Читать книгу Вслед за тенью. Книга вторая - Ольга Смирнова - Страница 19
Глава 19 Второй «прокол» Стоцкой
ОглавлениеКогда за Гриневым закрылась дверь, Кирилл Андреевич приготовился к прослушке номера Екатерины. Случившееся несколько лет назад научило его быть осмотрительным и получать максимум вводных относительно всего, что творилось в его вотчине: обжегшись на молоке, дуешь на воду. Тогда – девять лет назад, он – молодой амбициозный бизнесмен – чуть не оказался втянут в цепь нечистых на руку событий. Его детище – никому тогда неизвестную Компанию вознамерились использовать как прокладку в деле рейдерского захвата фирмы конкурента: маститого и, как позже выяснилось, незаслуженно оклеветанного. Всё было обставлено как специальная операция по выявлению утечки секретных данных за пределы страны, а на поверку оказалось расправой над непокорным Главой Компании, отказавшимся участвовать в мутной сделке. Кирилл не любил вспоминать о тех непростых днях, чуть было не стоивших ему потери репутации, избежать которой удалось только благодаря Гринёву, самовольно записавшему на диктофон одну доверительную беседу. С тех времен Кирилл Андреевич Орлов был крайне щепетилен и подозрителен в вопросах, касающихся своего бизнеса.
Какое-то время в апартаментах Громовой—младшей было тихо. Картинка на экране отсутствовала и это вносило определённый дискомфорт: из любой операции Орлов стремился вытянуть максимум пользы, но в данном случае пришлось довольствоваться тем, что имелось в наличии – черным квадратом на экране и надеждой на хорошее качество звука.
Прошло несколько минут и послышался едва уловимый щелчок, оповестивший о срабатывании электронного замка – доступ в номер Громовой был активирован. Последовал звук открывшейся двери и шаги: уверенные, энергичные, судя по всему – женские. Слушатель вошел в режим получения информации.
«Не, ну ты чего спишь-то, Кать?! Заболела что ли?» – послышался настойчивый голос Стоцкой.
«Да нет, устала просто, – спросонья прошептала хозяйка апартаментов. – Что это у тебя?»
«Отчёт по твоей черепушке».
«МРТ? Что там? Заглянула же, да?»
«Ознакомилась», – не стала юлить Стоцкая.
«Ну и как?»
«Норм. Жить будешь».
«Ну и отлично. Смотри деду не проболтайся!»
«Замётано!» – Довольно воскликнула подруга. Воскликнула, будто камень с души свалился.
«Волнуешься обо мне, как старшая сестра», – в динамики лился довольный голос Громовой.
«А как же! Ты же мне не чужая!» – откликнулась Стоцкая.
«Спасибо. Который час?»
«Полвосьмого уже! Мы и поужинать не успеваем!»
«Сколько?!» – Следом раздались нетерпеливый шорох и негромкий стон.
«Что с тобой? Живот болит?»
«Да нет… Всё в порядке… Голова чугунная».
«Интересненькооо!» – пропела Стоцкая.
«Чего интересного-то?» – голос Громовой прозвучал чуть устало.
«Говоришь «голова чугунная», а схватилась за живот! С чего бы это?»
«Не знаю… Может застудилась на прогулке. В лес же после завтрака ходили… Промерзла… Может, ноги промочила».
«Боты протекают что ли?»
«Похоже на то…» – неуверенно откликнулась хозяйка апартаментов.
«Ясно. А голова чего чугунная?»
«Да так… С воспоминаниями замучилась».
«Чего полезного вспомнила?»
«Ой не надо, а, – недовольно простонала Громова. И пробурчала: – И так покоя нет ни во сне, ни наяву. Голова разрывается».
«И во сне вспоминаешь что ли?»
«Помню, что снилось что-то из прошлого, а что именно – не помню».
«Что-то ты меня беспокоишь, подруга!»
«Да, брось… Который час?»
«Полвосьмого, говорю! Давай вставай! Через полчаса твой водитель подъедет!»
«Господи! Николай Николаевич!»
«Что прям реально?»
«Что реально?» – в недоумении переспросила Екатерина.
«Реально бог?»
«Кто?»
«Да Николай Николаевич же!»
«Шутить изволишь?»
«Да какие уж тут шутки! Хочу взглянуть на этого господа!»
«Перестань… Тебе нельзя… Ты замуж собралась».
«Собралась, но пока не вышла же! Значит, могу себе позволить!»
«Что позволить?»
«С Николаем Николаевичем твоим пофлиртовать».
«Что ты несешь, Маш? Он женат».
«Ну, а как тебя по-другому в чувства привести? Сидишь, как пришибленная, сотик тискаешь. Давай вставай, говорю!»
«Ну ты даёшь…»
«Даю да, даю. В наших узких кругах это шоковой терапией зовется. Так! А что здесь случилось? Настоящий бедлам! Чем ты тут занималась? Где джинсы? А, вон они! Лови! Блузка где?»
«В шкафу должна быть… На плечиках».
«Ну хоть блузка на плечиках! Что здесь вообще было-то? Почему пояс от халата на полу валяется? И сам халат? Сколько их? Ого: целых да? Нафиг столько-то? Лифчик где?»
«В шкафу должен быть…»
«Должен быть? Не узнаю я тебя, Кать!»
«Почему?»
«Впервые вижу, чтобы вещи так разбросаны были! Это чё? Полотенце? Почему не в ванной? – Недовольному голосу Стоцкой вторили нетерпеливые шаги. Похоже, та примерила на себя роль инспектора и шастала по комнате. Орлов представил, как она небрежно подхватывает агрессивно наманикюренным пальцем каждую вещь, чуть приподнимает ее и небрежно бросает на прежнем месте. – А это? Опять полотенце? Ну ты даешь! А это что?»
«Где?»
«Да вот! Капелька… Еще одна… Это че, кровь штоле! Палец порезала?»
«Нет…»
«Нет? А что тогда?.. – задумчиво уточнил «инспектор». И вдруг: – Кать, ты охренела, что ль?! А ну смотри на меня!»
«Что ты от меня хочешь?» – недовольно откликнулась Громова.
«В глаза мне смотри, говорю!»
«Отстань… Насмотрюсь еще…»
«Не может быть… – пролепетала Мария Ивановна, видимо, не веря собственным же глазам. И понеслось: – Ты что натворила-то, идиотка? С ума сошла?! Думаешь он теперь на тебе женится? Да плюнет и разотрет! У него таких как ты вагон и маленькая тележка! С прицепом! Я справки навела! Для тебя старалась! Опоздала! Блиииин! Ну что за непруха-то!»
«Успокойся, Маш. Всё в порядке».
«В порядке?! В каком, блин, порядке, Кать?! Он же тебе просто стрелку забил, чтоб поиметь! А ты повелась!»
«Какую стрелку, Маш?»
«Да он же тебя с самого начала за шлю… за эту… Как ее… Чтоб тебе понятнее было… Деву с пониженной… Как ее там? Социальной ответственностью! Язык, бл… смотаешь! За девку по вызову принял, сечешь? А ты! Оправдала, получается, да? Эх и дура!»
«Заткнись», – едва слышно прошептали в ответ.
«Помнишь наш разговор про ганд… Изделие номер два?»
«Как забудешь…»
«Так вот: я ж неспроста его тогда завела!»
«Зачем?»
«Нужно было один пунктик прояснить!»
«Прояснила?»
«А то!»
«И что за пунктик?»
«Стало ясно, что в этом деле ты фишку не сечешь! От слова «совсем»!»
«Фишку? – растеряно переспросила Громова, – Зачем тебе это было знать?»
«А затем, что я думала, что тебя тогда того…»
«Чего того?»
«Ну, в тот вечер, о котором ты не колешься».
«Не колюсь?»
«Ну, рассказывать не хочешь».
«Не понимаю…»
«Вот и я не понимаю! Если изнасявки тогда не было, то с фига ли ты так замораживаешься? Тут что-то другое… Но что именно?»
«Не понимаю, к чему ты завела этот разговор».
«А к тому, что тебе теперь от него не отвертеться! Теперь ты просто обязана реабилитироваться передо мной за то, что совершила!»
«А что такого я совершила, что требуется реабилитация? Да еще и перед тобой?»
«Ты ж меня подставила! – воскликнула Стоцкая на полном серьезе. – И ты мне расскажешь, почему так нездорово отреагировала на действия Новикова! И почему позволила Орлову то, на что горе—жених тогда претендовал по праву!»
«По праву?»
«Он кольцо тебе нацепил, забыла?»
«И что?»
«А то, что Новиков при таком раскладе выглядит аки Агнец Божий! Не чета Орлову!»
«Что ты несешь!»
«Констатирую факт! И второе: если я поняла, что ты в интиме пенёк неотёсанный, то и он понять должен был!»
«Кто?»
«Орлов! Он точно понял – на дурака не тянет! А теперь задай себе вопрос: почему он это с тобой сотворил? В чем фишка? Ну?! Чего зенки вылупила?»
Громова молчала.
«Уверена, что поюзал он тебя, чтобы подобраться к Громову! – не унималась Стоцкая, – Или к твоему отцу! Теперь я на все сто уверена, что он жив!»
«Зачем ему к ним «подбираться»?»
«Ну и дурында! Чтобы рычаги давления иметь, для чего ж ещё!»
«Прекрати меня оскорблять, Маш, иначе нам будет не по пути. – Голос Громовой слабо вибрировал, но она старалась говорить спокойно. – Мне не нравятся ни тон, ни тема нашего разговора. Прости, я с трудом сдерживаюсь, чтобы не выставить тебя за дверь».
В комнате стало тихо. Но ненадолго.
«Прости… – послышался виноватый голос Стоцкой. – Прости… Я не хотела тебя обидеть. Просто… Просто ты меня подставила, понимаешь».
«Тебя? А ты тут причем?»
«Чёрт! Ты мой второй прокол за пару месяцев!»
«Я твой прокол? Как это понимать, Маш?»
«Ну пораскинь мозгами, Кать!»
«Ну давай вместе пораскинем. Я приняла решение и сделала то… что касается только меня… Возможно, его… И деда. Это наше семейное дело. Каким образом оно касается тебя, Маш?»
«Я… Я должна была это предотвратить!»
«Предотвратить что?»
«Как что? Вот это вот всё!»
«Бред какой-то… Прости, зачем тебе что-то предотвращать, Маш?»
«Ты же моя подруга – значит, я за тебя отвечаю!»
«Перед кем?»
«Как перед кем? Перед Громовым!»
«У тебя голос дрожит… Подожди… Ты… Ты что, боишься дедушку, Маш?»
«А что, скажешь, нет оснований?»
«Если ты о том, что произошло между мной и Орловым, то нет. Ты к этому отношения не имеешь».
«Ошибаешься! Я привезла тебя сюда под свою ответственность! Я лично с ним договаривалась! Я ему слово дала!»
«Какое?»
«Как какое?! Что с тобой ничего не случится! А что в сухом остатке? Сначала ты чуть не раскалываешь черепушку, а потом и вовсе ложишься под…»
«Не утрируй…»
«И не думала! И при таком раскладе у меня – все основания опасаться его реакции, да… И она, знаешь ли, может оказаться очень даже…»
«Очень даже что?»
«Очень даже … травмоопасной».
«Что?.. И чем же дед может тебя травмировать?»
«С ним шутки плохи… Ему же мой бизнес на корню зарубить – раз плюнуть!»
«А какой у тебя бизнес?»
«Клиника!»
«Какая ещё клиника? Ты же Универ не закончила…»
«Моя! Моя клиника, Кать! Дело всей моей жизни!»
«Значит вот что для тебя важно… А все эти разговоры о беспокойстве обо мне – для проформы, так?»
«Не передергивай!»
«И потом: что это ты из моего деда монстра лепишь, Маш?»
«Если бы…. Он даже собственную дочь не пожалел… Что уж обо мне говорить?.. – в голосе Стоцкой промелькнуло сожаление.
«Маму? Что ты хочешь сказать?»
«Только то, что сказала. Забей…»
«Как это забей? Рассказывай, раз начала!»
«Нет… Расскажу только в обмен на твою откровенность…»
«Я подумаю… Только ты ошибаешься: дедушка любил маму. Очень… И никогда бы не причинил ей вреда…»
«Как скажешь… Сейчас важно другое: не будет клиники – полетят головы».
«Чьи?»
«Да моя прежде всего! Ты хоть знаешь, какие люди в это вписались?»
«Вписались… Скажешь – узнаю».
«Ну точно дура! Прости! Блаженная, я хотела сказать. Об этом не говорят!»
«Почему?»
«Потому что такие люди светиться не любят. А если засветятся, то уж никак не порешать!»
«Что не порешать, Маш? Я всё меньше тебя понимаю…»
«Блин! Надеюсь, здесь чисто…» – вдруг спохватилась Стоцкая и замолкла.
«Не совсем», – негромко откликнулась Громова.
«Как это понимать?»
«Ты чего, Маш? Где ж здесь чисто? Сама же ворчала, что беспорядок».
«А… ну да… Давай собирайся. Пора валить».
«Кого? – смеясь спросила Громова, видимо, выбираясь из постели.
«В смысле?»
«Что «в смысле»? Ты чего напряглась?»
«В смысле: кого?»
«Ну, ты сказала «валить», я поинтересовалась «кого»? Как в том фильме, помнишь? Про гангстеров. Что-то навеяло…»
«Чем?»
«Да разговором же нашим, Маш. Ты чего?»
«А… ну да… Пора уходить. Я это имела в виду».
«Да я поняла!»
«Одевайся быстрее! Так зачем ты с ним тр@халась?»
«Это было необходимо».
– Необходимо?! – вознегодовала Стоцкая. – А что будет, когда Громов узнает? Ты не подумала, нет?!»
«Повторяешься, Маш».
«Ладно… Предохранялась хоть?»
«Он…» – смущенно прошелестел голос Громовой.
«Уфф! Ну хоть у одного из вас мозгов хватило!»
«Это было необходимо», – повторила Громова.
«Да что ты заладила как попугай! Для чего необходимо?!»
«Мне нужно было вытянуть из него вводные по отцу. И по тому, что сейчас вокруг меня творится…»
«Вытянула?»
«Да. Баш на баш…»
«Ну ты и стерва!»
Орлову вдруг нестерпимо захотелось остановить кадр, приблизить его и заглянуть ей в глаза. Но такой возможности не было: вчера он распорядился убрать камеру видео наблюдения из ее номера и установить «жучок» в тумбочке. В тумбочке, которую пришлось заменить, потому что в той, что находилась в номере фигурантки прежде, отсутствовал «карман», куда можно было бы его поместить и оставить незамеченным.
Теперь приходилось довольствоваться лишь звучанием ее голоса. Пренебрежительно холодного. Чужого. И он вслушивался в то, как она говорила. Вслушивался, склонившись к источнику воспроизведения звука.
«Другого выхода не было… Не лезь с вопросами, Маш. Не до этого сейчас. Я понимаю, что Саша уехал и твое неуемное внимание занять некому, но…» – услышал он.
Вытащил из нижнего ящика стола годами пылившуюся там пачку сигарет. Достал одну. Чиркнул зажигалкой, столько лет провалявшуюся без дела, и затянулся. Впервые за 10 лет. Бросив недовольный взгляд на тлеющую сигарету, поморщился и, не докурив, затушил ее в годами бесхозной пепельнице, вытянутой из того же нижнего ящика стола.
«Ну, не фортануло, чё! – донесся раздраженный голос Стоцкой, – Не впервой… Оделась? Пошли! Твой Николай, наверное, уже приехал».
Все эти дни Орлов старался обращаться к Громовой на «вы». Этот прием позволил бы ему психологически отстраниться от фигурантки. Самым разумным было бы держать с ней дистанцию и наблюдать за мизансценой как бы сверху. Отец называл это «встать над схваткой» – так легче было бы сделать правильный вывод.
Инстинкт самосохранения подсказывал выудить всю нужную информацию и убрать ее из числа лиц своего ближнего круга. Круга, в которой она ворвалась так вероломно. Ворвалась, спутав ему карты и заставив заниматься тем, чему совсем недавно он не планировал уделить ни минуты своего времени.
В мыслях всплыл ее ответ Стоцкой: «Это было необходимо». Значит, так и было задумано? Девочке явно передалось коварство Ольги. Коварство и способность идти к своей цели напролом. Просто эта способность маскировалась в ней под флёром возвышенности и бесхитростности. Этот флер теперь казался Орлову мнимыми, наносными и явно имел целью ввести его в заблуждение…
«Браво, Миледи, отлично сыграно!» – мысленно похвалил ее Орлов. И задумался: «Что там у нас дальше по плану? Дана…»
Ехать к ней на разговор особого смысла больше не было, но Орлов все же поехал. Потому что любое дело привык доводить до конца.
