Читать книгу Город одного человека - Ольга Игоревна Лесун - Страница 6

Как только окончательно сошёл снег, возобновились общегородские субботники. Для работников СМИ это означало прогулку в быстром темпе по десяткам площадок, где люди вычищали дворы и общественные территории от прошлогодних листьев, мусора и белого полотна окурков, саркастически именуемых «подснежниками».

Алексей присылал Саше ироничные сообщения: «Все работают, а ты фотографируешь», на что девушка фыркала в ответ: «Фотографы и журналисты потом сидят сверхурочно за компьютером, чтобы написать статьи, посты и составить отчёт о проделанной работе». Ей временами казалось, что он не воспринимает ни работу, ни её всерьёз – как журналиста и фотографа.

– Я начала искать вакансии в Санкт-Петербурге, – вздохнула она в трубку телефона. – Но уже сейчас тоскливо от расставания с этой работой.

– Что в ней особенного? – Не вдаваясь в подробности, спросил мужчина. – Ты просто пишешь тексты, это можно делать где угодно.

На одном из субботников Саша работала в связке со Степаном Григорьевым и оператором Геной, от которого, точно родной, тянулся лёгкий шлейф перегара. С одной площадки на другую их перевозили на машине Главы города. В последнее время Виктор Чижов чаще брал новую сотрудницу информационного отдела с собой, отправляя коллег с руководителем администрации и начальниками разных отделов. В исполнительном органе власти после реформации Совета депутатов, по слухам, должны были организовать в администрации муниципалитета собственную пресс-службу, а Главе оставить одного подчинённого журналиста. Саша, не делясь ни с кем мыслями, примеряла на себя роль пресс-секретаря, но, теребя как лоскутик эту возможность и осознавая объём работы и ответственность, боялась, что ещё слишком мало проработала в отделе и не обладает достаточным опытом. «А если попросят прокомментировать ситуацию с предприятиями, что ответить?» – Она представляла своё выступление перед нацеленными в её сторону микрофонами не только местных СМИ, но и приехавших с разных точек региона представителей агентств. Но образ успешного специалиста в строгом костюме, всегда уравновешенного и с лёгкой тенью под глазами, её бодрил и заставлял щуриться в удовольствии.

Степан Григорьев вёл себя тактично и дружелюбно, иногда, это было явно и даже наигранно: хотел дольше задержать Сашино внимание, пытаясь проявить себя хорошим рассказчиком и рассмешить её, как не пытался кого-либо другого, например, общую коллегу Юлю. Саше было приятно, но видела в нём лишь будущего друга, с которым как ребёнок могла дурачиться в масштабах города – оба набирались опыта и оба не собирались здесь оставаться. По мере того, как их общение становилось всё более частым, находила в нём, скорее, образ младшего брата, несмотря на одинаковый возраст. «Я-то уже будущая жена, а он – шалопай, недавно вернувшийся из армии», – рассуждала Саша, и Степан всё больше напоминал этакого Джима Старка11, реалиста с доброй душой и плохими манерами, который привлекал непосредственностью и отличным чувством юмора. Как герой первого голливудского фильма о подростках, парень притягивал нестеснённой мужской энергетикой, а ещё энтузиазмом и нахрапистостью, и потому даже при отсутствии журналистского опыта делал репортажи лучше тех, кто на телевидении работал дольше.

Фотографируя, Саша ощущала себя досконально изучающим местность криминалистом. Десятки знакомых лиц из администрации улыбались в камеру. Пришли и просто жители – кто один, кто с компанией, а кто с семейным подрядом. Для каждого нашлись грабли, перчатки и большие синие и чёрные мусорные мешки, которые потом, пузатые от мусора, грудились вдоль дорог, пока работники предприятий «Коммунальное хозяйство и благоустройство» и «Жилищное хозяйство» в конце дня не КАМАЗы. Корреспонденты – кто пешком, кто на машине – делали фотографии до уборки, во время, захватывая в кадр как можно больше людей, и повторяя кадры уже после субботника, вновь обходя отработанные площадки.

День для субботника выдался пасмурный и холодный. Как бы дома Саша не утеплялась, натянув майку, футболку, водолазку и толстовку под ветрозащитную куртку, но спустя два часа под моросящим дождём замёрзла, шмыгая холодным покрасневшим носом. Какое-то время компания грелась в машине с водителем Евгением Большаковым. Саша, натянув высоко ворот толстовки, вжалась в горячее кресло, и постепенно тепло мурашками начало расходиться по телу.

– Кстати, как съездил на музыкальный концерт? – Она развернула только голову, поглядывая в зеркало заднего вида, и нашла зелёно-жёлтые глаза в светло-рыжеватой оправе ресниц.

– Да, с Ваней этого так ждали, – раздражённо сказал Степан. – Но ничего особенного. Хотя очень понравилась одна маленькая девочка – она пела как Марайя Кэри12, может, даже лучше.

– А как Игорь Бутман, удалось взять интервью? – Саша нехотя развернулась, уменьшив площадь нагрева, и выглянула из-за спинки сиденья.

– Не мог дать нормально интервью, спешил, видите ли. И не особенно-то он играет, – юноша помахал рукой с растопыренными вытянутыми пальцами.

– А, – девушка приняла прежнее положение, обменявшись взглядом с Евгением. Тот хмыкнул, едва кивнув головой в сторону сидящего позади корреспондента. Водитель не знал состоявшегося до этого разговора, но даже сейчас нашёл нотки бахвальства и надменности в голосе Григорьева. Саша тоже это заметила, и удивилась, как быстро мог пошатнуться идеал, и как легко Степан расставался с собственными возвышенными убеждениями.

Через полчаса Юрасову и телегруппу отправили в дальний район города, куда должен был подъехать Виктор Чижов и дать интервью. Сам он с утра убрал свой участок в парке вместе с депутатами, а затем объехал остальные площадки, проверить, как спорится работа.

Выполнив задания, Саша остановилась неподалёку от пункта питания. Красная палатка завлекала сладким ароматом сдобы. Живот неспокойно отозвался музыкой третьего действия «Полёт валькирий»13.

– Смотри, там есть бутерброды и горячий чай, – Степан позвал присоединиться и оператора.

– А что, и нам можно? Это ж для работников субботника, – Саша оглядела опустевший двор.

– Нужно. Прессе первым делом. Это не зазорно. Или ты стесняешься?

Саша поддалась зову пухлых испечённых пирожков.

– Ребятки, давайте вам чаю налью, а то синие уже.

В палатке с чаном и столиком, накрытым подносами с сырными и колбасными бутербродами, булочками с капустой, картошкой и пирожками с изюмом, стояла приятная улыбчивая женщина, одетая в толстый свитер, дутую куртку и телогрейку.

«Не то что вырядившиеся, хоть и спортивно, но как-то не по погоде, журналисты», – Саша потопталась на месте и поёжилась, напрягая мышцы спины.

Хозяйка палатки протянула в пластмассовых стаканчиках обжигающий замёрзшие руки сладкий чай.

– М-м, как в детском саду, – девушка с наслаждением вдыхала пар и жевала мягкую сдобу с изюмом. Перед запеканием пирожок по традиции лучших государственных столовых был смазан желтком.

– Хо-хо, голодный корр, – Степан с набитым ртом засмеялся, умиляясь: сотрудница Совета депутатов, всегда одетая с иголочки, но невычурно, в изящных платьях, подчёркивающих фигуру, но с длиной не выше колена, на субботнике преобразилась, придя в спортивных штанах с тремя полосками, кроссовках и в большой спортивной горнолыжной куртке с капюшоном, который теперь съезжал ей на половину лица. – Руки замёрзли, да? По фиолетовым ногтям вижу.

Саша не помнила, когда и где забыла второпях перчатки.

– Ну, так. Да, есть немного, – она скорее хмыкнула, чем засмеялась, чтобы не подавиться куском пирожка.

– На, держи, – Степан протянул серые вязаные перчатки. – Давай сюда стакан, помогу надеть.

Она смутилась оказанной заботой, но в перчатках руки согрелись быстро.

– А ещё вот, чтобы не печалилась, что тебе после субботника придётся продолжить работу в кабинете, – и с этими словами юноша протянул плитку молочного шоколада с дроблёным орехом и изюмом и положил в глубокий карман её куртки, с пониманием кивнув на занятые стаканом и едой руки.

– О-о, это же мой любимый шоколад!

Со Степаном Григорьевым было хорошо бродить по вечернему, залитому светом фонарей, городу. Он привлекал и живостью ума, и галантностью, которую применял в нужный момент, не дав девушке оступиться, помогая перепрыгнуть лужу и расторопно открывая дверь машины, находил приятные слова для комплимента, чтобы поднять настроение. В разговоре с девушками он был в своей тарелке, умело подбирал слова, смакуя на языке, и припоминая несметное количество презабавных случаев из жизни, словно фокусник, доставал их, припрятанных в шляпы.

Острить, как и говорить красиво, он умел без запинки. Словно выученные фразы, которые много раз повторял. Постепенно до Саши доходили слова подруги, что этот парень не промах и привык к женскому вниманию – и в глаза ему смотрел и вился вокруг весь млеющий женский мир. Саша слушала его и не поддавалась, во всяком случае, хотелось верить, что она была другого сорта, и если соглашалась на короткие прогулки, то из вежливости и зарождавшейся дружбы. Но Степан зачастил в её кабинет в Совете депутатов, чтобы что-то отдать, взять, уточнить, поговорить, если проводил интервью с каким-нибудь работником администрации или срочно забирал документы для редактора телекомпании. Юля с Михаилом, будучи свидетелями, с пониманием переглядывались, чем вводили Сашу в краску.

Как-то раз на неделе Степан, получая обратно свою флешку, с которой Саша сбросила на компьютер совместное смешное видео со спортивного мероприятия, вдруг потянулся обнять на прощание. Сначала она оторопела от неожиданности и застеснялась, едва не отшатнувшись от протянутых рук, но, мысленно укорив себя за дикость, позволила это сделать, и даже слегка похлопала по мужской широкой спине, ощутив под ладонью крупную и плотную вязку чёрного свитера. От юноши шёл аромат мужского одеколона, смешанного с едва заметным запахом пота и какого-то спёртого домашнего духа, какие встречала на интервью в квартирах пожилых людей. Всё это было неловко и неестественно, «словно по принуждению и слишком скоро», – изобразив на лице улыбку, размышляла Саша, слушая удаляющиеся широкие шаги телекорреспондента.

В крупных чертах лица Степана Григорьева, словно вырезанных из пластичного материала, всегда сохранялась сдержанность и суровость, граничащая со злостью. В выразительных, глубоко посаженных глазах читался вызов и ненависть к страху и слабости других людей, и из-за высокого роста и привычки чуть запрокидывать голову, показывая выпирающий кадык, взгляд казался надменным и тяжёлым. Галина Юрьевна Юрасова, однажды увидев его стендап в репортаже, сказала дочери, что эти глаза жадные и злые, как у чёрта, но Саша только улыбнулась, посчитав, что матери он не нравился из-за Алексея Вяземского.

Оттого что он часто и подолгу хмурился, отстраняя от себя «слабохарактерных персонажей толпы», на высоком гладком лбу отпечатались глубокие продольные полосы, а между бровей прореза́лись две тёмные складки. Обычно, одна из угрюмо искривлённых бровей опасно и грузно нависала над глазом, будто накренившаяся балка над входом в здание, и не предвещала ничего хорошего собеседнику. У него был прямой заострённый нос и широкие ноздри, что выглядело гармонично за счёт пухлого большого рта с выступающей как бы в задумчивости, нижней губы и относительно волевого подбородка.

Сектор информационной политики Совета депутатов завершил отчёт по субботнику через пару часов после окончания экологического мероприятия. Около двух тысяч человек выгребли с улиц, во дворах, скверах и городском парке почти сорок три тонны мусора и старой листвы. На улице всё ещё рано темнело, а с пасмурной погодой, серость неба отдавала графитом, но близость дома и горячего чая, мысленно согревала. Оставалось получить одобрение Виктора Чижова за написанный отчёт, и пока трое сотрудников сидели в ожидании, Саша, откинувшись в офисном кресле, прошлась в Инстаграм по отобранным ранее фотографам. Она выбрала репортажного фотографа, на которого была подписана уже какое-то время, его фотоработы как памятные карточки не походили на стандартные снимки, от них веяло вечностью, подёрнутой мерцающей пылью и брызгами шампанского, таящие ещё в воздухе.

«Как тебе он? – Спросила она в сообщении Алексея. – Хочу его видеть на нашей свадьбе».

«Мне нравится».

«Тогда я договариваюсь».

Пятьдесят тысяч на ведение фотосессии в храме и потом репортажная съёмка на природе вместе с семьёй. Алексей сказал передать контакт фотографа ему, чтобы всё уладить.

– Так, бездельники, – в кабинет со свистом вошёл Глава. Он тоже устал за эту рабочую субботу, и в пустующем Совете ходил уже без пиджака и галстука. – Губернатор принял доклад, и на сегодня вы все свободны, – и также стремительно, но уже с улыбкой, Виктор Чижов вышел в дверной проём.

Сотрудники, облегчённо выдохнув и глухо посмеявшись, шумно начали собираться по домам.

Вдруг Михаил Пронин хлопнул в ладоши и, потерев руки одну об другую, встал посреди кабинета. Саша положила телефон на стол и внимательно посмотрела на коллегу.

– Ребята, я предлагаю не идти домой.

– А куда? – Саша утомлённо посмеялась, протирая напоследок стёкла очков для работы с компьютером. – Самим взять в руки грабли и убрать, где пропустили работники?

– Нет! Предлагаю пойти прямо сейчас, несмотря на наш спортивный уставший вид съесть пиццу и отметить первый наш с Сашей совместный субботник и отчёт.

– И компот, – передразнила его Юля и потом посмотрела задумчиво на откинувшуюся на спинку кресла подругу. – А что, можно же часик посидеть, да? Сын сейчас у мамы, так что можно и бутылочку пива выпить. Ты как, Саш?

А та, вспомнив, что взяла с собой кошелёк, решила не отбиваться от стаи.

«Родная, ты как?» – Через пятнадцать минут пришло сообщение от Алексея, мистическим образом определявшего, когда возлюбленная находилась не одна. Саша чувствовала эту ревность к её хобби, работе, знакомым, и понимала, как нелегко ему не иметь возможности быть причиной её счастья. Он признался недавно, что она даже снилась ему перед важными в их жизни событиями – когда им суждено сойтись и разойтись. «Ты написала всего одно слово: «Впустишь?» Но у меня записан твой старый номер, с Республики Бурятия, и я понял, что это ты, – быстро набирал разорванные сообщения Алексей в первые январские дни. – В это время я ходил по заброшенным полуразрушенным домам, встречал своих одноклассников, которые собирались по несколько человек. А до этого ты просто приходила, пока я своими делами занимался, сидела рядом и смотрела на меня. Но мы с тобой не разговаривали». «Может, это символично – просто визиты без определенности?» – Затаив дыхание в ожидании его ответа, отсиживала последние рабочие дни на старой работе Саша. «Да, возможно, – не замедлил с ответом Алексей. – Но ты никогда не покидала мои сны».

От таких откровений её всегда пробирала дрожь. С самого детства она верила в таинство любви, в то, что два человека сходятся по велению небес, находят друг друга во многотысячной толпе потерявшихся людей. Их любовь несла их другу друга навстречу. Разве могло быть что-то сильнее этого? В такие моменты открытия души Саша радовалось, что они переписываются, что эти слова можно сохранить и заново перечитать спустя недели. В остальном, ей не хватало бурлящего потока разговоров, встреч, объятий. Но и при встрече Алексей мало говорил, ждал, что расскажет она.

«С ребятами решили спонтанно посидеть в пиццерии после работы», – Саша заплела волосы в косу, ожидая скорого ужина.

«А я дома. Устал что-то за сегодня».

Алексей не прочь был продолжить разговор, но уже подносили большую пиццу с морепродуктами и сыром на хрустящем по краям тесте, смазанном тонким слоем томатного соуса, и Саша отложила телефон.

«Знаешь, я сомневаюсь с рестораном, который мы выбрали для празднования», – прилетело через полчаса сообщение от Алексея.

Саша, утерев соус с верхней губы, спохватилась, забывшись с ответом.

«Что делать? Что людям говорить?»

«Дай мне подумать, – прилетали дробные сообщения. – Говори всем дату, а место пусть пока будет сюрпризом. Ладно. Не отвлекаю. Не переживай. Я скажу, что надумаю».

Саша испытывала лёгкое волнение. Роспись в ЗАГСе думали провести пятнадцатого июля, а через неделю – венчание. Но им не удавалось сойтись в остальном, даже в выборе места банкета: Алексей хотел добиться от неё предложения, но получая таковой, отсекал из-за суммы или своего иного. Однажды она, не выдержав, высказала, что ей вообще всё равно, лишь бы это был застеклённый зал на случай плохой погоды.

– А рядом бы была поляна или выход к речке или озеру, чтобы сделать церемонию обмена кольцами, – добавила она нервно. – Давай я скажу, как хочу, а за тобой будет право выбирать?

Но такой ответ Алексею показался равнодушным.

Через минут пятнадцать, когда на деревянном подносе осталось только два куска пиццы, телефон снова издал мелодию сообщения.

Но оно оказалось не от Вяземского.

«Привет. Что делаешь? Может, прогуляемся?» – напечатал Степан Григорьев.

Саша озадаченно поджала губы, и это заметила Юля.

– Что такое?

– А, да ничего в общем-то… – Саша покусывала шелушившуюся губу и чувствовала, как краснеет в тёплом помещении ресторана.

– Точно? – Юля лукаво улыбнулась. – А я перед выходом из Совета со Стёпкой переписывалась по поводу данных по мусору для его репортажа… Ну и пригласила пойти с нами, но он проверял репортаж с монтажёром. И… – Подруга закатила глаза, растягивая гласные звуки. – Я сказала, что и ты тут, и он так оживился…

Саша нервно засмеялась. Значит, знает он, знает Юля, знает и подмигивающий блестящим глазом Миша, который уже порозовел от второй бутылки пива.

«Не нужно чего-то бояться, – успокаивала себя девушка. – Ведь эти прогулки, сдобренные шутками, выглядят невинно. Да что там, они абсолютно безобидны!»

– Что ж… – протянула она в ответ. – Тогда, раз у вас всё схвачено, разрешите откланяться и дойти до дома в сопровождении нашего общего коллеги, – напоследок она премило улыбнулась, выделив голосом последнее слово, и осушив стакан сока большим глотком, распрощалась с ребятами.

На выходе уже ожидал Степан в тёмно-синей парке. И, к счастью, как подумала Саша, без цветов.

– Давно не виделись, – накидывая на голову капюшон, поздоровалась девушка.

Степан напевал прилипчивую песню «Mister Sadman»14, и та ещё долго приводила Сашу в эту весну, когда жизнь разделилась на два берега и перестала иметь ощутимую реальность. Девушка подхватила эту мелодию о сказочном песочном человечке, исполняющем желания, и убаюканно брела по слякотному вечернему городу долгие недели навстречу расплывавшимся вдали жёлтым фонарным огням. Не ведая куда идёт, надеясь, что её разбудят, и всё встанет на свои места, подпрыгивала в такт мелодии, но оказалось, что она не спала и успела всё испортить в своей такой радужной жизни.

Молодой человек рассказывал, как выступал с оркестром в гимназии города N. до того, как с семьёй перебрался в Питер. У Степана были пухлые губы, крупные нос, глаза, и светлые, хоть и короткие, но волнистые волосы, которые все вместе выдавали далёкие детские черты, и Саша представляла, как он мальцом выступает перед школьной аудиторией, играя на саксофоне, который продал пару месяцев назад по возвращению с армии. Он в красках говорил о срочной службе, которая проходила в нижегородской войсковой части и скрашивалась тем, что его приняли в военный музыкальный ансамбль, выступавший по гарнизонам и удостоившийся на фестивале какой-то награды.

– Рядом с нами находилась шаурмичная. Отвечаю, это самая знатная шаверма, что я когда-либо пробовал.

– Может, оттого, что ты был, в общем-то, в неволе? Ешь, что дают, ждёшь пайка и халву.

– Да, и халву грызли брикетом, целиком, не разрезая. Но да, может, ты и права. Надо будет здесь найти и попробовать.

– Есть у меня одна точка на примете.

– У тебя? – Он посмотрел, будто сомневаясь в правдивости слов, но адрес спросил.

Саша же подмигнула, готовая дальше слушать армейские басни. Не замечала, как он, порой, подозрительно косится зелёно-жёлтым глазом, ужаленный, что девушка в чём-то лучше разбиралась, даже в таких простых вопросах, как шаверма.

Степан перебрался в город N. жить в одной квартире с родным дедом по материнской линии, но, как хвастался, продолжал жить армейским укладом. Куда бы ни направлялся, старался надевать выглаженные рубашки, брюки, кофты, даже обтягивающие крепкие ноги джинсы и до блеска начищал обувь.

– Хочу спросить, – парень, шумно поправляя капюшон куртки, приободрился. – Только честно ответь. У тебя кто-то есть? Ну, у тебя есть парень?

Саша оторопела и инстинктивно подалась в сторону, с намерением якобы лучше разглядеть собеседника, но на самом деле дрогнула перед неожиданным вопросом, вспыхнув невидимым пламенем.

– Каким бы ни был ответ, он всё изменит? – Сохраняя внешнее спокойствие, слегка улыбалась, словно свысока взирая на собеседника, но понимая, что приятельскому общению пришёл конец. Краткие паузы, которые сдержанно расставляла между словами, заглушали учащённый бой сердечного барабана.

– Нет, конечно, не изменится, – юноша издал глухой смешок и перевёл взгляд от асфальта на бледное лицо спутницы. – Просто ты мне действительно понравилась, не только как человек. Но лучше ответь сейчас.

Выше по бульвару спорили школьники, но Саше показалось, что она стоит в наглухо закрытой телефонной будке, ожидая спасительного звонка от кого-то. Раньше она будто стеснялась каждого из поклонников, и даже когда появились серьёзные долгие отношения, испытывала неловкость за какие-то моменты, удивляясь, как можно решиться на шаг в замужество, быть уверенной, что на пути не встретиться кто-то ещё. И, несмотря на эти мысли совершенно неопытного в любовных делах человека, она боготворила жениха и готова была рассказывать о нём каждому. Но не сейчас. И никто на работе не знал о свадьбе, и Алексей просил не распространяться о событии, и из-за внезапности и быстроты сделанного предложения, сама не до конца верила в происходящее.

– Есть. Жених. Он в Питере.

Пауза заполнила пространство. Саша успела проследить за выехавшей впереди машиной, под шинами мелкие камушки издали характерный звук лопавшихся в микроволновке кукурузных зёрен.

– Питер. Снова Питер. И… когда торжество?

– В июле.

Парень ничего не ответил, и тогда она, придав голосу женскую ласку, улыбаясь, словно поощряя обиженного мальчика, каким сейчас выглядел Степан, вжав голову в плечи и всунув руки в рукава куртки, продолжила:

– Интересно, почему люди появляются в жизни, с какой задачей приходят?

– Сейчас, по крайней мере, понял, для чего появилась ты. Если что, это без безумного романтического подтекста, – молодой человек закурил. – У тебя живой ум при отсутствии самовлюблённости. Знаешь, вся эта ситуация… Я не удивлён, – он дёрнул рукой, будто в отмашку. – Не думал, что встречу такую девушку, как ты – я сюда работать ехал и вести аскетичный образ жизни, – нервно засмеялся. – А тут полный набор отсылок к моему прошлому.

– Не расскажешь?

Было, похоже, что он набрасывает слова, как бусины на нитку.

– Ну ладно, – сделав подряд две затяжки, Степан вжал сигарету в край урны. – Единственные две девушки, которых я любил, из других городов – одна из Ставрополя, другая жила здесь. В обоих случаях эти отношения закончились… ничем. Хотя я тогда был готов на всё. Помимо них были и другие… в определённый период даже много, и поступал я с ними не всегда правильно, – он набрал воздуху и сделал один долгий шумный выдох. – За все поступки надо отвечать, поэтому, как только встречаю по-настоящему интересную девушку, либо всё начинается и крайне печально заканчивается, либо… либо вот как сейчас. Так что это моя личная карма и большой «привет» из прошлого, – юноша смотрел вперёд, догадываясь, какое производит впечатление. – Особенно забавно, что твой молодой человек из Питера, – Степан вымученно улыбнулся, а потом хлопнул себя по ноге. – В общем, это всё сопли. – И натянуто улыбаясь, круто обернулся. – В любом случае, мне интересно с тобой общаться, и я очень круто провожу время. И не собираюсь устраивать Санта-Барбару.

Этого могло быть достаточно, чтобы сделать правильный вывод. Изнутри голос подсказывал Саше, что Степан, преувеличивая злополучие своих проблем, изобретательно заманивает её, втягивает в литературный переплёт, тонко прощупывая, откликнется ли её душа на драматизм. И Александра Юрасова, как чуткая курица-наседка, вдруг усмотрела шанс поддержать заблудшую овечку, не замечая, что бубенчик был – на её шее.

– Я редко встречаю человека, с кем хотелось бы непринуждённо говорить и с большим удовольствием слушать, – она вздохнула и внимательно посмотрела в скрытые в тени глаза, представляя, как на свету в них засветятся золотые прожилки. – Ты как интересная книга с полки старой библиотеки, где собрана эссенция литературного мира. Мне будет грустно, если разговор прервётся.

Потом немного помолчав, добавила вкрадчиво, будто ребёнок аккуратно прячет в ладошках бабочку, боясь сломать хрупкие крылышки:

– Ты похож на парня из моего детства, которого я забыла. И…. никогда не знала.

Степан Григорьев на доли секунды поменялся в лице.

– Ого, сказала как. Это здорово… Здорово, да? – Он расправил плечи. – Потому что ты мне никого не напоминаешь. То есть такие девушки… как ты, мне ещё не встречались, – он хлопнул себя по лбу, потянув рукой по лицу. Саша же подумала про себя, что он сейчас, дабы сгладить неловкость момента, начнёт выдумывать всевозможные комплименты. – М-да, звучит как отвратительно-банальный комплимент, но… так и есть.

– Ты первый мужчина, болтающий больше меня! – Заливчато рассмеялась девушка и легонько ткнула его в бок. Если закрыть глаза на мелкую дрожь в теле, какая случается от прочтения неожиданно умной, вдохновляющей, художественно поэтической книги, Саша на ничего под всем сказанным не подразумевала – ей было весело с ним, этим наигранным бунтарём, и только. Она росла ребёнком, который всегда находился либо под присмотром родных, либо военного водителя, и не знала предательств, не знала, что игры бывают жестокими. А Степан был неудержимым, сильным, горячим, импульсивным, умел казаться чутким и притягательно любезным, и это манило и удивляло – сколько всего может уместиться в одном человеке? Он рассказывал, как храбро справлялся с трудностями, и она верила, что он надёжен. Он говорил, как заботлив, и она находила в нём эти качества, с изумлением отмечая возрастающий интерес.

– Но я не так хорош, как ты думаешь. – Внезапно посерьёзнев, выпалил Степан. – На самом деле я бежал сюда от жизни, которая мне осточертела. Я погряз в отрыве, похоти и неразборчивости в пленительном море женщин…

Отшатнуться бы, почувствовав неладное, вспененную грязь, которую не отмыть! Но мужская сила, смешанная со страстью и честностью, с которой юноша предъявил предупреждающую информацию о своей жизни, до абсурда притягивали и заставляли довериться, ведь сокрытая правда вызывает порицание, а преподнесённое с долей самобичевания моральное уродство воспринимается обществом как покаяние и скорее потянет за собой социальное прощение, чем в первом случае.

Саша одёрнула руку, сделав шаг в сторону, чтобы даже лёгкое прикосновение рукавов не обожгло до кости, и, попав в холодный поток весеннего ветра, вспомнила об Алексее Вяземском. Было постыдно получать от общения со Степаном удовольствие, ведь она не могла быть такой лёгкой и общительной с женихом. Отправляя последнему СМС-полотна о том, как проходили её дни, редко получала соизмеримый в объёмах ответ, и сам Алексей, ощущая, каким однобоким выходит даже печатный разговор, старался не звонить, чтобы не молчать в трубку телефона. «Мне проще, если мы будем переписываться», – «ухало» ответом его сообщение. Но за прошедшие три месяца с их воссоединения, её всё устраивало. До сегодняшнего дня.

Придя домой, она надела ошейник на пса, прыгавшего вокруг и хлёстко бившего хвостом по ногам, и вернулась на сырую и чёрную, как раздавленная кожура смородины, улицу. Степан, зная о Скифе, ни разу не проявил желания с ним прогуляться, поэтому распрощавшись невдалеке от подъезда, она не ожидала встретить его внизу и рассчитывала обдумать произошедший разговор.

От яркого света подъезда пёс тянул к тёмному слабо освещённому скверу. Рядом с домом находилась гостиница, первый этаж которой занимали помещения образовательного центра, и, бредя по дороге, громко переговариваясь школьники, шедшие с вечерних занятий.

– О, принцесса вышла на охоту. Как дела?

Саша вздрогнула, чуть не выпустив из рук пластмассовую рукоятку поводка.

Из-за спины с перекинутой на бок спортивной сумкой выскочил молоденький сосед со второго этажа, что в начале марта выказал комплимент её улыбке.

– Хорошо всё. А у тебя? – Саша натужно сдерживала поводок, чтобы пёс не рванул через дорогу, по которой курсировали машины, возвращавшиеся из Москвы.

– Сегодня в тамбуре подрался с одним мужиком.

– За что?

Саша поджала губы, пытаясь вспомнить, называл ли этот парнишка своё имя.

– Да он нахамил женщине и не желал уступать ей проход.

– Что ж, ты молодец. Растёшь, – она буднично подмигнула и заметила, как он расправил плечи и довольный пошёл дальше.

– Да, наверное. Но я не хвастаюсь, – крикнул он, пройдя дальше, а потом развернулся к девушке лицом и, не сбавляя шаг, пошёл спиной по мощёной плиткой тропинке. – У тебя красивая улыбка. Пока!

Воздух пах надвигающимся летом. День, казавшийся нескончаемым, таял в развёртывающейся ночи. В сквере находился маленький участок природы, где между берёз и клёнов пролегала тишина по песчаной тропе и сворачивалась в клубок на чернеющей после стаявшего снега земле. Вечерний ковёр из пожухлых оставленных с осени листьев рождал шорох пробивающейся поросли: будто мыши маленькими лапками перебегали от норы к норе, будто дождь осторожными каплями смягчал почву «тап-тап», «тап-тап». Но на серых расчищенных плитах дорожек сквера не было мокрых следов, и не виднелся тонкий серый хвост. Сухие листья двигались под молодой энергией возрождающейся травы, тонкими острыми пиками толкавшей себе дорогу в распускающийся мир апрельской весны.

На следующий день написал Алексей.

«Доброго утра, моя единственная и неповторимая. Снился сон. Там была ты и какой-то парень. Он, видимо, по привычке начал приставать к тебе, и ты показала кольцо. Он разозлился и стал выяснять, кто подарил. Я сказал ему, но пришлось разобраться, так как он был не в себе. Знаешь, ты редко мне снишься, особенно так, чтобы тебя было видно чётко».

Саша вздрогнула. Нет-нет, что за вздор! Ну, какой парень? Она подняла руку, чтобы посмотреть на кольцо с переливающимся, будто заключённым в камень, светом. Хотелось верить в возможность счастливого брака. Жених, этот волшебник унесёт от проблем и подарит жизнь мечты. Всё остальное – неважно.

«Ах! Быть не может, чтобы это про Стёпу. Это глупость. А вдруг это предзнаменование? А вдруг он всё знает уже? – Размышляла она, а пальцы леденели. Наклонив голову и прижав локоть левой руки к телу, Саша неосознанно теребила мочку уха. – Это глупость. Не будет такого! Он же просто друг».

«Милый, это всего лишь сон. Ну и сочетания у тебя – сюжет и мой, в кои-то веки, чёткий образ», – ответила девушка и, ставя много смайликов, пыталась убедить, прежде всего, себя в нелепости сна, в невозможности зарождавшихся в груди чувств.