Читать книгу Следователь и Корнеев. Повести и рассказы - Николай Николаев - Страница 6

Порой дни, недели, а то и месяцы работа следователя складывается из нудного, малоинтересного общения с такими вот калабошкиными. Но за годы работы я научился довольно стоически, до определённого, конечно, предела, воспринимать необходимость этой скучной и нередко грязной работы. Грязной в прямом смысле: пришлось как-то в посёлке Красном в окрестностях Верхней Пышмы чуть ли не целый день вычерпывать содержимое отхожего места в поисках пистолета.

Допрос друзей Корнеева ничего определённого не принёс. Единственно, один из них, бывший сокурсник Алексей Неволин, сообщил, что Павел Корнеев занимался спекуляцией редкоземельными металлами. Корнеев выискивал по объявлениям людей, делавших предложение на этом рынке. Приобретал что-то у кого-то. Затем сбывал. Вот и весь его бизнес. Неволин ухмылялся, явно не одобряя занятие своего товарища.

– Всё это шло на грани нарушения закона. Я так и говорил Павлу: «Павел, смотри, как бы тебя ФСБ не повязала». Мало того что оборот некоторых редкоземельных металлов ограничен, так это ещё пахло вторжением в сферу государственных интересов. – Неволин многозначительно посмотрел на меня. – Ну, не мне вам это объяснять.

Он бросил на свою фетровую шляпу, лежавшую на стуле, преисполненный любовью взгляд. Взял её в руки, немного подержал и вернул на место. Затем посмотрел на меня с некоторым сомнением:

– А вообще-то бизнес, дело – всё это для него было так, баловство. На самом деле, мне показалось, он свихнулся. – Неволин снова глянул на меня. – В последнее время от него я только и слышал одну сплошную националистическую риторику. Фашистом он стал. Натуральным.

– Вот как? И в чём это проявлялось?

– Да в словах и проявлялось. В атрибутике внешней. Заходил тут как-то к нему домой – свастика кругом. Плакаты развешаны типа нацистских. Призывы – вступай туда, вступай сюда, да разберись с этим да с тем. Только вместо арийских – мужественные славянские лица. – И совсем уж себе под нос Неволин пробормотал: – Он всегда любил броскую мишуру… – Глянув искоса на свою шляпу, Неволин продолжил: – А ведь говорил я ему: «Давай вместе этот бизнес с металлом поднимем». – «Нет!» – смеялся: «Одному тесно!» Ну, а потом, видимо, и совсем вытеснили – самого! Вот и ударился в это баловство. Вроде все вы тут быдло, только я один властелин! Властелин без штанов!

Неволин склонился в мою сторону и чуть тише, словно боялся, что его кто-то ещё услышит, добавил:

– Речи вёл постоянно, мол, что всех людей у нас надо разделить на два сорта. Первый сорт – это русские в России, ну и, к примеру, татары в Татарии. Ну, а второй сорт – это все остальные, кто не имеет национальных истоков в нашей стране. Во как! В общем, бред шизофреника!

– Бред шизофреника! – повторил за ним Корнеев. И уже вслед уходящему, глядя, как Неволин водружает на голову модную шляпу, он крикнул: – Да педик ты! Вот кто!

Когда Неволин ушёл, я подумал, что надо бы проверить, насколько это всё было серьёзно у Корнеева. Если вся его риторика фашистская выходила за пределы квартиры – то, глядишь, придётся выстраивать дополнительную версию убийства. Валентина мне доложила, что посетивший меня Неволин – мелкий посредник в сделках по металлу. В советские времена был судим за спекуляцию, а теперь вот – успешный бизнесмен.

Всю вторую половину дня я анализировал материалы уголовного дела, готовился к новой встрече с Корнеевой. Необходимо было её передопросить. Я всегда считал, что, как правило, убийства, как ни покажется это странным и диким, – довольно будничные явления. И очень часто лишение жизни человека стоит в том же ряду, что и его рождение. Как рождению предшествуют близкие отношения двух людей на протяжении более-менее длительного времени, так и убийство вызревает между людьми не один день. Словно грани в мозаике, пытался сопоставить я жертву с её возможными убийцами, пробуя на роль убийцы уже известных по делу фигурантов, и в первую очередь Корнееву. И в какой-то момент поймал себя на мысли – а не пристрастен ли я? Не делаю ли роковой ошибки? Потому ли только мои мысли крутятся вокруг Корнеевой, что есть основания подозревать её в убийстве мужа? Набив чёрную кожаную папку протоколами, я отправился на Екатеринбургский почтамт. Там сейчас работала инженером жена погибшего Корнеева Светлана, до замужества – Палагина. Доехав до Дома контор, я покинул троллейбус и пошёл к почтамту пешком. Корнеев бежал за мной вприпрыжку и повторял:

– Она замечательная! Да-да! Хорошая женщина! Вот увидите! Она же понравилась вам в первую встречу? Я сразу понял, что вас с ней что-то связывает!

Корнеев даже забежал вперёд и попытался заглянуть мне в лицо:

– А может быть, это судьба, а? Вот вы и встретили её, свою женщину? Как, Иван Иванович?

Я отворачивался в сторону, стараясь не слушать его. Почтамт был в самом центре города. Можно было проехать ещё одну остановку, но мне хотелось пройтись по набережной Исети, по Историческому скверу, где когда-то я студентом любил посиживать на скамеечке, как пенсионер, с газеткой или с книжкой в руках. Талые воды уже пронеслись, и река стала такой, как всегда, – тёмной, скрывающей в своих водах тайны дней минувших и дней нынешних. Здание почтамта, расположившееся наискосок от Исторического сквера, снаружи довольно непримечательное, относилось к числу сооружений с интересным архитектурным решением. Как и Дом контор, это здание было архитектурным памятником советскому конструктивизму. Служебные помещения, расположившиеся лабиринтом вокруг центрального зала, также наталкивали на мысль о том, что отец этого сооружения был человеком явно неординарного склада мышления. Волнение от предстоящей встречи мешало мне настроиться на спокойный, деловой лад. А если она узнает меня?

Корнеева встретила меня тепло, хотя и не смогла убрать с лица выражение озабоченности. Чёрный брючный костюм выигрышно подчёркивал её стройность. Сам Корнеев крутился вокруг неё волчком и, взглядами спрашивая у меня разрешения, посылал ей воздушные поцелуи.

– Ах! Ну, что за женщина! Что за женщина! Поверить не могу, что это моя вдова!

– Проходите, проходите! – Корнеева вошла вместе со мной в просторный кабинет. Судя по длинным приставкам к столу и двум рядам стульев, она была руководителем как минимум выше среднего уровня. Ей приходилось собирать у себя немаленький коллектив и проводить заседания. Ещё при первой встрече я почему-то подумал, что её муж играл в семье роль второй скрипки. В облике её не было той привлекательной округлости, сглаженности, мягкости, присущей женщине её возраста. Лицо хотя и с широковатыми скулами, но без единой лишней складки под подбородком; скулы чётко очерчены, что подсказывало наблюдательному взгляду – женщина она решительная, если не жёсткая.

– Ой, строгая, – соглашался Корнеев, не отставая от меня ни на шаг. И, забыв о своих недавних хвалебных эпитетах, неожиданно заключил: – Скажу больше – стерва она ещё та!

Впрочем, она вся была подтянута и сухощава. Может быть, в плечах немного широка и угловата, но при её высоком росте и изящности это не воспринималось как изъян. Когда я увидел её в родной стихии, то признался себе, что она красива. Солнечный свет, отражаясь от розовых стен, делал её лицо более юным, придавая ему свежесть молодости. Здесь, наедине, находясь от неё на расстоянии вытянутой руки, я почувствовал её волнующую энергетику. Словно сейчас будет происходить не допрос, а приятная встреча, как где-нибудь в уютном кафе. Встреча мужчины и женщины, знающих, что это лишь прелюдия большого счастья, которое они скоро испытают, оставшись наедине. Корнеева прошла на своё место и села в удобное кресло, указав мне на ближайший стул у приставного стола.

– Светлана Андреевна, – начал я, – мне нужны версии убийства. Кто мог убить вашего мужа? И какие могли быть мотивы?

– Какие мотивы? – сразу откликнулась Корнеева, непроизвольно откатившись на своём кресле от стола назад, к пейзажу с уральскими рябинами над её головой. – Какие тут могут быть мотивы, кроме одного? Корыстного. Убили Павла из-за денег. Кто-то из его делового окружения это сделал.

– Можете на кого-то конкретно указать? Кто способен на это?

– Да я думаю, на это способны все. Особенно в наше время. У людей исчезли старые нравственные ориентиры. Некому сейчас вещать о моральном долге перед обществом. Зато смотрите, сколько вокруг появилось соблазнов. Дорогие машины, роскошные апартаменты, возможность путешествовать по всему миру… И обо всём этом назойливо и отовсюду идёт трескотня: бери, пользуйся! Живёшь только один раз! Так что, думаю, сейчас все готовы убить ради денег. Другое дело, какая сумма способна завести человека.

Глядя на её лицо, я вдруг почувствовал, что за скулами, за чётко очерченным ртом, ледяными глазами я не вижу Светлану. Почувствовал, как от неё повеяло замогильным холодом. Возможно, это было следствием того, что она всё-таки была женой человека, которого я совсем недавно наблюдал выпотрошенным на столе в морге. Это специфика следственной работы – следователь (во всяком случае, я) видит близких, родственников убитого также наполовину мёртвыми. В этом есть своя правда. Я смотрел на неё и видел рядом с ней Корнеева.

Почему-то в прошлую нашу встречу она была совсем другой. Мною уже давно замечено – в следственном кабинете, не говоря уж о камере в изоляторе, – человек совсем не тот, что в своей родной стихии.

– В первую очередь убийцу я искала бы среди друзей Павла, – после некоторого молчания сказала Корнеева. – С партнёрами по бизнесу всегда держишься, что называется, настороже. Боишься сказать лишнее, проговориться. С друзьями же делишься самым сокровенным. Мечтами, планами. Знаю двоих его друзей. Смольянова и Бекетова. Смольянов очень расчётливый. Я бы сказала, жадный до денег. В своё время я отговорила Павла идти со Смольяновым в один бизнес. Тот звал мужа торговать подержанными автомобилями. Думаю, что Смольянов пожадничал бы нанимать киллера, не стал бы делать лишних движений. Он очень продуман и осторожен. И не настолько глуп, чтобы из-за двух миллионов рублей убивать своего товарища. Бекетов – тот наоборот, казалось бы, рубаха-парень. Товарищу последнее не пожалеет, даже жену свою, как мне кажется…

Корнеева усмехнулась и посмотрела на меня как-то странно. Посмотрела с улыбкой самостоятельной женщины.

– Но вот это-то обстоятельство меня и настораживает. Уж очень он вертляв, как флюгер. Несерьёзен и в то же время решителен. Делом по-настоящему он заниматься не может. Ему сразу – вынь да положь! – Корнеева словно устала говорить о смерти мужа. Она некоторое время перебирала в молчании папки на столе. Затем, оставив их в покое, подняла на меня взгляд. – Да, мысль о деньгах у меня была первая, как только произошло нападение на мужа. Но потом, через некоторое время, я подумала, а не замешано ли тут его увлечение?

– Какое увлечение?

– Увлечение нацистской атрибутикой.

– И как же это увлечение может иметь отношение к убийству-то, а?! – воскликнул раздражённо Корнеев, ходивший всё это время задумчиво по кабинету из угла в угол.

– Ну как же! Фашист, можно сказать, начинает высказывать свои нацистские взгляды, когда у нас ещё ветераны войны живы и активно себя проявляют. Кому у нас это может понравиться? Кому может понравиться, если Павел направо и налево говорил всем, что они быдло, стадо. Говорил, что мы достойны того, чтобы с нами не считались ни свои правители, ни другие государства. Достойны того, чтобы нас обманывали, обирали и манипулировали нами.

– У него были соратники, это было его серьёзное увлечение?

– Я бы не сказала, что это было серьёзно. Так, на уровне эпатажа публики. Но всё-таки. Думаю, за такое могли и прибить…

Однако что-то есть неестественное в том, как она держится, подумал я. У неё только что убили мужа, отца её дочери. А она строит расчёты. Что-то тут не так! Как будто угадав мои мысли, Корнеева резко обернулась и сказала:

– Ну, это только вам удастся подтвердить или развеять мои подозрения. А мне, честно говоря, от этого уже ни холодно ни жарко.

Да, это была уже совсем не та Светлана, которую я знал когда-то.

– Вы так логично рассуждаете, – вдруг решился я. – Наверное, у вас были друзья-юристы?

Голос у меня стал каким-то фальшивым и совершенно не к месту игривым. Вот сейчас она и вспомнит меня, Романа-чеченца, общежитие юридического института, ресторан «Малахит»…

– Нет, – коротко и сухо ответила Корнеева.

– И мы с вами раньше не встречались? – я чувствовал себя тупым юнцом.

– Нет, – повторила Корнеева, отбив у меня охоту к дальнейшим наводящим вопросам.

– Я же говорил, стерва она, стерва! – горячо в спину шептал мне Корнеев, едва поспевая за мной по ступеням набережной в Историческом сквере.

– Никогда не сомневался в этом, – согласился я.

Проходившие мимо студентки весело переглянулись.