Читать книгу Вслед за тенью. Книга вторая - Ольга Смирнова - Страница 23

За лобовым стеклом нашей «ласточки» замаячили знакомые очертания. Мы наконец вырулили на улицу, ведущую к комплексу общежитий Универа. Пара-тройка минут – и Николай Николаевич плавно заехал в дворик, за последние полгода ставший почти родным, и припарковался недалеко от крыльца нашей общаги.

Рядом послышался едва различимый выдох. Это Марья вздохнула с облегчением. Подруга нервничала и всю дорогу явно чувствовала себя не в своей тарелке. Я впервые видела своего, порой бравурного «боевого товарища» в таком взвинченном состоянии.

– Приехали! – с оптимизмом воскликнула она, – Благодарю за доставку, господа. Пошли, Катюш, пора и об ужине подумать.

Она ухватилась за мою ладонь и открыла дверь, но вдруг замерла, как испуганная бандерложка перед всемогущим Каа, услышав его негромкое:

– Задержись, Катерина. У меня остались вопросы.

– Отлично! – воскликнула я, – Маш, ты иди, я скоро буду. – И добавила, заметив, насколько испуганно она воззрилась на меня: – Не волнуйся, всё в порядке.

– Ну ты это… Не задерживайся, ладно, – прошептала она, растерянно кивнув.

– Не волнуйся, я недолго, – пообещала я, наблюдая, как нехотя подруга покидает машину. И как только за ней закрылась дверь, сразу пошла в наступление: – У меня тут тоже парочка вопросиков к тебе завалялась. По папе.

Дед со своего места искоса взглянул на меня и недовольно поджал губы. Потом решительно открыл дверь, по-молодецки выскользнул из салона и, бойко занырнув на заднее сидение, оказался совсем рядом. Дверь за ним захлопнулась, и я почему-то почувствовала себя еще одной, застрявшей в клетке бандерложкой. Напряглась, понимая, что без высочайшего дозволения из этой самой клетки мне теперь было ни выбраться, ни скрыться. Скверно. Инициатива сейчас явно была не на моей стороне.

«Скверно, но поправимо», – мысленно воодушевилась я и мило улыбнулась сначала Николаю Николаевичу, с водительского сидения молча наблюдавшему за разворачивающейся перед ним мизансценой, а потом и дедушке.

– А я бы темку с дубленкой обмозговал, – негромко пробасил Серов. И вполне себе дружелюбно улыбнувшись, заметил: – Эта, похоже, свое обслужила. Ну, мешать не буду. Пойду с Никифором побалакаю.

– Иди уже, Серов, – распорядился дед, – Побеседуй и выясни, что там с этими тайнами Мадридского двора.

– Кто такой Никифор? – ухватилась я за незнакомое имя, чтобы хоть как-то сместить внимание со своей скромной персоны. Николай Николаевич взглянул на входную дверь в холл нашего корпуса общежития. С опаской проследив за направлением его взгляда, я уточнила: – И какого еще двора? Что-то интересненькое по общаге выяснилось?

Спросила и напряглась не по-детски, вспомнив наш с Машей недавний лесной разговор о каком-то там тайном обществе с участием Новикова.

– Никифор – мой былой сослуживец, Катюш. И по совместительству: главный в СБ этого комплекса, – через весомую паузу поделился Николай Николаевич, ладонью «обрисовав» корпуса нашей общаги.

– Вот как…– задумчиво откликнулась я. И посетовала: – Кругом СБ. И тут мы у него под колпаком…

– За всем должен осуществляться контроль, Катюш. Кто ж за порядком следить будет?

– Полиция, например, – предположила я, – Ну, так… Для разнообразия. Не?

– В нужный момент и она бывает задействована, – со знанием дела известили меня.

Как ни странно, дед не прервал нашу миленькую беседу, позволив мне задавать «лишние» вопросы. Не пресёк, как обычно, окрестив ответы на них «информацией для внутреннего пользования».

– Проясню, шеф, – миролюбиво пообещал Серов, добавив: – Думаю, ничего серьезного. Забавляются ребятки. А ты это, шеф, на девочку-то не дави, лучше порадуй красавицу новым гардеробом. Держи нос по ветру, Катюш, все будет ровно, – успокоил он меня своей привычной присказкой. Подмигнул и был таков.

– О чем это он? – не удалось мне скрыть любопытства, когда за Серовым закрылась дверь.

– Не забивай голову. Лучше расскажи, что творится с твоими часами.

– А что с ними не так? – я внутренне напряглась и задумалась:

«Неужели он просек мой рисковый эксперимент с Орловым? Были они тогда на мне или нет? Кажется, были…»

– Несколько часов были не активны, – услышала я и возрадовалась:

«Неужели вездесущий «Цербер» милостиво позволил хоть немного пожить без своего «всевидящего ока»? Фантастика!»

– Сломались что ли? Может промокли? – спохватилась я, что задерживаюсь с ответом. И вдруг вспомнила, что совсем забыла снять их, когда после всего, что произошло отправилась в душ. – Я в них душ принимала. – Придирчиво оглядела циферблат и воскликнула: – А они работают, дедуль, смотри!

– То ломаются, то чинятся сами по себе, – недовольно пробурчал он, – Без ведома хозяйки. Что бы это могло значить?

– Не знаю…

– А я вот догадываюсь. Похоже, что их сигнал в «Империале» периодически глушился.

– Что значит «глушился», дед? Зачем?

– Хороший вопрос. Сверюсь с отчетом и отвечу.

– Сверься. Конечно, сверься!

– Даже не сомневайся.

– Не сомневаюсь. Конечно, не сомневаюсь.

– Не попугайничай!

– Не попугайнича…

– Катерина!

– Да, дедуль!

– Что с тобой?

– А что со мной? Ничего со мной… – залепетала я, – Что со мной может случиться?

На меня воззрились, словно на диковинную штучку под микроскопом.

– Правильно: ничего, – не унималась я, понимая, что лучше б уже умолкнуть, чтобы не усугублять положения. Но язык мой, казалось, жил сейчас своей жизнью. – Устала я просто, дедуль. Спать хочу.

Всё, запал сомнительного красноречия, наконец, иссяк, и это было к лучшему, потому что мой проницательный собеседник уже вглядывался в меня с подозрением. Явным таким. Как летом в синий экран своего, внезапно вышедшего из строя компа. Вглядывался, вглядывался, а потом взял и отнес Николаю Николаевичу на плаху. То есть – на диагностику.

«Как бы сейчас он и меня домой не отправил… На диагностику!» – спохватилась я и услышала:

– Не уподобляйся своей подружке. Иначе я разочаруюсь в вашем общении. Окончательно и бесповоротно.

– Что значит окончательно и бесповоротно?

– Положу ему конец. «Прикрою лавочку», если следовать сленгу Стоцкой. Я так понимаю, ты его уже освоила?

– Не то, чтобы очень… Да и цели такой не ставила…

– Значит, не все еще потеряно. Это полнит мое сердце оптимизмом.

– Полнит… Или наполняет?

– Полнит, – буркнул он. И добавил, чуть скривив губы: – Прямо-таки заражает.

– Да… «заражает» по смыслу больше подходит… Наверное, – снова принялась лепетать я, – Звучит, знаешь, более красочно… Более эмоционально насыще…

– Катерина! Не мели чепухи!

– А? А я вот всё думаю… Знаешь ли… Откуда у Маши… эта способность общаться… на разном уровне?

– Так и не поинтересовалась у нее?

– Интересуюсь вот… У тебя.

– Вопрос не по адресу.

– Как не по адресу? Ты же ее «пробил» по своим каналам… Прежде, чем позволил нам общаться, я имею в виду.

На меня взглянули с чем-то, похожим на удивление.

– Я предоставил тебе билет во взрослую жизнь, Катерина. Как ты и просила, так?

– Так, – согласилась я, не совсем понимая, куда он клонит. И на всякий случай поблагодарила: – Спасибо.

– Это означает, что я вмешаюсь только в экстренном случае.

– В экстренном?.. Это в каком?

– Если увижу, что не справляешься. На данном этапе предпочёл предоставить тебе возможность самой… «пробивать» свой круг общения.

– Как это?..

– Пора стать самостоятельной на деле, а не забавляться тем, что на придумывала себе относительно этой самой самостоятельности.

– Напридумывала? Относительно самостоятельности?..

– Да. И пресловутой независимости, о которой ты все последнее время талдычишь.

– То есть… Ты не наводил справок о Марье? – вдруг осенило меня. Казалось, глаза мои сами собой полезли на лоб. – Не может быть… А что же мне теперь делать?

Я вдруг почувствовала себя беспомощной. Абсолютно. Как новорожденный котенок, которого вывели погулять и забыли на улице – в незнакомой ему среде, без всякой страховки… Прекрасно зная тягу деда контролировать всё и вся, я была уверена, что он вдоль и поперёк прошерстил мою новую среду обитания еще до того, как нога моя впервые ступила на порог комнаты в общежитии. И что же теперь выясняется? Оказывается, еще в сентябре мне был предоставлен полный карт бланш?

– Чего зависла?

– Ты бросил меня на произвол судьбы?! – вдруг обрушилась я на него с обвинениями. Неожиданно для самой же себя. – Я же тебе доверяла! А ты!

– Не понимаю возмущения… Чем конкретно ты недовольна?

– Я думала… Да нет, я была уверена, что ты всё проконтролировал! Ты же всегда это делаешь!

– То есть тебе была нужна только видимость свободы? – пошел он в наступление, – А по факту – ты готова и дальше находиться под моим «колпаком»? Кажется, именно так ты окрестила мою заботу о тебе… Я правильно понял? Ну что ж, раз так, то не вижу смысла тебе оставаться в общежитии. Пришло время возвращаться домой. Николай будет возить тебя на занятия. На том и порешим.

– Что? Нет! Ну зачем ты всё с ног на голову переворачиваешь? И делаешь такие странные выводы!

– А что, отличный вариант, – принялся он размышлять вслух, – Полина будет рада твоему возвращению. К слову, она уже и блинчики твои любимые приготовила. Каждый вечер, ждет, что одумаешься и вернешься домой. И Лорд будет в восторге. А вывод один—единственный, Катюша: к самостоятельной жизни ты еще не готова. Он напрашивается из твоих же утверждений, девочка.

– Ну, что ты в самом деле… – совсем растерялась я, – Ну, каких еще утверждений, деда?

– Не ты ли минутой назад заявила, что я бросил тебя на произвол судьбы? Я принял твое обвинение к сведению. Предлагаю альтернативу: вернуться домой.

– Ты не предлагаешь, а навязываешь! И шантажируешь меня Полиной! И Лордом! Это нечестно!

– Они любят тебя и скучают. Очень.

– Ну зачем ты так… Я тоже по ним скучаю. И скоро приеду! На праздники. Я… Я просто растерялась… Потому что не думала, что ты на самом деле предоставишь мне полную свободу. Подожди, – осенило меня, – а как же полная свобода и «Цербер», который следит за каждым моим вздохом? Как это вообще увязывается у тебя в голове?

– «Цербер», как ты его называешь, просто следит за состоянием твоего здоровья. Оставь мне хотя бы эту малость заботы о тебе, девочка.

– Ну конечно же! Я же совсем не против, дедуль! А давай, «Цербер» останется при мне и будет следить за моим здоровьем, а я – при общаге? Чем не компромисс, а? И тебе хорошо и мне! Славно же, правда?

– То есть каждый остается при своих?

– Давай не будем рубить с плеча. Ты же сам меня этому учил.

– Ну что ж… Только займись Стоцкой. Узнай, чем дышит. И рассей мое ощущение, что ты просто сменила объект зависимости.

– Как это?

– Зависела от моих решений – стала зависеть от решений своей подружки. Позволь напоминать, что поездка в «Империал» стоила тебе травмы. Именно Стоцкая ее организовала.

– Что организовала? Травму?

– Поездку. Травма шла следствием.

– Неправда! – праведным гневом возмутилась я.

– В чем конкретно я неправ? – Дед искоса взглянул на меня. Еще после моих слов о компромиссе он перестал буравить меня взглядом. Видимо, заметив, что не достиг им должного эффекта, отвернулся и какое-то время смотрел прямо перед собой.

– Да во всём! – посетовала я. – Совсем мне голову заморочил. Я сама принимаю решения. И по собственной воле поехала в «Империал».

– Можно с натяжкой допустить, – оспорили мое мнение, позволив снова любоваться своим профилем с напряженным подбородком, – что поехала по собственной воле, но идея с поездкой принадлежала исключительно Стоцкой. Тебя поставили перед фактом. Бессмысленно отрицать очевидное, Катерина. Учись правильно оценивать ситуацию и распознавать причинно-следственные связи. Не разочаровывай меня.

– Вот зачем ты взялся настраивать меня против Марьи?

– И не думал. Просто дал совет: выясни, где она нахваталась этой спорной манеры общаться. Удостоверься в надежности той, кто сейчас рядом с тобой. В общем, займись подружкой. Поиски отца оставь мне.

– Ах вот ты о чем! – встрепенулась я, ухватив догадку за хвост, – Решил отвлечь меня от дела папы, да?

– Никакого дела нет.

– Может и нет, а вот вопросы у меня есть! И я продолжу искать на них ответы, так и знай! Только теперь мне будет сложнее. Потому что придется работать на два фронта. Параллельно по Марье и по папе. Ты же не поможешь ни там, ни там, верно?

Дед продолжал молчать, на первый взгляд безмятежно созерцая снежный вихрь, занимающийся за лобовым стеклом машины.

– Хотя… Думаю, что могу смело сконцентрироваться на поисках отца, – не унималась я, – Потому что уверена, что ты «пробил» Марью по своим каналам. Ведь ты навел справки о ее женихе! В ресторане, помнишь? Когда Маша просила твоего разрешения на нашу поездку в «Империал». То есть Сашу ты проверил, а саму Машу – нет? Это нелогично. – старалась я говорить вдумчиво, спокойно, – Этого просто не может быть. Я знаю тебя всю свою жизнь. Ты всё всегда контролируешь. Ты просто не можешь иначе. Вывод: ты бы никогда не позволил нам с Марьей общаться, если бы «нарыл» на нее что-то реально компрометирующее. Значит, она чиста.

– Как слеза ребенка, – сыронизировал дед, усмехнувшись. И добавил: – Учись разбираться в людях без посторонней помощи. Всегда надейся только на себя.

– То есть мне и на тебя не надеяться?

– Я не вечен. Сейчас у тебя есть отличная возможность попрактиковаться на Стоцкой. Советую ее не упускать. Сконцентрируйся на белых пятнах в жизни подружки и нароешь много любопытного, уверяю тебя.

– Ясно. В общем, Марья – твой отвлекающий маневр. Чтобы я не искала отца. Я просекла твой трюк. Он раскрыт.

– Просекла, говоришь… Молодец. Но главного смысла всё же не уловила. Печально…

– И какой же главный смысл, по-твоему?

– Слушала невнимательно… Слишком много эмоций. Они и помешали тебе уловить суть. Ладно, повторю: воспользуйся билетом во взрослую жизнь, который я тебе предоставил. Начни, наконец, ее строить, пока я не передумал.

«Интересно, что он скажет, если узнает, что я уже воспользовалась этим его билетом по полной?» – мысленно задалась я вопросом и не смогла сдержать коварной усмешки.

– Чего усмехаешься? Есть то, чего я не знаю? – сразу ухватился он.

– Сейчас узнаешь.

– Потрудись объяснить.

Тон его голоса казался спокойным, но я почувствовала, как он напрягся.

– Все просто: или ты мне рассказываешь, где папа, или мне придется добывать вводные у третьих лиц.

– Каких еще третьих?

– Не важно…

– Не трать время – ты ничего не выяснишь!

– Почему?

– Потому что всё под контролем.

– Послушай, ты же знаешь, что с ним случилось! Ну, точно ведь знаешь! Расскажи мне! – пошла я в наступление и расслышала:

– Даже Орловского щенка трясти бессмысленно.

Расслышала и… Перед глазами на мгновение все померкло. Но как следует испугаться я не успела. Потому что в ни с того, ни с сего загудевшей голове неожиданно зазвучал голос Кирилла Андреевича:

«Только не молчи. Рассказывай всё по пунктам: что видишь, ощущаешь и так далее. Сможешь? Твой отец умеет».

Именно этого он потребовал, когда «тестировал» меня в номере «Империала», а я доказывала, что умею вспоминать ничуть не хуже своего отца.

Я распахнула глаза и в следующее мгновение вдруг будто шмякнулась лбом о косяк двери. Удар и боль показались настолько реальными, что я потерла лоб ладошкой и на секунду снова прикрыла глаза. А когда разлепила веки, увидела, что стою за дверью дедушкиного кабинета. У нас дома. Глаза слепит от солнца. Яркого. Летнего. Я жмурюсь от его назойливых лучей и прячусь за косяк двери от настежь распахнутого окна напротив. Шторы собраны по его бокам и совершенно не мешают настырным лучикам атаковать мое лицо.

Сражаясь с ними, слышу настойчивый голос мамы и стремлюсь передать ее слова.

«Кому? – мысленно задаюсь вопросом и отвлекаюсь, – Кириллу Андреевичу? Кажется, его нет рядом…»

Чувствую, что он сейчас далеко. И ему не до меня. Это печалит настолько, что становится обидно до слёз. Почему-то остро ощущаю себя брошенной. Соленые капли жгут щеки и стекают к губам. Они мешают мне разглядеть маму и дедушку, которые стоят недалеко от меня и о чем-то разговаривают. Они меня не замечают. Отираю щеки рукавами чего-то плотного, мягкого, словно бархатного и удивляюсь, почему в такую жару на мне надето что-то теплое и такое толстенное. Похожее на пальто…

Впрочем, это сейчас не важно. Гораздо важнее услышать то, что говорит мама. Меня гложет острое предчувствие того, что сейчас я узнаю нечто, касающееся меня напрямую. Нечто, способное ранить в самое сердце.

«Папа, ты же знаешь, что случилось! – в висках стучит мамин голос. Я вторю ему – озвучиваю всё, что слышу. Как было велено: – Точно знаешь! Расскажи мне! Или я пойду к нему!»

«Пустая трата времени» – звучит голос деда.

Кажется, я уже слышала эту фразу… Совсем недавно.

«Не отвлекайся, Катя!» – устало приказываю себе.

Мама что-то говорит. Пропустила… Надо «отмотать» кадр чуть назад. Даю себе установку: «Я смогу! Это мое кино. Я им управляю!»

Получается. Прислушиваюсь.

«Почему? – спрашивает мама у дедушки: – Он скажет мне всё что знает».

«Рассчитываешь узнать через постель?»

Дедушка сердится. Очень. Не помню, чтобы он так сердился на меня. А на маму сердится.

«Прекрати! Я же дала тебе слово!»

«Мне – да. А себе?»

«Что ты хочешь сказать?»

«Я слышу, как жужжат мысли в твоей голове, пока сидишь там! – Он вытягивает руку перед собой и указывает на что-то за окном. И продолжает говорить. Обвинять: – Под тем кустом роз. Именно ему ты уделяешь все свое внимание. Других даже не замечаешь».

«О чем ты, папа? Под каким-таким кустом я сижу?»

«Под тем, который он тебе презентовал!» – Дедушка продолжает сердиться. И делает ударение на слове «он».

«Ну и что? У них особый аромат. Притягивают», – оправдывается мама.

«Они или тот, кто подарил тебе рассаду?»

«Не мели чепухи! Все в прошлом. В конце концов я дала тебе слово!»

«Ты его не содержишь… Одна надежда на щенка Орловского! Надеюсь, я правильно всё просчитал, и он больше к тебе на пушечный выстрел не подойдет!»

«Не понимаю, о чем ты…»

«О том, что он слишком горд и не возьмёт объедки с чужого стола».

«С какого еще стола, папа?»

«Со стола твоего мужа!»

«Что? Ты сейчас обозвал меня объедками?!»

«Ты – блюдо Василия. Значит будешь стоять на его столе. Пожизненно. В конце концов семь лет назад сама сделала выбор».

«Да как ты можешь мне такое говорить!»

«А кто еще тебе скажет правду, дочь? Мать слишком деликатна. Твой муж слишком горд и молчалив. Орлов слишком молод и горяч. Одна надежда на то, что амбициозен и не будет рушить себе карьеру. Получается только мне и разгребать то дерьмо, в которое ты вляпалась».

«Выбирай выражения, папа!»

«С кем? Со профурсеткой, которая не может обуздать свои аппетиты даже ради дочери?!

«Причем тут Катя?!»

«Она при всем! Это главный человек в нашей семье! И я не позволю сломать ей жизнь. И заметь, я не снимаю вины с Василия. Виноват, раз не может держать жену в узде. Но Катерина! Она-то в чем провинилась? Почему в нее должны тыкать пальцем, как в дочь женщины с пониженной социальной ответственностью?»

«Не утрируй! Об этом известно только мне и ему».

«Раскрой глаза! О них уже известно и мне. И его отцу! Я не допущу, чтобы молва о тебе неслась и дальше. Выбрала мужа вот и расхлебывай».

«Выбрала, но ошиблась! И пожалела, что выбрала его!»

«Не смей так говорить об отце моей внучки!»

«Знал бы ты, как с ним сложно, папа!»

«А с тобой? С тобой легко? Отнюдь! Даже мне сладить непросто. Василий – непростой человек. Суровый. Нелюдимый. Но он любит тебя – этого не отнять. При нем останешься. Разговор окончен».

«Кадр» с воспоминанием померк и растворился без следа. Я втянула носом воздух. Задержала его в лёгких. И шумно выдохнула. Рядом со мной кто-то был. Огляделась по сторонам и увидела дедушку. Он сидел, не шелохнувшись, и глядел прямо перед собой. Он будто завис в стоп-кадре.

– Мама изменяла папе? С кем? Орловский щенок – это…

– Сын шефа Центра. Один из ее сослуживцев, – ответили мне через паузу.

– Сын шефа? А шефом был… Орлов Андрей Валерьевич?

– Да. Откуда узнала?

– Я… встречала его… На проходной… Мама как-то взяла меня в офис…

«Ну почему?! Почему я не вспомнила об этом раньше! – мысленно ужаснулась я, – И почему Кирилл Андреевич это от меня скрыл?! Не посчитал нужным известить? – роем зажужжали мысли в моей буйной головушке: – Если не посчитал нужным известить, но занялся со мной сексом, то за кого он меня принял? За что-то мимолетное? Случайное? Несущественное? За девушку по вызову?.. – мысленно истерила я.

Сквозь навернувшиеся на глаза слезы поймала на себе зоркий взгляд единственного родного человека и услышала:

– Что с тобой?

– В порядке, – бросила я в ответ и прикрыла глаза.

– Лицо побелело. А это что? Слёзы?