, – уточнила графиня.

– Я ведь доходчиво объяснил – эту песню нужно петь так, – нервничал он.

– Не все мужчины могут так петь, – пожала плечами Элен.

– Я не все, – просто сказал Луи и с вызовом посмотрел ей в лицо. Элен отвела взгляд и заметила со вздохом:

– Сколько же еще сердец ты разобьешь…

И услышала:

– Мне хватило бы одного – вашего, мадам… но, кажется, я что-то упускаю из виду.

Луи сам отошел, и она не рискнула быть навязчивой. Но смятение не оставляло ее, и графиня поинтересовалась у вовремя подвернувшегося виконта:

– Вы тоже считаете, что эту песню нужно исполнять женским голосом?

Люсьен не ожидал вопроса, но не мог не ответить.

– Я не так хорошо разбираюсь в изящных искусствах, как маркиз, – скромно заметил юноша. – По-моему, у него безупречный вкус и не поддающаяся разумному объяснению чувствительность.

– Но вы как относитесь к тому, что услышали? – настаивала графиня.

– Я не уверен, что вообще мужчинам нужно так петь, хотя многие находят в этом удовольствие. Тут удивительно другое, сударыня: Луи обладает красивым тенором и при этом способен мастерски петь и в другом диапазоне. И если он сказал, что так надо, значит он так чувствует. Во всяком случае это было красиво и трогательно.

* * *

Когда маркиз предложил графине совершить прогулку в город, она не отказалась. Но в городе они были недолго и поехали в лес.

Элен было бы трудно найти более предупредительного поклонника, чем маркиз. Они добрались до той самой поляны и пустили лошадей пастись, а сами устроили привал. Луи, недолго думая, устроился головой на коленях графини, так что она могла смотреть в его сияющие глаза, целовать в губы и ласкать плечи и грудь, что Элен с удовольствием и делала. Маркиз блаженствовал и требовал ласки. В эти минуты он не помнил о Мари, потому что графиня доставляла ему куда больше наслаждения, и он почему-то шел на поводу у своих необузданных желаний. И не права ли Элен: зачем мучить честную девушку, которая никогда не поймет его непостоянного нрава, если рядом есть женщина, знающая и способная не обращать на это внимания. На самом деле маркиз совершенно запутался. И уже плохо различал грань между любовью и влюбленностью, между добродетелью и пороком, между наслаждением и распущенностью. В нем бушевали неведомые стихии, рабом которых он сделался. А Элен, чувствуя угрозу, все еще недопонимала, как опасна ее безответственность. Сегодня она наслаждалась юностью, энергией, живостью Луи, его дерзостью, его божественным телом, его ангельским лицом, чувственными губами и прекраснейшими глазами. И не думала, что уже очень скоро он может превратиться в циничного сладострастника, стареющего, жиреющего, немощного и, кто знает, страдающего гадкими болезнями. Как же ей не знать, что все идет к тому? Но она молчит и украдкой наслаждается, уводя юношу дальше от прямой дорожки.

Правда, маркиз устроил прогулку не только ради удовольствия. То, что он сказал графине на обратном пути, заставило ее всерьез обдумать создавшееся положение.

Без шуток, улыбок и прочих нежностей Луи весьма церемонно заявил:

– Полагаю, мадам, что теперь, в создавшихся обстоятельствах (ну, вы меня понимаете) я не могу жениться на вашей дочери.

– Можно узнать, почему? – дружелюбно спросила графиня.

– Насколько мне известно, мужчина не может жениться на дочери своей любовницы, – серьезно ответил маркиз.

– Но Луи… – Элен даже растерялась, однако сразу взяла себя в руки. – Луи, это не так существенно, потому что ты не был моим любовником прежде, да и возраст твой… Так что же? Ты нарочно все это затеял? – в ее голосе зазвучало негодование.

– Зачем же так? Мне далеко до вашего коварства.

– Нет, ты должен мне ответить. Что происходит? Что за игра такая? Или ты решил мне отомстить?

– Чтобы отомстить, нужно сильно ненавидеть, а я не могу вас ненавидеть, Элен, потому что желаю вас, или это вызывает сомнения?

– Тогда не говори глупости, маленький развратник. Ваша свадьба с Леонорой дело решенное.

– Но ведь она мне родственница…

– Луи, этот вопрос уже никого не волнует. Есть все договоренности и нужные разрешения. Какая муха тебя укусила?

– Не понимаю, почему я должен жениться на вашей дочери?

– Можно подумать, у тебя есть иные кандидатуры, ну, кроме твоей горничной.

– Я могу жениться на вас, – просто ответил маркиз.

Элен удивленно взглянула на него, пытаясь понять, не шутит ли.

– Хочешь всех позабавить? – на всякий случай спросила она.

– Не вижу ничего забавного.

– А почему я? – стало любопытно графине.

– Может, я люблю вас? – предположил маркиз.

– У меня есть основания тебе не верить.

– Очень жаль.

– Ты что, готов рассказать всем правду?

– Только скажите, Элен, и вы увидите доказательства.

Графине опять сделалось страшно. Стихийное развитие событий не устраивало ее, да и не собиралась она заходить так далеко, поэтому строго сказала:

– Ты женишься на Леоноре – это не обсуждается.

* * *

Разумеется, Мари ничего не знала о похождениях Луи, а то внимание, которое он расточал Леоноре, принимала как вынужденную необходимость. И это заставляло ее задуматься о будущем. Луи, конечно, женится, у него будет семья, появятся новые заботы. И Мари не могла представить себя рядом с ним. Она не захочет разрушать семью, она не понимает, как можно сделаться тайной подругой. Нет, Мари не из таких. В ее сознании нет места обману, лжи и бесстыдству. Но что же делать? Она любит его и не имеет сил так просто отказаться от любви. А тут еще подозрительные взгляды Элен и надменность Леоноры. Эти женщины, кажется, кое-что знают.

Однажды Мари приводила в порядок кабинет маркиза. Работа спорилась, душа пела. Вдруг появилась Леонора. Она гордо прошла в комнату и, увидев горничную, окинула ее недовольным взглядом.

– Что ты здесь делаешь?

– Убираю… по приказу его светлости, – спокойно ответила Мари.

– Не можешь ли ты убрать в другое время? – язвительно спросила Леонора.

– Нужно спросить разрешение маркиза…

– Считай, что ты его получила.

Мари, может быть, и ушла бы, но презрительный тон оскорбил ее. Девушка, устремив взгляд прямо в лицо Леоноре, все тем же спокойным тоном ответила:

– Когда вы станете маркизой, клянусь, я и слова не скажу вам поперек, но сейчас у меня один господин, и только он имеет право приказывать мне.

– Когда я стану маркизой де Куломье, – гневно проговорила Леонора, – то твоего духу не будет в моем доме, нахалка! Или, думаешь, я не знаю, с чего это ты нос задираешь?

Леонора была готова наговорить кучу любезностей, но не успела, потому что в кабинет вошел маркиз. По лицам и позам девушек он понял, что здесь произошел интересный разговор.

– Надеюсь, вам без меня не было скучно, – сказал он, улыбаясь.

– Да, нам было очень весело, сударь, – проговорила Леонора, поглядывая на Мари.

Луи подошел к горничной и мягко сказал:

– Мари, ты можешь быть свободна. Девушка, поклонившись, безропотно удалилась.

– Вы всегда так любезны с горничными? – тут же спросила Леонора.

– Обычно, – все улыбался юноша.

– Но ее вы любите больше остальных, не так ли?

Луи ничуть не смутился и все так же ответил:

– Чем же вам не нравится эта очаровательная девушка?

– Уже тем, что она очаровательна.

– Ну, не сердитесь, сударыня, вам это не идет. Разве я не говорил вам, что вы самая обворожительная девушка, которую я видел когда-либо?

– Неужели? – притворно произнесла Леонора и добавила: – О, Луи, признайтесь, вы готовы сказать это каждой.

– Но не сейчас, – и он тут же поцеловал ее. Леонора моментально все забыла и была готова исполнить все его желания, но Луи вдруг сказал:

– К сожалению, я не могу остаться более с вами. Я должен идти к матушке. Но потом мы обязательно встретимся: я найду вас.

– Матушка простит вас, если вы придете чуть позже, – капризно заявила Леонора, не желая терять возможности развлечься.

– Нет, милая, я всегда держу слово, данное матушке, и даже вы, моя прелестница, не заставите меня его нарушить, – Луи подарил воздушный поцелуй и исчез за дверью, вполне доверяя свой кабинет будущей жене.

Луи с детства питал к матери самые нежные чувства. Внешне он был очень похож на нее и гордился этим. Став юношей, Луи понимал, что многие заботы матери теперь излишни, пытался бороться с ними, но все равно оставался под ее контролем.

Когда Луи вошел в комнату, герцогиня сидела на диване и занималась своим любимым делом – вышивала. Юноша учтиво приветствовал мать. Анна ласково улыбнулась, ее светлые глаза радостно засияли.

– Сядьте рядом со мной, Лулу, – сказала она приятным бархатным голосом.

Луи устроился около нее. Герцогиня окинула его таким взглядом, будто целую вечность не видела, потом спокойно начала:

– Я позвала вас для того, чтобы обговорить кое-какие вещи, на мой взгляд, очень важные для вашего будущего. Я слышала о вас очень много за эти дни и хочу выяснить, стоит ли верить слухам.

– Каким слухам? – с любопытством спросил юноша, взглянул в глаза матери, но почувствовал, как кровь прилила к лицу.

– Вот видите, – спокойно сказала герцогиня, – мне все ясно. Но вам, дитя мое, следует серьезно задуматься о будущем. Очень скоро вы женитесь и, согласитесь, нельзя быть легкомысленным накануне свадьбы. Сами подумайте, не слишком ли много чести вы оказываете горничной? Горничная для вас не более, чем пылинка. Вы смотрите на звезды, а не на пылинки. Только они достойны вашего внимания. Впрочем, сейчас вы должны уделять внимание исключительно вашей невесте.

– Но разве я уделяю ей мало внимания? – удивился маркиз.

– Забудьте своих горничных, крестьянок, служанок, оставьте эти шалости…

– Чтобы похоронить себя в келье брака? – не удержался Луи.

Анна растерялась на минуту, но затем с упреком сказала:

– Вы не должны так думать, Лулу. Я не знаю, каким будет ваш брак, надеюсь, счастливым. Но сейчас вы обязаны соблюдать приличия. Вам ясно?

– Ясно, матушка, – вздохнул маркиз. – Только объясните, почему я должен жениться именно теперь?

– В вашем возрасте все не желают вступать в брак.

– Вот я и говорю об этом.

– Пока мы с отцом живы, наш долг – устроить вашу судьбу, а лучшей партии для вас нет. Постарайтесь это понять.

– Хорошо, матушка. Ради вас я постараюсь, – послушно проговорил Луи.

– Я рада и прошу вас, будьте осторожны, ангел мой. Не бегайте сломя голову по галереям: там скользкие полы. Не вздумайте кататься по перилам – вы уже не маленький…

– Я бы с удовольствием, матушка, ноги сами несут меня.

– Иди, иди, плутишка, – улыбнулась герцогиня, – вижу, не сидится тебе со мной.

Луи поцеловал руки матери и, попрощавшись, ушел. Он вылетел из комнаты и, энергично шагая, направился по галерее. Нигде не находя Леонору, он осведомился о ней у дворецкого. Оказывается, Леонора поехала кататься верхом, да еще не одна, а с виконтом. Луи немного удивился, впрочем, это известие его мало встревожило, потому что он знал Люсьена как свои пять пальцев. Да, но ведь Леонора – другое дело. И все же Луи не расстроился и медленно побрел к себе, не желая скакать вдогонку, хотя в первый момент у него появилось именно такое желание.

Видно, богу было угодно, чтобы его светлость еще раз встретился с Мари. Юноша, не спеша и вздыхая, шел по галерее, по которой он недавно бежал быстрее ветра в поле. Мимо него прошла какая-то фигура, точно тень. Возможно, Луи и не заметил бы ее, если бы тень не вздохнула. Юноша вздрогнул и обернулся. Он тут же узнал горничную.

– Эй, – тихо позвал он, но ответа не получил.

Маркиз бросился к девушке и остановил ее.

– Ты что молчишь? – спросил он.

Мари стояла с опущенной головой, тогда Луи присел, чтобы заглянуть в ее лицо.

– А почему у нас слезы? – задорно спросил он, делаясь вновь веселым. – Неужели ты все еще дуешься на меня? Будет… ничего ужасного не случилось.

Мари медленно подняла на него глаза, полные самых горьких слез, и не смогла ответить. Ее губы задрожали, а слезы покатились по щекам.

Луи, ровным счетом ничего не понимая, взял ее за руку и повел в свой кабинет. Девушка не сопротивлялась, но за всю дорогу не проронила ни слова, хотя маркиз и пытался выяснить причину ее страданий.

Оказавшись у себя, Луи усадил Мари в кресло и в очередной раз спросил:

– Да что случилось-то? Какого черта ты разводишь сырость?

Мари, мужественно удерживая слезы, вытерла глаза платочком и едва слышно проговорила:

– Обещайте, что будете искренни со мной…

– Не понимаю, о чем это ты.

– Вы будете откровенны? – настаивала Мари.

– Хоть и не знаю, в чем дело, но обещаю, уж больно не нравится мне такое предисловие.

Не сводя с него пристального взгляда, Мари продолжала:

– Это правда, сударь, что вы разыгрывали влюбленного, чтобы в пьесе все выглядело натурально?

– Мари… – опешил маркиз, – что ты говоришь? Что за бред?

– Ответьте мне, сударь. Вы нарочно все подстроили? Вы играли со мной?

– Откуда такие мысли, душа моя? Пьеса давно сыграна, а мы все равно вместе. О чем речь?

– Луи, я хочу, чтобы вы сказали правду. Я поверила вашим словам. Неужто они ничего не значили, а были только средством добиться меня? Скажите мне, я умоляю.

– Ну, во-первых, откуда появились эти мысли? Еще полчаса назад я не замечал в твоих глазах ни капли отчаяния, и что я вижу теперь?

– Хорошо, если вы хотите, я скажу, но вам не будет это приятно.

– Говори же, я должен знать…

– Леонора мне сказала. А ей это известно только от вас.

– Это она так сказала? – удивился Луи.

– Да.

– И ты, конечно, поверила всем ее словам. О, женщины!

– Я хочу знать правду. Говорили вы так или нет?

Луи стал нервничать. Он заходил по комнате, подошел к столу, схватил перо, повертел его в руках и бросил. Затем решительно заговорил:

– Абсолютно не имеет значения, что и кому я говорил, важно лишь то, что мы чувствуем. А это, надеюсь, не вызывает сомнений?

– Значит, она сказала правду? – с ужасом прошептала Мари.

– Ну, и что с того? – серьезно спросил маркиз, прямо глядя на несчастную девушку.

– И ваши слова о любви, которые вы произнесли в тот вечер, лишь игра?

Луи сел напротив, тяжко вздохнул:

– Не знаю, милая. В тот вечер я говорил то, что чувствую. Прошло время, и я не знаю, когда был еще так счастлив, как с тобой.

– Со мной?! – негодовала Мари, наградив его гневным взглядом. Луи решительно не понимал, что творится.

– Почему такой тон? – все же спросил он.

– Неужто Леонора не составляет нового вашего увлечения?

– Что такое? Ты что же, ревнуешь меня к будущей жене?

– Вы еще не женаты, сударь…

– Ну и что? Между прочим, тебя это не касается.

– Простите, – подавленно проговорила она.

Луи вдруг сорвался с места, оказался у ее ног и быстро заговорил:

– Послушай, это все глупости. Леонора и взгляда твоего не стоит. Но ты – совсем другое. Ты любишь меня, я знаю это, Леоноре же я не нужен, да и она мне тоже не нужна. На что ты сердишься?

– На ваше легкомыслие, – понуро говорила Мари.

– Ну и зря. Если ты захочешь развлечься, я не буду мешать, но если только развлечься, не больше…

– Вы с ума сошли! – она резко встала и направилась к двери.

– Возможно, – согласился Луи, – а лучше тебе не развлекаться, потому что первого, кто подойдет к тебе, я проткну шпагой.

Мари обернулась и вызывающе воскликнула:

– Не слишком ли много вы берете на себя, ваша светлость!

– Да, проткну шпагой, потому что ты моя, – отчеканил он, сверкая глазами.

Мари выскользнула из комнаты, обронив лишь одно слово:

– Была…

Маркиз, не зная, куда деть свою ярость, хватил изо всей силы кулаком по столу и совсем не почувствовал при этом боли.

Он не выходил из кабинета до тех пор, пока не вернулись с прогулки Леонора и Люсьен. Виконт сразу увидел, что друг не в духе, и принял это на свой счет. Когда Леонора ушла переодеваться, Люсьен сказал:

– Не сердитесь, Луи. Она так просила, что я не решился отказать.

– Ну и правильно сделали, – буркнул маркиз.

– Что-нибудь не так? – не понял виконт.

– Все так, дружище. Потом как-нибудь скажу. Сейчас не до того, – и Луи, как одержимый, поплелся в парк.

Леонора, не застав маркиза, осведомилась о нем у виконта. Люсьен показал ей, куда тот ушел, и предупредил, что Луи в дурном настроении. Но Леонора была уверена, что сможет улучшить любое настроение, и смело отправилась в парк. Она вскоре разыскала Луи, сидевшего в траве, и лицо его было неузнаваемо мрачным.

– Вы сердитесь на то, что я избрала своим спутником виконта? – подойдя, нежно проговорила девушка.

Луи только взглянул.

– Могу вас уверить, что ваш друг соблюдал все приличия. Вы можете им гордиться, – она села рядом с ним и тихонько взяла за руку.

Луи вдруг заговорил:

– Вы могли бы поучиться у Люсьена благовоспитанности.

– Вы так обижены? – растерялась Леонора.

– Да, но вовсе не на вашу дурацкую затею гулять с моим другом.

– О, боже, что за тон? – вознегодовала Леонора.

– Хватит притворяться. Зачем вы наговорили моей горничной на меня?

Леонора едва заметно усмехнулась:

– Она уже нажаловалась, стало быть? Почему же я наговорила? Я сказала ей только то, что вы мне сказали. Вы сами уверяли меня, что развлекаетесь с ней.

– Это не повод всем рассказывать об этом! – сердился маркиз. – Вы ревнуете к ней? Это странно.

– И вовсе не ревную. Но эта нахалка слишком воображает. Она думает, что если удостоилась чести быть любовницей знатного дворянина, то может командовать в доме. И не стыдно вам, сударь, так открыто развлекаться с чернью, да еще перед свадьбой? Я все-таки ваша невеста, а вы… – она сделала обиженное лицо. – Да если бы не воля матери, я бы не вышла замуж за такого развратника!

– Что ж, еще не поздно расторгнуть помолвку.

– Наглец!

Луи не ответил. А Леонора, которая хотела встать и уйти, вдруг вспомнила, что выходит замуж не за развратника, а за его поместья и доходы. Это обстоятельство заставило ее остаться и, придав своему лицу самое трогательное выражение, приласкаться к обозленному маркизу.

– Ну, хватит дуться, давайте останемся друзьями. Погорячились, и будет. – Она даже поцеловала его в щеку.

Луи мрачно посмотрел на нее.

Леонора же решила не останавливаться на достигнутом и добилась, чтобы маркиз откликнулся на ее ласку. И когда забывшийся юноша недвусмысленно обнимал и целовал свою невесту, вдруг явилась графиня.

Последовала сцена, но не ревности, а возмущения: как, как он посмел до свадьбы соблазнять невинную девочку? В то время девочка неожиданно заявила, что маркиз пытался силой овладеть ею, что вызвало еще больший гнев Элен. И не успел юноша осознать, что на самом деле творится и как себя вести, графиня устремилась в замок. Свою беспутную дочь она повела за собой. А Луи пытался их остановить. Он, разумеется, не смолчал и сказал графине, что Леонора нагло врет, но лишь удостоился презрительного взгляда.