Читать книгу Охотовед - Николай Евгеньевич Близнец - Страница 4

* * *

Родители уехали на работу в шесть утра. Проводив взглядом мотоцикл, Леша закрыл ворота и быстро бросился в дом переодеваться. Сегодня он решил сходить в дальний поход: пройти берегом Винницкого до острова, оттуда через Бобовки и Криницу до Маяка, а от Маяка, через Боровичное, большим лесом – домой. Родителям об этом не сказал – кто пустит двенадцатилетнего пацана в такую даль.… Эх, разве ж это даль! Со старшим братом, который сейчас в армии, он уже давно ходил не только в Бобовки, но и на Белый берег, в Думановские дубы. И не только.… Уже второй год взрослые пацаны берут Лешу с собой в лес пострелять из самопалов, пожарить сало на костре, покурить, а то и бросить в костер головку от неразорвавшегося снаряда, найти который на «трофеях» в Дубовке вообще не проблема. Но в лес Леша любит ходить один. Отец не разрешает брать ружье, хоть и догадывается о том, что Леша давно самостоятельно стреляет из ружья по воронам или газете, а потом сам заряжает патроны, аккуратно открыв проволокой замочек на чемодане с боеприпасами, пылящемся под диваном. Прошлой зимой он попался. С соседским Серегой повесили газеты на яблони в саду, постреляли. Газеты убрали, следы замели. Но пострелянные ветви яблонь отец обнаружил сразу же, придя с работы. Ох, и попало же Леше. И ремня получил, и в углу постоял. Но зато, когда этой весной Леша принес домой чирка, добытого на разливе прямо с автомобильной камеры, отец похвалил, а мама приготовила вкуснейшую наваристую лапшу, добавив, правда, в суп полкурицы.

Накинув братову штормовку, зеленую панаму-«афганку», бросив в рюкзачок завернутый в газету кусок сала, луковицу и хлеб, одел мамины короткие резиновые сапоги. На сеновале из-под крыши достал с вечера заряженный самопал, ствол которого изготовил из трубки маслопровода трактора, а рукоять – из корня лозы. Проверил, сухие ли спички, закрыл на навесной замок дом, положив ключ под кирпич у крыльца, огородами пробрался к лазу в заборе и вскоре исчез в кустах олешника, поросшего по пойменному лугу за огородом. Комаров, оводов Леша не боялся: он был уверен, что они больше гудят, чем кусают. Пройдя кустами до берега озера, он по кладке перешел небольшую промоину, и вскоре его зеленая панама исчезла в зарослях прибрежного аира. Леша знал, что за промоиной в озеро вдаются несколько заросших аиром кос. В зарослях камыша и аира он еще весной нашел несколько гнезд крякв. Сейчас гнезда пустые, но утят уж очень хочется посмотреть! А они, должно быть, плавают с мамкой-уткой среди прибрежных лопухов и кувшинок. Осторожно, стараясь не хлюпать и не набрать воды в короткие сапоги, Леша подкрался к кромке озера. Из-под ног выскочила камышовая курочка и, быстро шлепая по траве и воде, помогая себе крыльями, скрылась в камышах. И тут же Леша заметил утят. Заподозрив неладное, утка-мама тихо крякнула: утята, черные, пушистые с оранжевыми клювами, тут же быстро выстроились за ней в «кильватерную» колонну и бесшумно всей семьей уплыли в заросли кустов аира. Леша усмехнулся, пряча в самодельную кобуру самопал: «Пусть до августа подрастут. А там! Открытие охоты на уток! Будут моими!»

Вернувшись на тропинку вдоль озера, мальчишка весело и быстро направился по ней к чарующей и манящей своей неизведанностью, своим величием, своей первозданной дикой красотой полосе лиственного пойменного леса – урочищу Бобовки. У входа в лес тропинка разделялась. Одна, еле видная, натоптанная грибниками дорожка уходила влево к острову. Вторая шла к большому лесу на Маяк через Бобовки. Леша уверенно свернул на вторую, и, пройдя по ней вглубь леса, уверенно свернул с натоптанной людьми тропки на тропу звериную. Он знал эту тропу – она вела на большую поляну через заболоченный лог. По этой тропе он начал изучать Бобовки еще в прошлом году под бдительным оком брата. Теперь на этом участке он чувствовал себя как дома. Пройдя полкилометра, осматривая на грязи следы косуль, кабанов, кое-где лапы енотовидной собаки или лисы, Леша дошел до лога, свернул с тропы и по косогору гряды с буйной порослью подрастающего ельника, осторожно пошел параллельно логу. Как он и ожидал, ветерок вдоль лога поднял диких кабанов. Их Леша не увидел, но услышал грозное уханье секача, легкий треск редких сучьев под копытами диких свиней. Постояв на месте и выждав время, чтобы не нарваться на свиноматку, он прошел еще метров сто по ельнику и свернул в болото. Здесь, на старой, разросшейся кверху толстыми сучьями осине находится старое гнездо черного аиста. Осторожно подкравшись по ельнику к началу заболоченного лога, Алексей заулыбался: из расположенного в развилке толстых сучьев гнезда на него, чуть высунув головы, смотрели двое аистят. «Заметили! – усмехнулся Леша, – или кабаны их всполошили». Он присел на заросший мхом пенек и притих. Капюшон ветровки накинул, чтобы не было видно сверху. Не прошло и десяти минут, как среди деревьев мелькнула черная тень и на гнездо бесшумно опустился взрослый черный аист. Быстро раздав принесенную пищу в открытые красные клювы птенцов, птица также бесшумно и стремительно исчезла в кронах деревьев. В отличие от семей белых аистов, все произошло абсолютно тихо, словно в «немом» кино. Постояв недолго у гнезда, Леша вернулся на тропинку и, дойдя до противоположной окраины лога, опять свернул на гряду. Буквально в ста шагах, на косогоре, под пологом молодых елочек жила семья лисиц. На утоптанном щенячьими лапами песке у входа в нору нашел перья рябчика, мелкие косточки, видимо от зайца, скорлупу пятнистого яйца. Стебельки березок и осинок сгрызены, изломаны. Узенькая тропка протоптана от норы к логу, где у лис водопой. Наклонившись, Леша заглянул в нору. В нос ударил резкий запах псины, смрад падали. Самих лисят, конечно, не видно. Оглянувшись на шорох, с удивлением увидел в десяти шагах от себя совсем тощую облезлую лису, которая, по-кошачьи выгнув спину, оскалила клыки, смешно сморщив нос. Она вдруг несколько раз сипло тявкнула, фыркнув, юркнула под елку. Леша засмеялся и быстро ретировался на «свою» тропу – предупреждение он понял правильно.

Вот, наконец, Криница. По бобровой плотине Леша перешел ручей и остановился у изготовленного им с братом солонца3. Осину они сначала подрубили с одной стороны до середины, пониже. Потом – с обратной стороны, уже на уровне груди. Дерево упало, но осталось висеть на расколовшемся от подруба пне. В верхней толстой части ствола они сделали первое корыто, выдолбив его специально изготовленным для этих целей приспособлением, напоминающим кайло или кирку, где вместо острого шипа было выковано закругленное, в виде отточенной ложки, лезвие. От первого корыта вниз по стволу прорублен желоб до второго корыта в середине ствола. И от второго корыта вниз до кроны, лежащей ветвями на земле, опять прорублена уже совсем узкая канавка. Эти желоба сделаны для того, чтобы дождевая и талая вода стекала из корыт по стволу, просаливая древесину. Ни лоси, ни косули, ни зайцы, для которых изготовлены эти корыта, не любят, как это принято считать, лизать соль. Они любят соленую кору, соленую древесину и даже соленую землю под солонцами. Самой же жгучей соли они побаиваются. Вскоре Леша увидел и свой солонец. Коры на стволе уже не осталось: вся она съедена за год лосями, косулями и зайцами. Травы вдоль дерева нет тоже – все избито, истоптано копытами, часто усыпано катышками «разнокалиберного» помета. От дерева-солонца набиты свежие тропы к логу – на водопой. Ствол дерева вокруг корыт изгрызен, а затем зализан языками так, что древесина блестит словно лакированная. Под стволом осины дикие кабаны нарыли глубокие, в колено, ямы: соль нужна не только травоядным, она является крайней необходимостью и лакомством, в том числе и для диких кабанов, которые с удовольствием высасывают ее из соленой земли, процеживая сквозь зубы. Пройдя до водопоя, Леша увидел на грязи четкие следы волка. Мурашки пробежали по спине. Мальчишка, озираясь по сторонам, достал самопал4, закрепил в скобе у зажигательной щели две спички, подсунул под изоленту спичечный коробок. Самопал был заряжен несколькими крупными самодельными дробинками. Дробь Леша лил уже давно самостоятельно: в коробе с мокрым мелким песком протыкал стержнем вертикальные «шахты», заливал их расплавленным свинцом. Полученные охлажденные стержни резал на равные цилиндрики, которые раскатывал в старой сковороде дном алюминиевой кастрюльки диаметром поменьше. Снаряженные такой дробью патроны не отличались при стрельбе хорошей кучностью, но из-за отсутствия магазинной дроби и такая годилась.

Следы волка как раз вели в ту сторону, куда Леше надо было идти – на Маяк. Постояв в нерешительности, мальчик осторожно пошел по следам волка, держа самопал наготове. Солнце уже светится в кронах деревьев, лес наполнен щебетом птиц, радостно встретивших рассвет. Где-то недалеко, вдоль лога, прохоркал запоздалый вальдшнеп. На лугу несколько раз гортанно прокричали журавли. Вдруг со стороны Маяка послышались одинокие, редкие сначала, а потом более частые, активные голоса лающих собак. Леша остановился, затих. Лето – охота закрыта. Да еще здесь – запретная для охоты «зеленая зона». Откуда собаки? Вскоре лай собак перешел в частый набат-гон. Гончие взяли след и гнали зверя по Бобовкам в районе большой поляны, куда и шел Алексей. Забыв про волка, Леша взволнованно прислушался к лаю собак: лай из гона превратился в облаивание зверя на месте, и Леша понял, что собаки работают вдвоем по крупному зверю, скорее всего, по лосю или секачу. Из злобного, на высоких тонах лая, голос собак периодически переходил в равномерный гон, и опять, остановившись, в визгливое облаивание на месте. Не замечая комаров и оводов, нещадно атакующих со всех сторон, Леша настороженно слушал голос погони, голос преследования, голос охоты. Легкий озноб пробежал по спине: кто же это обнаглел? А может, это все же бродячие собаки? Голос собак то приближался, то удалялся, и Леша догадался, что собаки кружат зверя вокруг поляны, которую называли Микитовой.

В районе Маяка и большой поляны тревожно застрекотали сороки; с места на место перелетают сойки, оглашая лес скрипучим резким криком. Тревога пришла в лес. Казалось, даже зяблики и другие певчие птицы примолкли. Прислушиваясь к тревожному стрекотанию сорок, крикам соек, гулкому набату гона собак, Леша спрятал самопал и, осторожно ступая, пошел прямо по звериной тропе в сторону непрекращающегося злобного лая собак. Что это были гончие, Леша уже не сомневался…