Читать книгу «Окаянные дни» Ивана Бунина - Олег Капчинский - Страница 8

За несколько дней до бегства интервентов в городе начал полулегально действовать Совет рабочих депутатов. Во главе его были большевики-подпольщики Елена Соколовская, Павел Онищенко[76], Филипп Болкун и анархо-коммунист Александр Фельдман, недавно вернувшийся из французской эмиграции. Еще раньше, в конце марта, был избран новый состав Центрального совета профсоюза, большинство которого составили представители левых партий, председателем которого стал бундовец Александр Чемеринский [77], членами – Бенцион Духовный, в недавнем прошлом тоже бундовец, перешедший к большевикам, анархисты Степан Шахворостов и все тот же Фельдман и другие.

2 апреля к генералу д'Ансельму для переговоров о передаче власти была направлена делегация, в которую вошли Чемеринский, Фельдман, Анулов, Соколовская и другие. Со стороны генерала участвовали также члены Комитета обороны Одессы, сформированного после отъезда Гришина-Алмазова[78]. Это были инженеры по образованию кадет Михаил Брайкевич – выборный городской глава Одессы (не путать с должностью градоначальника) и сионист, а ранее эсер Петр (Пинхас) Рутенберг – советник комитета, в первую русскую революцию – член Петроградской боевой организации партии, ликвидировавший знаменитого священника Георгия Гапона. (По иронии судьбы один из участников советской делегации Чемеринский в начале века, как и Гапон, был зубатовцем.) Переговоры продолжались три дня, и за это время состав переговорщиков менялся, и постоянными участниками были только д'Ансельм и Фельдман.

Интересные воспоминания о переговорах оставил их участник большевик с 1917 года Александр Петрович (Ефимович) Александров (настоящая фамилия – Барон). Превратности его дальнейшей судьбы были довольно любопытными. Он командовал морским батальоном особого назначения, был комиссаром полка кавбригады, председателем Черноморского, Херсонского и Крымских войск трибуналов. Но дальнейшая его судьба была не совсем типичной для большевиков-подпольщиков. С 1927 года, после окончания Военно-морской академии, он служил на командных, штабных и политических должностях на Балтийском флоте, в частности в начале 1930-х годов командовал крейсером «Аврора». Кроме Гражданской он принял участие еще в двух войнах: испанской, на которой был советником командующего республиканской флотилией, и Великой Отечественной – в качестве начальника штабов Ленинградской военно-морской базы и Ладожской флотилии. Между же участием в этих войнах у него было двухгодичное пребывание под следствием в камере Ленинградского УНКВД. В апреле 1945 года, направляясь в командировку в Берлин, Александров, за 8 месяцев до этого аттестованный в звании контр-адмирала, погиб в авиакатастрофе[79].

В воспоминаниях, опубликованных в 1927 году, Александров рассказывал:

«Отправились мы вместе с Болкуном (одесский швейник Филипп Ефимович Болкун, был большевиком с 1917 года; в апреле 1919 года он станет первым председателем советского губисполкома, правда, пробудет на этой должности около месяца и затем вернется на прежнюю работу в швейный профсоюз. – O. K.) и Фельдманом на Николаевский бульвар в штаб союзников. Когда мы вошли в штаб, нас ввели в комнату, где находились генерал д'Ансельм и начальник его штаба полковник Фрейденберг. Д'Ансельм принял нас любезно, но на предложение товарища Фельдмана передать власть в руки Советов (Фельдман свободно владел французским языком и вел все переговоры) ответил отказом и настаивал на сохранении в городе полного порядка и недопущении каких-либо эксцессов против эвакуировавшихся союзных войск, угрожая в противном случае обстрелом города с военных судов. Мы поставили ряд условий со своей стороны, среди которых было недопущение увода судов Черноморского торгового флота, оставление в Одессе ценностей банков и т. д. При этих условиях генералу д'Ансельму гарантировалось сохранение порядка в городе и свободная эвакуация французских войск. Полковник Фрейденберг, сидевший тут же, говорил с нами полупрезрительным тоном, стараясь узнать, какие вооруженные силы у нас есть, какое количество штыков может поддержать наши требования. От имени делегации Фельдман потребовал, чтобы Фрейденберг не участвовал в наших переговорах, и д'Ансельм, очевидно, желавший добиться каких-то результатов, предложил Фрейденбергу оставить нас. Однако мы не добились путем переговоров никаких результатов и удалились, оставив за собой право действовать, как нам заблагорассудится…»[80].

Об анархисте Александре X. Фельдмане (полного его отчества нам установить не удалось), везде писавшемся как «товарищ Саша Фельдман», нужно сказать подробнее, так как много раз будет фигурировать в нашем исследовании. Отрывочные биографические сведения о нем привела 6/19 октября 1919 года газета «Одесский листок»:

«Сын зажиточных родителей из Бессарабии, Фельдман побывал в Америке, связался с анархистами, возвратившись в Россию, принял участие в революции ее последнего большевистского периода. Во время пребывания в Одессе французов Фельдман вел активную подпольную работу, состоял в союзе строительных рабочих. Французы искали Фельдмана, а он в это время выступал в Центропрофе, вел кампанию против руководивших меньшевиков и свалил их».

Восстание в Одессе было не чисто большевистским, как об этом обычно утверждалось в советской литературе, а левосоциалистическим. Одесский подпольщик, левый эсер И. Алексеев (Небутев) вспоминал, что, окончательно договорившись о восстании, коммунисты выставили 130 боевиков, его партия – 80 и анархисты – 50[81].

«Наш отряд, – рассказывал Алексеев, – поместился в „Доме Трудолюбия“. Мы построились. Наверху к городу окопы, и в них маячат фигуры греческих солдат. Уклоняясь от них, я повел отряд к Пересыпскому мосту Государственной охраны. Не доходя шагов восемьсот, мы рассыпались в цепь и бросились в атаку. Из района выбросили белый флаг. Послали делегацию. Милиционеры сдали оружие и признали советскую власть… В „Доме Трудолюбия“ беспрерывно работал телефон – это различные учреждения и воинские части заявляли себя солидарными с советской властью и отдавали себя в ее распоряжение.

В одиннадцать часов из помещения городской управы мне позвонил Саша Фельдман. Он сообщил, что все окраины в наших руках, а из Городского района белые начали эвакуироваться, им перерезают путь железнодорожники. Саша предлагал мне не вступать в конфликт с французскими войсками, так как президиуму удалось договориться с Д'Ансельмом, который обязался в четырехдневный срок вывести из Одессы все свои войска»[82].

А вот что рассказывали о своей роли в смене власти в городе спустя 13 лет после описываемых событий в письме Максиму Горькому, работавшему над подготовкой «Истории Гражданской войны», члены Союза пекарей – участников Гражданской войны в Одессе:

«В последних числах марта Григорьев усиленно наступал на Одессу и издал воззвание к рабочим, чтобы они захватили власть в свои руки. Воззвание Григорьева было подпольно зачитано во всех пекарнях, где было спрятано оружие.

Штаб боевых дружин Молдаванского района послал Григорьеву делегацию. Посланы были Саша Фельдман и от пекарей т. Матьяш… 31 марта охрану в районе Молдаванки уже несли дружинники-рабочие. Таким образом, они захватили Молдаванку, арсенал по 2-й заставе и артсклады, откуда и снабжались дополнительно оружием. 2 апреля дружина пекарей получила дополнительно винтовок… За три дня патрулирования по городу разоружались всякие белогвардейцы, попадавшиеся на Молдаванке. 3 апреля было получено распоряжение от штаба боевых дружин, которые уже полулегально находились на Болгарской, 53, освободить из тюрьмы всех политзаключенных.

Комендантом города был назначен Домбровский. 5 апреля вошли в город части Григорьева, и, таким образом, была установлена твердая власть Советов. Дружина пекарей несла охрану самых важных участков окраин, охраняла порт, таможенные склады и боролась с уголовниками… Когда приехал Григорьев и сделал парад всех войск, вышла на парад и дружина пекарей как сильная боевая единица…»[83].

4 апреля вооруженные отряды заняли помещения Государственной стражи, телеграф, почту, банк, арсенал.

В связи со сменой власти хотелось бы привести еще один любопытный эпизод, связанный с похоронами «жертв контрреволюции», проведенными 13 апреля 1919 года.

Вот что записала в своем дневнике Вера Муромцева-Бунина:

«31 марта/13 апреля.

Сейчас видели гражданские похороны. В России всегда лучше всего умели хоронить – при всех режимах. Не символ ли нашей страны? Большевики тоже постарались. Похороны помпезные. Масса красных знамен с соответствующими надписями, были и черные (анархистские. – O. K.) с еще более свирепыми – „смерть буржуям“, „за одного нашего убитого смерть десяти буржуям“… Оркестр играет марш Шопена. Покойников несут в открытых гробах. Я видела несколько лиц, почему-то очень темных, но только у одного кровоподтек на правой стороне лица. Некоторые имеют очень спокойное выражение, значит, умерли легко, а вовсе это не „жертвы добровольческих пыток“, как писалось в их безграмотных газетах. Вместо венчика полоска красной материи вокруг лба. Процессия очень длинная. Я стою около часа на Херсонской и вижу, как идут китайцы с очень серьезными лицами, – отношение к смерти у них иное, какое-то древнее, и, смотря на них, я испытываю странную жуть. Впереди гробов разные депутации с венками, увитыми красными лентами… Масса барышень, студентов, рабочих. Порядок образцовый»[84].

В качестве караула были выделены: из григорьевцев – пехотный батальон, кавалерийская сотня, легкая батарея; из комендантских частей Домбровского – кавалерийская сотня и рота пехоты, по одному батальону Белорусского, Бессарабского, 1-го Одесского советских полков и, наконец, упоминаемый Буниной взвод китайцев[85]. Как мы видим, караул был более обстоятельный. Вот только объект похорон вызывает сомнения. Дело в том, что Владимир Маргулиес записал в своем дневнике, что знакомый врач из университетского морга, куда привозились трупы расстрелянных и убитых, ему рассказывал, что устроители похорон явились в морг и потребовали выдачи определенного количества трупов, «мало смущаясь, что это трупы различных грабителей и воров» [86]. Трупы же многих действительных жертв многочисленных контрразведок, к которым иногда пытки применялись, перед уходом белых и интервентов, обычно топились в море. Так что если информация Маргулиеса соответствует действительности, то, вполне вероятно, следов «физических мер воздействия» и нельзя было видеть, поскольку уголовников не пытали, как, впрочем, в последний месяц часто и не судили, а расстреливали при задержаниях и облавах.

6 апреля 1919 года бывший подпольный ревком стал легальным губисполкомом, который сначала возглавил Филипп Болкун, а затем менее чем через месяц его сменил Иван Клименко, тот самый Клименко, который в ноябре 1918 года в начале французского вторжения штурмовал вместе с Мишкой Япончиком одесскую тюрьму. Секретарем исполкома стал анархо-коммунист Александр Фельдман.

Появились первые народные комиссары (так высокомерно, по аналогии с российской и украинской столицами, в Одессе назывались органы отраслевого управления – впрочем, подобное имело место в то время во многих провинциальных городах) созданного большевиками городского правительства. Комиссаром по делам юстиции стала Елена Соколовская, вскоре перешедшая в губком партии вторым секретарем, комиссаром по военным делам – Филипп Анулов, покупавший при французах оружие у Мишки Япончика, комиссаром по национальным делам – Бенцион Духовный (позже он возглавит комиссариат финансов), комиссаром по делам продовольствия – левый эсер Виктор Милан; местами заключения, в том числе знаменитой одесской тюрьмой, стал заведовать большевик с 1917 года Михаил Трюх, участник октябрьского восстания в Петрограде, где был делегатом от Одесского совдепа на II Всероссийском съезде Советов, наконец, комиссаром просвещения стал только что вступивший в левоэсеровскую партию уже больше года стоявший на «советских позициях» профессор-историк Евгений Щепкин. «Да этот хоть сумасшедший, но культурный человек, – с возмущением говорил в те дни жене Иван Бунин о Щепкине, которого он знал еще с дореволюционных времен, – а ведь остальные – полные невежды и мерзавцы»[87]. Судя по всему, остальные комиссары для писателя представлялись выходцами из нелюбимых ему дорвавшихся до власти «пролетариев» или «полупролетарских» слоев.