Читать книгу Всё сразу. Повести и рассказы - PaoloGilberto - Страница 11

Он всегда мечтал петь. С самого детства Максим восторженно наблюдал за удивительной жизнью его родителей: мама была тамадой, а папа крутил музыку на тех же свадьбах и очень красиво пел. Работали они хорошо, в отличие от остальных работников торжеств, не выпивали, и, благодаря прекрасной репутации, всегда были при деньгах. Максим, как только научился ходить, сразу стал тянуться к микрофонам, и папа, благодушно посмеиваясь, прятал их на шкафу, туда же отправились и провода, которые до рождения Максима свободно валялись на полу – даже дома папа пел для себя, для удовольствия, а мама с таким же удовольствием слушала. Расставаясь с очередной девушкой, уже взрослый Максим всегда удивлялся тому, как мама с папой умудрялись друг другу не надоедать, хотя вместе и работали, и отдыхали.

«Путёвку в жизнь» ему выписал крёстный, весёлый выпивоха дядьСаша. Классный барабанщик, он так и не смог найти применения своим талантам в маленьком городке на юге тогдашнего СССР, стране требовались кто угодно, но не барабанщики. Когда Максим, схватив веник, словно гитару, на свой лад начал подпевать бессмертный хит Модерн Токинг бобиннику, яростно коверкая сложный английский до удобоваримого «Юмахал, юмасол», пьяненький дядьСаша в изумлении хлопнул себя по тощим коленкам в вельветовых джинсах и воскликнул: «Далеко не лажа, чувак, далеко! Слышишь, Серёга, а наш-то в ноты лабает! Давай-ка его отдадим в музыкальную школу, как подрастёт!». Возражений, конечно, не было, хоть папа иногда и намекал Максиму, что неплохо бы ему выбрать профессию понадёжнее и посерьёзнее, чем музыка. Максим кивал головой, а сам пел.

Пел он везде, это помогало ему заводить знакомства с девчонками и жить, обходя законы улицы: разучив пару-тройку блатных песен, он был уважаем местными хулиганами, которые строго-настрого упредили всех, чтобы «Макса-музыканта не трогали, душевно поёт». На выпускном он спел песню про школу, стихи и музыку которой написал сам, чем вызвал гром аплодисментов в актовом зале, всхлипывания учителей и мамы, а гордый отец потом всем гостям показывал выступление, записанное им на их редкую и дорогущую в те годы видеокамеру.

В девятнадцать лет Максим собрал свою первую группу, в которой он играл на синтезаторе, толстый сосед Витька уныло лабал на басу, ещё был гитарист Серёжка, а барабанщика заменяла драм-машина из того же синтезатора. Правда, на пару репетиций заглядывал крёстный дядьСаша и давал жару, от чего музыка только выигрывала, но потом его запои участились и он не то что ритм – палочки в руках держать уже не мог. Команда в городе быстро стала известной, им даже платили какие-то деньги за выступления, что Максима лишний раз убеждало в правильности выбранного пути.

Группу они бесхитростно назвали «19», по среднему возрасту участников, кое-как записали пару демо-треков на аудиокассеты и, особо ни на что не надеясь, разослали песни на самые разные адреса московских продюсерских центров и просто известных исполнителей. И у Максима остановилось дыхание, когда через пару месяцев в их доме раздался звонок и безразличный голос в трубке произнёс: «Максим, да? Это Алексей, мне попали Ваши записи, есть пара вариантов, подъедете? Надо поговорить». И он, бросив всё, даже своих музыкантов, уехал в Москву.

Сладкие мечты остались мечтами, столичная жизнь в квартире двоюродной сестры и её мужа была слишком тесной, а обещания «продюсера Алексея» свелись к аккуратной просьбе подарить за сомнительные перспективы выступления на «очень серьёзных мероприятиях» авторские права на самые удачные, на взгляд Максима, песни. Он отказал, и Алексей намекнул, что больше видеть его в своей студии не желает.

Днём Максим работал продавцом в магазине бытовой техники, а по ночам четверга и пятницы – бэк-вокалистом в большом и известном караоке-клубе. Там его заметил состоятельный мужчина Игорь Анатольевич, угостил коньяком, похвалил красивый голос Максима и пообещал свести с владельцем популярного лейбла. И всё было хорошо – и записи, и первые выступления на московской сцене, но когда однажды босс недвусмысленно намекнул ему, что за дальнейшее продвижение смазливому Максиму нужно «смотаться в сауну с важными людьми», Максим вспыхнул и убежал из роскошного офиса. Мобильника у него тогда не было и, конечно, никто не стал искать «провинциальную звезду».

Так прошёл год, и Максим понял, что остыл, остыл по-настоящему к пению, и, самое главное, пропала в нём жажда вселенской славы. Совершенно растерянный, слонялся он по огромному чужому городу, но домой возвращаться боялся – вполне справедливо он ожидал, как тяжело будет пережить насмешки бывших друзей и осуждающие взгляды родителей, которые его предупреждали, чтобы он подождал ещё немного, не рвался в столицу. Он не знал, как жить дальше, на что надеяться и во что верить.

Как-то вечером, всё так же блуждая по улицам после работы, он решил спрятаться от внезапно хлынувшего дождя в церкви. Зашёл, осмотрелся. Глубоко вдохнул густой приятный запах. Вечерняя служба закончилась, женщина с белой-белой кожей, продававшая свечи и иконы, мельком взглянула на него и вернулась к своим делам. Максим в храме был один, если не считать ещё одной старушки у иконы, которая, прислонившись лбом, что-то нашёптывала тёплому зацелованному стеклу. Он медленно, стараясь не шуметь, ходил от образа к образу, всматривался в них, пытался понять, что же так тянет людей сюда, под эти тихие своды.

– Молодой человек?

– Да?! – Максим вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял священник, невысокий мужчина за пятьдесят, с глубокими глазами и редкой бородой.

– На службу опоздал? Ну, ничего страшного, завтра придёшь, – вдруг улыбнулся он, – Меня зовут отец Филипп, а тебя?

– Я Максим. Здравствуйте, – от этой улыбки у Максима отлегло от сердца и он сразу проникся симпатией к священнику.

– Здравствуй. Присядем? – и он указал рукой на скамейку вдоль стены.

– Что случилось с тобой, Максим? – отец Филипп внимательно посмотрел Максиму в глаза и он не выдержал. Скривил лицо и, сам того не ожидая, прислонился лбом к плечу священника и зарыдал.

– Я.. Я петь хотел всегда.. А никому это не надо. И что мне делать теперь? Куда идти? – за пять минут он сбивчиво рассказал отцу Филиппу обо всём, что случилось за эти неполных два года. Тот внимательно смотрел на Максима.

– Максим, а ты крещёный? Верующий?

– Да, папа говорил, и крёстный у меня есть, – Максим понемногу успокаивался, а, вспомнив дядьСашу, даже хихикнул.

– Послушай меня. Походи немного на службы, по мере сил. Узнай поближе всё, во что крестился. Вдруг талант твой тебе дан, чтобы в храме петь?

– Ну, Вы скажете тоже! – всхлипнув, улыбнулся Максим.

Но на следующий день после работы с двумя пересадками добрался до «Таганской», быстро перебежал площадь и, войдя в храм, скромно встал в углу у дверей.

Он и сам не заметил, как церковь стала неотъемлемой частью его жизни. Отец Филипп мудро наставлял его, и уже на следующий год, с его благословениями и рекомендациями, Максим с лёгкостью поступил в семинарию и через пять лет закончил её. В регентском классе он встретил милую и скромную Иру, которая после выпуска стала его матушкой Ириной и, вернувшись домой, по распределению областной Епархии он и попал настоятелем в Казацкую церковь. Родители, мягко говоря, были потрясены переменами в сыне, которого не видели много лет, но приняли и его, и его жену, за что Максим был им искренне благодарен.

И так год за годом крутилась череда дел обычного иерея: венчания, отпевания, крестины, службы, проповеди. Максим стал отцом двойняшек, смог на спонсорские средства отреставрировать храм, ему благоволил архиерей. Всё шло, как надо, и даже лучше. До того, как ясным весенним утром он вошёл в Лёхин дом.