Читать книгу Предназначение. фантастический роман - Николай Михайлович Лапшин - Страница 22

В вокзальном буфете они выпили водки, закусили чебуреками, сочными сосисками, запили отличнейшим Очаковским разливным пивом. После сытого ужина у них появилось желание поспать.

«Пошли в вокзал, посидим, подумаем» – предложил Иван. Петр усмехнувшись, показал на свободные места, тяжело опустился на скамью. В голове у него шум, переходящий в нарастающий грохот, подминающий лейтенанта Бурлакова под себя, потом тишина. Над ним морда. Она то приближается, то удаляется. Принимает форму ишачьей, человеческой, козлиной. Быстрая речь. Голова бьется о камни. Затылок вначале саднил, потом провал. Очнулся лейтенант Бурлаков от острой необходимости справить легкую нужду, проще говоря от острого желания поссать.

«Сейчас поссать, потом пожрать, потом к мамке, но за это придется продать Родину» – он превозмог свою верхнюю часть тела, голову и забился в конвульсиях.

«Кончается офицер! Эй джахеры, здесь офицер умирает!» – уходил голос ввысь.

«Чито киричишь русский собак? – донесся сверху ломанный утробный голос – еще миног дней яма посидишь, сожрешь офицер. Понял, да? У собак!»

«У.. уыи.. уи – взвыл голос снизу – маму твою и папу твою и дедушку твою!» – потом полилась непонятная речь и сверху донесся ответ:

«Шакал!»

Голова опять билась о камни. Гришкино тело понимало, что оно уже труп, а подсознание взывало к телу:

«Живи, темнота не вечна!»

Вспыхивали искры, кровавое зарево пылало перед ним. Рокот небесный и тишина. Лейтенант Советской Армии Бурлаков, молодой офицер ГРУ, неоднократно ходивший в разведрейды, лежал распластанный на койке. Вторые сутки как он пришел в себя и понимал, что попал в чужие руки. Медицинское оборудование с надписями на английском, тихий говор, незнакомые запахи.

«Бурлаков, очнитесь!» – прозвучал голос.

«Не понимает, как это по русски?» – незнакомая рука покачивала пальцами перед его глазами.

«Не замечает» – мягко прозвучал женский голос.

Бурлаков вновь погрузился в темноту.

Вода давила в уши, забивала нос. Гришке хотелось открыть рот, оттолкнуть от себя вцепившегося в него Вовку, но руки и ноги не слушались. Вода тянула вниз, все глубже и глубже, переворачивая и крутя. Она ударила его о донные камни. Невидимая сила подхватила и понесла вверх. Жаркое солнце, людские ноги. Над ним склонился незнакомый мужчина.

«Очнулся сынок? – спросил он и напутствовал – Вставай и иди!»

Уши открылись и он услышал крик:

«Пацаны! Гришка оклемался! Вовчик до сих пор не дышит, дядька делает ему искусственное дыхание».

«На бок положите!» – послышался женский голос.

Гришка встал, в голове пульсировала боль, но он шел за носилками рядом с мужчиной, который делал искусственное дыхание Вовчику. Мужчина говорил строго:

«Гришаня, ты не держишь темп, ты не держишь темп, ты открываешься, ты открываешься!»

Перед ним орущее азиатское рыло. Слов он не понимает. Его бьют. Тащат, матерно ругаются и снова женский голос:

«Осторожно ребята! У него вместо головы кусок фарша».

«Срастется, сестричка!» – отвечали мужчины.

Голос Александра Ивановича:

«Гришуня, не выставляй голову, береги голову! Два удара открытой перчаткой и ты труп!»

Рев турбин вертолета, свист пуль и взрывы, взрывы.

Я борт 8123, я борт 8123, иду на одном двигателе, я ранен, теряю высоту, прошу эвакуации в квадрате 171-А»

«Борт 8123, вас принял. Средства поддержки, пара Сушек и Крокодил, вышли. Дотяните до квадрата 171-Б.

Средства поддержки стерли с лица земли каменные норы душманов и преобразили ущелье, в котором они находились, до неузнаваемости, на его месте появилась небольшая долина.

Суворовская заповедь: « сам умирай, а товарища выручай!» и библейская « око за око, зуб за зуб, жизнь за жизнь» сработали.

Из двенадцати десантников спасавших пленных и трех членов экипажа МИ-8, остались в живых двое, лейтенант ГРУ Бурлаков и второй пилот МИ-8 старший лейтенант Иванов.

Пот заливает глаза Гришки. Перед ним известный в городе хулиган Мурик. Горская спесь, поднятая советской властью над русскими, папин авторитет, за плечами Мурика. Перед ним взращенный на постном масле и сером хлебе казачонок Гришка Бурлаков. Правый глаз у него заплыл, результат подлого, без объявления драки, удара Мурика. Слышны крики сторонников хулигана: «Двинь ему Мурик в другой глаз, в следующий раз не будет казачонок задирать нос, боксер засратый!»

В боксерской стойке малец тринадцати лет, против него восемнадцатилетний верзила Мурик, по кличке Хорек. В Гришкиной голове мелькнул извечный вопрос бабки Прасковьи:

«За что ты их Господи! За что!«За что прицепился к нему этот верзила, у которого руки ниже колена и который учительниц посылает на …? За то, что я русский, казачонок? Ненависть ослепляет, но ненависть дает силы, позволяет предугадывать действия врага. Гришка подобрался, отбил два длинных удара Хорька, ушел от других ударов. И вот он момент истины! Поднырнув под правую руку Мурика, Гришка длинным ударом дотянулся до подбородка врага. В этот удар он вложил всю свою ненависть, всю свою силу и петушиный вес. Этого оказалось достаточно чтобы Хорек стек к ногам Гришки, который едва успел отскочить от него. Сторонники Мурика прыснули от Гришки, как воробьи, с криками:

«Гришка Мурика убил! Гришка Мурика убил!»

«Нокаут» – определил Гришка и пошел к воде. Набрал в пригоршню воды и подойдя к поверженному противнику, брызнул ему в лицо. Повторив эту процедуру несколько раз, Гришка увидел, что Хорек вздрогнул, шевельнул ногой, потом дико озираясь, поднялся на ноги.

«Так это ты, казаченок, завалил меня? – спросил Хорек – да я тебя!» – и двинулся нетвердой походкой на Гришку, который спросил:

«Хочешь еще, Хорек? Иди сюда, получишь левой!» – короткий удар и Хорек в нокауте.

«Молодец!» – послышался голос тренера. Гришка оглянулся, но ничего, кроме смутного пятна не увидел.

«Молодец» – вновь прозвучал голос, но не тренера, а хирурга собиравшего его череп. Госпиталь. Госпитальная жизнь.

Заключение военномедицинской комиссии прозвучало для лейтенанта Бурлакова приговором:

«Для службы в Советской Армии не пригоден. Подлежит увольнению».

Его рапорта с просьбой оставить на службе, прошли через десятки чиновников в полковничьих и генеральских погонах, но от всех он получил отказ. Лишь один, из неисчислимой чиновничьей рати, капитан, посоветовал Бурлакову:

«Иди служить во внутренние войска, в МВД. Бумаги, необходимые для этого, я тебе подготовлю лейтенант, а там русская рулетка. Скажи спасибо, что не посадили за измену Родине и пособничество врагу».

Кто-то дернул Бурлакова за плечо и он из Ташкента перенесся в Москву.

«Ты что Петя, руками машешь и материшься?» – услышал он голос Ивана. Петр медленно возвращался из прошлого.

«Ничего Ванятка, сон приснился из детства, одного фраерка бил, вот и пришлось руками помахать – ответил Петр и добавил – нужно искать ночлег или лягавые нас быстро заметут. Пошли в киоске купим путеводитель Москвы и подумаем над ним».

Помотавшись по Москве и заплатив таксисту двести тридцать рублей, Петр с Иваном оказались на другом вокзале. Они послушались совета таксиста, купили билеты на поезд отходящий завтра в сторону Рязани и решили попытаться устроиться на ночлег в комнате отдыха для транзитных пассажиров, своего рода гостиницы при вокзале. Комната отдыха встретила их двумя мордатыми милиционерами, беседующими с администраторшой. Друзья скромно пристроились возле стойки администратора и терпеливо ждали окончания фривольной беседы сержантов с женщиной. Тема беседы была исчерпана и один из милиционеров, что постарше, обратил внимание на них.

«Что нужно граждане?» – спросил он.

«Да нам бы переспать ночь, который день в дороге» – слезливо попросил Петр.

«Паспорт дай!» – протянул руку сержант. Взяв паспорта друзей и изучив их от корки до корки, он сказал:

«Мужики, вы с денежных Северов, подкиньте девушке на пропитание и спите спокойно в чистых постелях. Правда, Любаня?»

Администраторша, жеманно поведя плечами, ответила:

«Слушаюсь, мой генерал! – она перевела взгляд на Петра и проговорила сухим административным голосом – ваши паспорта и билеты граждане. Есть комната на двоих, но она забронирована, завтра в шесть утра, вам нужно будет её освободить. С вас по десять рублей за койку. За постельное белье, душ и прочие услуги, плата отдельная».

Петр подмигнул сержанту с видом, что в ноги ему готов упасть в знак благодарности, отвел его в сторону и всучил ему двадцать пять рублей, прижимая при этом руки к сердцу.

«От всей души, от всей души!» – благодарил он сержанта.

Друзья, по очереди, помылись в душе, получили застиранное постельное белье и улеглись спать. Утром их разбудил стук в дверь и грозный окрик:

«Подымайтесь, граждане!»

Собрались, оплатили администраторше ночлег и пошли к кассам сдавать билеты. Потолкавшись возле касс и получив деньги за сданные билеты, друзья отправились завтракать в буфет, одновременно пытаясь решить извечно русский вопрос:

«Что делать дальше?»

Их внимание привлекло объявление по вокзальному радио, предлагавшему холостым гражданам трудоустроиться в опытном агрохозяйстве сельхозакадемии. Требовались рабочие, трактористы-машинисты и ещё многие специалисты, на первый взгляд, не связанные с сельским хозяйством. Трудоустроившимся предоставляется временная прописка в благоустроенном общежитии и другие льготы. Петр хлопнул Ивана по плечу и радостно воскликнул:

«Вот она, удача! Хватаем чемоданы и вперед в академию. Академиками мы можем и не стать, а трактористами стать обязаны!» – пытался перерифмовать поэта Петр.