Читать книгу Вслед за тенью. Книга вторая - Ольга Смирнова - Страница 25

– Это лишняя информация, – продолжил артачиться мой несговорчивый собеседник. – Она тебе ни к чему.

Я сделала еще пару глотков из термоса и прошептала:

– Подожди…

В памяти вдруг всколыхнулось что-то знакомое. Давнее. Почти забытое.

Я сунула термос с недопитым муссом дедушке в руки, откинула потяжелевшую голову на подголовник кресла и прикрыла глаза.

Перед ними – прикрытыми налившимися свинцом веками, принялась «материализоваться» комната с массивным столом у окна. Каким-то внутренним зрением я наблюдаю, как картинка наливается красками, оживает и будто втягивает меня в себя. Мне знакомо это место. Это большой дом тети Аллы. В нем много разных комнат. Во всех я уже побывала. Во всех, за исключением одной. В нее мне не разрешается заходить. Дверь в неё всегда закрыта. Но сейчас я нахожусь в кабинете. Оглядываюсь по сторонам, как Алиса, попавшая в Зазеркалье, и замечаю на коричневой столешнице стола пустой стакан. Совсем недавно он был доверху наполнен моей любимой «вкусняшкой». Я только что выпила её и всё еще ощущаю на языке насыщенный, такой любимый вкус.

Я сижу рядом со столом, в коричневом кожаном кресле, откинув голову на его высокую спинку. Лениво болтая ногами, смотрю на тетю Аллу, мамину подругу. Она склонила голову к моему лицу и всматривается в мои глаза, а длинными гибкими пальцами перебирает локоны моих распущенных волос. Вот подушечки этих пальцев добираются до кожи головы и несколько раз «пробегаются» от ушей к макушке и обратно. Останавливаются и надавливают на некоторые участки кожи. По спине несутся мурашки. Ощущаю, как подушечки ее пальцев сдвигаются ниже, недолго «топчутся» на месте и начинают вовсю «разгуливать» по затылку. Становится щекотно. Хочется зажмуриться, но мне сложно это сделать. Мое тело успело стать «ватным». Я больше не могу дрыгать ногами. Могу только смотреть тете Алле в глаза. Они интересные. И немного странные: один зеленый, а другой – карий. Почти черный. Иногда мне хочется отвести взгляд от черного, потому что мне кажется, что он видит всё—всё, даже то, что у меня под кожей. Но взгляда отводить нельзя. Потому что тетя Алла не разрешает. Я должна смотреть строго ей в глаза и ни на что не отвлекаться, пока она «феячит», ведь она может превращаться в фею. Когда она в нее превращается, то видит всё. Даже то, что видела я, когда в тот день шла с мамой в школу через «тоннель». И старика, которого мы тогда с мамой встретили, она тоже «видит». «Видит» и велит мне его забыть. Потому что он мне не враг. И не друг тоже. Она говорит, что он – никто и значит его не существует. Я с ней не соглашаюсь, а она настаивает. После движений ее пальцев и взгляда, зоркого, как у сокола, о котором она нам читала, мне всегда нестерпимо хочется спать. И я снова засыпаю, так и не дождавшись, пока она заплетет мне красивую косу. Но когда просыпаюсь, коса бывает уже заплетённой. Меня всегда будит девочка. Она там живет. Она тоже слушала сказку о соколе и согласна, что у тети Аллы иногда бывают глаза, точно такие же зоркие, как у него. Никак не могу вспомнить, как зовут эту девочку. Имя вертится на языке, но не вспоминается. То ли Лика, то ли Ника, то ли Вика…

– Катерина! – обеспокоенный голос дедушки ворвался мне в уши.

Я распахнула глаза и тряхнула головой, чтобы прогнать остатки наваждения.

– Это была тетя Алла, да? Она установила блок, о котором ты говорил?

Дед медленно кивнул, не сводя с меня цепкого взгляда.

– Зачем она это сделала?

– Обещала помочь тебе справиться с уходом Ольги. Я дал согласие.

– Зачем?

– Ты вела себя странно. Навязчиво твердила о каком-то старике… Каком-то светлячке в траве. Но внятно ничего объяснить не могла. Мы терялись в догадках и решили, что так проявляется стресс. Приняли решение «очистить» память от этих видений.

– Как это «очистить память»? Чем?

– Прибегли к технике гипноза. Хватило трех сеансов. Бред о старике перестал тебя беспокоить.

– Подожди, а вдруг бы я забыла всё?! Абсолютно всё! Всех! Включая тебя?!

– Не истери. Этого бы не случилось. Потому что Алла профессионал. Я доверяю ей.

– А ведь я тогда ничего не придумала! И совсем не бредила! – «завелась» я, почувствовав себя бесправным подопытным кроликом, над которым ставились эксперименты. От обиды даже слёзы на глаза навернулись. – Старик реально был! – выпалила я и пару раз моргнула, чтобы их пелена не мешала мне видеть лицо напротив.

– Был?

– Конечно! Я всё вспомнила! Нам с мамой тогда встретился Жаров! – меня теперь было не остановить, – Родственник Кирилла Андреевича! Кирилл Андреевич подтвердил, что с этим портсигаром его родственник никогда не расстается! Вот и в холле он вертел им между пальцев! И портсигар также сверкал! Также, как тогда – в траве!

– Какой портсигар? Подожди, к чёрту портсигар! Какой Кирилл Андреевич?

– Орлов! – выпалила я и поняла, что проболталась.

– Не понял? – удивленно пробасил мой собеседник и замолк, задумавшись о чем-то. Но замолк ненадолго. Вскоре снова послышался его тихий голос. Голос, наполненный холодной ненавистью, или чем-то, очень похожим на нее: —Так этот щенок всё-таки вышел на тебя… А почему я до сих пор не курсе, что вы пересекались?

– Он владелец Базы отдыха, деда.

– Владелец «Империала»?

– Да. Реальный владелец, а не какой-то там Градский, с которым ты говорил.

– Не может быть… Думал меня провести? Чином не вышел, Шельмец!

– Каким еще чином?.. Неважно… Ладно, хоть больше не щенок.

– Щенок и есть! В моих глазах был и останется!

– Ну зачем ты так… Щенки беспомощные и слабые, а Орлов совсем не производит такого впечатление.

– Рассказывай, как всё было!

– А что рассказывать? Это ему позвонил Саша, когда все случилось, насколько я поняла. Этот он вытащил меня из тех кустов.

– Из каких кустов?

– В которые я с горки прилетела. Лично в самые дебри полез, не стал ждать спасателей. Он даже одеться по погоде не успел. Выбежал в свитере на мороз в минус пятнадцать.

– Минус двадцать было. Согласно отчету Гидрометцентра.

– Вот видишь, было ещё холоднее, а он – в свитере и джинсах.

– Героя из него не строй. Сними розовые очки.

– Да никого я из него не строю! Сам же признал, что мороз крепкий был! Согласно отчетам Гидрометцентра. А он врать не будет.

– Ладно, оставим это, – недовольно бросил дед.

– Ну, давай оставим. Только щенком его больше не называй. Щенок бы не справился.

– Защитница выискалась, – проворчал дедушка.

– Кирилл Андреевич был так обеспокоен моим состоянием, что и обследование это организовал. С его результатами ты недавно ознакомился. В общем, действовал оперативно и вполне себе профессионально.

– Не твоим состоянием он был обеспокоен, а репутацией своего заведения. Расставляй приоритеты правильно.

– Можешь считать, как тебе удобнее. В общем, он вытащил меня из кустов и донес до номера. На руках. Потому что идти сама я была не в состоянии.

– До своего номера?

– До моего, дедушка, до моего!

– Что-то слабо верится…

– Сразу прислал врача. Андрея Андреевича, – продолжила я рассказывать, проигнорировав его бурчание, – Очень обходительный доктор. Шутливый такой. Доброжелательный. Работу свою знает. Осмотрел меня. Рефлексы проверил, МРТ назначил. Сам его и провел. Прямо в «Империале». Там у них целый медицинский бокс имеется. С операционной, прикинь! Ну, или представь…

– Так вот кто его перетянул из моей клиники.

– Кого?

– Чернова. Андрея Андреевича.

– Может, и перетянул, тебе виднее. Они друг друга понимают. С полуслова.

– О чем ты с ним говорила?

– С доктором?

– Не юли! С Орловым!

– О разном. Он рассказал мне о маме.

– Что именно?

– Так… В общих чертах, – разочарованно ответила я, вспомнив, что об их связи тот так и не упомянул. – Сказал, что специалистом была хорошим. Кажется, он тоже ищет отца.

– Вынужден.

– Вынужден искать? Почему?

– Потому что завязан на нем, – не спеша ответил мой скрытный собеседник. И нехотя пояснил: – Завязан на информации, которой тот обладает. – Выдал и подумав, уточнил: – Обладал.

И вдруг как гром среди ясного неба:

– Я забираю тебя домой, Катерина. Сейчас же! Согласись, в сложившихся обстоятельствах это единственный выход. Дед известил меня о своем внезапном решении фирменным менторским тоном. Тоном, не предполагающим возражений. Но я всё же решилась возразить.

– Что значит «забираю домой»?! Я что, посылка какая-нибудь что ли?

– Если и посылка, то очень ценная, Катюша.

– Нет! – возмутилась я, в серьез испугавшись, что проиграла и скоро снова стану затворницей в собственном доме. Этот страх придал мне сил и решимости, и я пошла в наступление: – Это беспредел! Я против этого твоего решения! Я остаюсь в общежитии! Это не обсуждается! И имей в виду: чем дольше ты будешь настаивать на своей бредовой идее замуровать меня дома, тем сильнее я буду сопротивляться!

– Бунтарка, – устало вздохнул мой настойчивый собеседник. И добавил с налетом какой-то безысходности: – Вся в мать…

Я взглянула на него с вызовом и заявила:

– И имей в виду второе: если закроешь меня дома насильно, я сбегу! Поверь, у меня получится!

– Знаю, что изучила «слепые зоны». Серов давно заметил твой интерес к его вотчине.

– Да! Я запросто обойду все камеры, которыми ты напичкал наш дом! Сбегу и ты меня больше никогда не увидишь!

– Бессмысленное безрассудно. Ну что ж… Тогда уж и ты возьми на заметку: подобное безрассудство стоило твоей матери жизни. Также прими к сведению и то, что в случае бунта с тобой я намерен действовать жестче, чем с нею. На том простом основании, что еще одной потери мне не пережить.

В его глазах мелькнула боль, и моя воинственность посыпалась, как карточный домик.

– Ну, что ты, деда, – прошептала я, – Со мной такого никогда не случится.

– Ты не можешь быть в этом уверена. Не преувеличивай своих возможностей. Запомни: самое опасное – не дооценить ситуацию. Ты слабое звено, Катерина. Прими это. Ты в разы слабее своей матери. В тебе нет ни ее находчивости, ни ее выносливости.

– Выносливости – возможно и нет, – кивнув, миролюбиво согласилась я, – а в плане находчивости – могу с тобой поспорить.

– Не сотрясай воздух в пустую. Оспаривать сои слова нет смысла. В плане находчивости, как ты выразилась, ты и мизинца ее не стоишь. Равно как и в готовности рискнуть по-крупному. Ты не сможешь поставить на карту всё, что имеешь. Потому что в тебе нет ее безрассудства. И это хорошо. В этом твой плюс, а не минус. Объясню на примере близкого тебе ассоциативного мышления.

Его низкий бархатный голос полился неспешно и очень напомнил мне тембр голоса Кирилла Андреевича, правда, звучал с большей хрипотцой и чуть меньшей мелодичностью. Но также как и тот, который я слышала совсем недавно, голос деда успокаивал меня, лишал желания перечить и бунтовать. Похоже, именно на это и была сделана ставка. И я позволила ей сработать: успокоилась и принялась вслушиваться в то, что он говорил.

– Ты – только что распустившейся бутон розы, – объяснял дедушка, – Бутон, растущий на мощном кусте. Мощный он только потому, что его культивируют, постоянно удобряют. То есть поддерживают в жизнеспособном состоянии. Куст этот растет рядом с домом. Стены этого дома не скрывают его от солнца, но защищают от ветров и хлестких дождей. Зимой куст очищают от снежной шапки. Очищают не полностью, чтобы не промерз и не погиб, а лишь частично… Аккуратно сметают излишки снега, способные надломить стебли. Ты отнюдь не самый крупный бутон на том кусте. Потому что прячешься за еще более крупным. И превратилась ты из бутона в красивый цветок только потому, что тот бутон тебе это позволил – не более того. Ты слабое звено во всей этой конструкции, Катерина. Это не значит, что несущественное. Ты главное звено – центровое… Ты связываешь все звенья цепи. Именно поэтому нуждаешься в защите больше всего. Во избежание разрыва всей цепи. Потому как если цепь разорвется – наступит конец. Все погибнет. Так понятнее?

– Понятнее. Но почему бы нам не сыграть в тандеме?

– Все-таки не поняла. Мы уже играем в тандеме.

– В тандеме – это когда на равных, деда. Это когда каждый игрок в теме, понимаешь? Когда каждый участник обладает всей полнотой информации. А я ею не обладаю.

– Меньше знаешь – крепче спишь.

– Это не мой случай, дед! Я вот сплю плохо, потому что не знаю! И пока не узнаю – крепко спать не смогу.

– Упертая, как мать.

– Тебе виднее. Вот и получается, что у нас с тобой тандем наполовину. Недотандем. Он ущербный, понимаешь? Неполноценный. И в этом его минус. Но теперь я поняла, почему это так. Ты просто считаешь меня слабачкой. Но, спасибо, что поделился своим мнением обо мне. Теперь я сделаю все, чтобы ты убедился, что я не слабое звено в цепочке, о которой ты говорил. Дай мне шанс это тебе доказать. Возьми меня в команду. Я не подведу тебя, обещаю!

– Опять ты об этом… Не справишься. Заставляешь меня повторяться: в тебе нет ни грамма выносливости твоей матери.

– И чем ее выносливость ей помогла? Ничем! А если так, то какой смысл в этой самой выносливости? Давай станем союзниками? Ну пожалуйста! Вместе мы сила.

– И как ты видишь это союзничество, девочка?

– Очень просто! Ты расскажешь мне всё по папе, а я помогу тебе вводными, которые ты добыть не сможешь.

– Это какие же такие вводные я не в состоянии добыть?

– Ну… Например, по Жарову. Я видела, как ты смотрел на его фото.

– Как?

– Как на врага. Я помогу перетащить Предсказательницу на нашу сторону. Знаешь, думаю, она неплохой человек. И настроена ко мне … вполне себе дружелюбно.

– И из чего же это следует, позволь узнать?

– А она меня Каменнолицему не выдала. Там – в лесу, когда я подслушивала их разговор.

– Не выдала, говоришь…

– Да. Ветка в моем укрытии хрустнула. Жаров услышал и собрался идти проверять. А она ему не позволила. Кажется, он вообще ее во всем слушается. Ее мнение очень важно для него. По любому вопросу. А что это значит?

– И что же, по-твоему?

– Это значит, что он зависит от нее. А она имеет на него влияние. Мы могли бы это использовать. Всегда полезно иметь свои уши в стане врага. Так Маша как-то сказала. И она права. Ведь права же, да?

– Стоцкая – дама ушлая. Держи с ней ухо востро!

– Как скажешь. И очень предприимчива, скажу я тебе.

– Это-то меня и напрягает. Подставить может. Да так, что сразу и не догадаешься, откуда уши торчат.

– Думаю, на нее можно положиться. Не переводи тему, пожалуйста. Так что? Согласен на настоящий тандем?

– Смотрю, ты деятельность по всем фронтам развела.

– Только на одном – на фронте поисков папы. Согласен?

– Мне надо подумать….

– Подумай, конечно, подумай!

– Избавься от привычки трещать трещоткой! Много лишнего говоришь. Болтун – находка для шпиона.

– А что я выболтала?

– Да всё, что могла! Тот же Орлов не будет в восторге, если узнает, что мне стал известен реальный владелец «Империала»! – заявил он. И рассмеялся. Так он обычно смеялся, если был доволен результатами переговоров, например. Или если «в руки приплыли нужные вводные».

– Не думала, что это секрет… Он же этого не скрывал. От меня, – поделилась я, вспомнив, как писала «объяснительную» на его имя и указала в его «шапочке», кто этот самый владелец есть.

– И что же еще он от тебя не скрывал? Неужели осталось, что выболтать?

– Осталось, дедуль, осталось.

– Тогда я весь внимание!

– Да мне бы…

Я показательно придирчиво осмотрела свою дубленку и тяжко вздохнула.

– Понял, – усмехнулся он. – Вот кто у нас в семье настоящая лиса! Завтра подъеду к пяти вечера, пойдем за дубленкой.

– Не надо. Мы с Марьей сходим.

– Неудачная идея.

– Это мое условие! Или буду ходить в этой.

– Не много ли условий за один вечер?

– Это последнее! Честное слово!

–Ладно… С Марьей, так с Марьей.

Дед достал из кармана свой сотовый и принялся над ним «колдовать». Вскоре мой смарт «подал признаки жизни» коротким двойным жужжанием. Я вытащила его из кармана своей, теперь видавшей виды дубленки, и взглянула на экран. Прилетевшая смска известила о щедрости деда и пополнении моего бюджета на 50 «косарей», как выразилась бы подруга.

– Зачем так много?

– Не позволю ей и копейкой вложиться в мой бюджет! Стоимость твоей покупки не должна превышать выделенных средств, Катерина. Равно как и быть значительно ниже. Чек – мне на контроль.

– Обязательно… А как ты догадался, что она захочет вложиться? Действительно ведь предложила подарить мне новую «шкурку».

– Не смей принимать! Она считает себя виновной в том, что с тобой произошло. А твой нынешний внешний вид – собственным промахом.

– Проколом, – вздохнув, поправила его я, – Она назвала это проколом.

– Стало быть постарается, чтобы твой новый образ поражал дороговизной и гламуром. – рассуждал дедушка вслух, проигнорировав мою «поправку». И строго добавил: – Не позволяй ей что-то тебе навязать! Выбирай только на свой вкус: тебе носить! И с гламуром не переборщи!

– Не волнуйся, я помню: элегантная сдержанность в одежде, – негромко проговорила я одно из его постоянных требований. И, вздохнув, добавила: – и поведении.

– Всё верно. А теперь иди в свою комнату. Пока я не передумал. И будь начеку!

– Буду, дедуль, не волнуйся.

Я поцеловала его в напряженную щеку, ощутив под губами двигающиеся желваки – явный признак сдерживаемого гнева, и выпрыгнула из машины как ужаленная, опасаясь, что он передумает и отвезет меня домой. И прежде, чем закрыть дверь, услышала, как задумчиво он пробурчал себе под нос:

– Поводов волноваться больше, чем достаточно.

«Достигла ли я цели? – размышляла я, поднимаясь в свою комнату в общежитии, – Расскажет ли дед о папе?»

Ответов на эти вопросы у меня пока не находилось. Я вообще засомневалась, что к концу нашего разговора приблизилась к цели найти отца хотя бы на миллиметр.

Даниил Сергеевич Громов слыл сложным переговорщиком. Если он был в них не заинтересован, то хоть и не отказывался от беседы, но вел её настолько витиевато, со множеством отвлекающих маневров и полным отсутствием конкретики, что итог таких переговоров представлялся мне, как оппоненту крайне туманным.

«Главное – я четко донесла до тебя свою точку зрения! И ясно дала понять, что от выбранного пути не отступлюсь!» – мысленно подбодрила я себя и вошла в нашу с Машей комнату.