Читать книгу Ювенилия Дюбуа - Николай Александрович Гиливеря - Страница 3

Иногда, как сейчас помню, я лежал в постели под беспокойным покровом ночи, когда внешний, окружающий меня мир погружался в беспокойную власть стихии. С окна, через малую щель задувал настойчивый ветер, а мелкий град аккомпанировал ему шумным ритмом по карнизу.

В такие минуты, а бывало и часы, в голову лезли разные мысли. Но неизменно, на тот период жизни, меня особо интересовало две темы: женщины и смерть. Смерть и её формы были куда интереснее мыслей о женщинах, учитывая, что все фантазии эротического подтекста заканчивались беспощадной мастурбацией. А вот смерть – её тайна, частая её нелепость, её трагизм… Эти рассуждения приводили меня в полнейший страх и безумие, иногда доводя изнеженный дух до полной апатии.

Я часто пытался представить себя в чужой шкуре, желая ощутить это последнее чувство потери самого дорогого, что есть – себя. Когда ситуация выходит из-под контроля; когда уже не в твоей власти изменить весь ход ситуации; когда последнее, что остаётся – наблюдать. А тело, его разрывает жар. Сердце стучит так сильно, что ещё немного и потеряешь сознание, но этого не происходит. Когда до последнего уверен, что случится чудо, что ты останешься жив и невредим; когда, будучи всю жизнь был закоренелым атеистом, а тут вдруг вспоминаешь никогда не слышанную молитву, которая направлена к богу, которого ты никогда не любил и не ставил ни во что.

Мерзкое чувство жалости к самому себе. Загнанный зверь, протканный острыми копьями безжалостных браконьеров. Вот кожа твоя горит, внутренности твои горят, и ты безумен, безумен! И не быть тебе больше. А затем, под общий шум – ты засыпаешь, не заметив своей последней фразы, своей последней мысли. Ты засыпаешь, и это похоже на смерть, на инсценировку. Репетируешь собственный уход, привыкая к чувству забвения. Но все равно никогда не получится разгадать, а тем более свыкнуться с мыслью о своём несуществовании.

Сейчас декабрь. Воздух здесь совсем стал ледяным. Он смешивается с северным ветром. Он пронзительный и беспощадный. Ему ничего не стоит проникнуть в крошечные щелки толстой куртки, кусая тонкую кожу хрупкого человеческого тела. Природа медленно, но верно переходит в стадию анабиоза, окрашиваясь в серые тона бессолнечного неба.

Каждый год, вот уже на протяжении многих столетий, люди погружаются в темноту, ожидая далёкую весну с её многочисленными температурными плюсами и минусами неизвестных событий. Каждый год кажется, что холод никогда не закончится, что тело каждый день нужно прятать за многочисленным тряпьем, дрожа на улице имеющимся нутром с утра на пути от дома до работы, где глаза будут видеть сплошную темноту.

Когда твоя жизнь висит на волоске – всё меняется. Под этим «всё» я имею в виду отношение к вещам, мыслям, настроению. Уходит присущая дерзость и уверенность. Она заменяется сначала на страх, затем плавно перетекая в глубину и лирику. Из лексикона уходят бранные слова-паразиты, разве только blyat` может проскользнуть по языку вибрацией в критический момент; на секунду, в последнее мгновение существования деятельности мозга.

Боюсь, что и меня постигнет подобная участь, учитывая положение, в котором я нахожусь.

Спокойствие, которое мне ранее было не присуще, вдруг окутало тело и мысли. Ни это ли называется смирением? Или же, просветлением? Боль грядущего притупилась. Я чувствую себя гордым капитаном тонущего корабля без права на позорное бегство.

Воздух холодный. Очень быстро сбивается дыхание, приходится дышать через рот. Ноги наполнились свинцом. Колени пару раз задевают острые ветки, продирая себе дорогу кровью. Ступни балансируют на замёрзшей почве, усеянной камнями и мусором неблагодарных людей. Хочется упасть, но нельзя. Несмотря на то, что я ушел в самую глушь, ещё есть пара жилых домов.

Немного проковылять, уйти чуть дальше, а затем тело моё пробьет сильнейшая боль. Я получу ответ на свой главный вопрос и унесу его с собой в место, куда не добраться даже перелетным птицам.

Господи, как жаль, что ты фантазия наша. Человеческий великий вымысел – надежда. Я бы все отдал, чтобы в трудный час ты был со мною духом, а я, в свою очередь, отдал бы тело свое. Но сказки на то и сказки…

В голове каша. Я пытаюсь уцепиться за счастливые фрагменты своей маленькой жизни, стараясь сосредоточенно отыскать их в хаотичном потоке. Но понимаю, что на пороге своего несуществования, абсолютно каждая секунда стала в равной степени дорога мне вне зависимости от контекста. Вся моя жизнь преобразилась в дорогой, цельный изумруд, который я умудрился так скоротечно proebat`. До мерзкого последнего звоночка остаётся минут пять, может шесть. Я больше не смотрю на время, дабы увековечить мгновение своего осознания.

Без сил, весь в поту, продутый ветром до дрожи, я падаю навзничь на этом вонючем пустыре, чтобы вспомнить главное; понять: как я умудрился дойти до такого pizdeca?

Не каждый день случается носить на себе пояс с взрывчаткой и ждать собственной смерти.