Читать книгу Дикая Донна - Паула Хен - Страница 21

Кухня. Наша кухня. Яркие обои. Безвкусные цветы. Помню, как ты возмущался, что это худшая кухня из всех, которые ты когда-либо видел, а затем добавил, будто абсолютно случайно, «напоминает кухню Киры и Сережа» – в груди стало тепло. сейчас мы сидим на этой самой кухне, окруженные яркими цветами, как на арене цирка, среди обломков чувств, что вспарывают кожу острыми осколками. Ты всегда сидел напротив меня, чтобы касаться ногой моего колена под столом, пока я прятала смущение в чашке с горячим кофе, обжигая губы. Сейчас ты стоишь у окна, играя пачкой моих сигарет. Полупустой, как и я сейчас. Пока за окном шумит ночь и влюбленные пары в кромешной темноте исследуют друг друга наощупь. Пока ночь позволяет чувствам обостряться, ты пытаешься вырвать меня из своего сердца, скомкав, как прошлогоднюю записку.

Я не должна показывать, как мне больно. Поэтому прячу запястья с твоим парфюмом на них в длинные рукава свитера, который должен греть в летнюю ночь, но дарит еще большее ощущение пустоты. Я стараюсь не плакать, но рыдание рвется наружу, и мне приходится прикусить щеку, закусить губу, палец, что угодно, только бы не показать тебе, как сильно у меня болит на том месте, где я тебя так бережно хранила. Где храню по сей день, по сей час, не готовая отпустить твое присутствие в этой арке ребер, подобно триумфальной, под которой ты мог меня целовать. Губы жжет солью, которая все же срывается с ресниц. Ты видишь мои слёзы, потому что всегда лучше всех знал, что поедает меня изнутри в этот самый момент, но делаешь вид, что ничего не происходит. «У меня тоже глаза слезятся. Думаю, это аллергия». Отвечаешь ты холодно и улыбка твоя холодная. Ты весь будто становишься ледяным. Но только ко мне.

Руки дрожат. Я ненавижу себя за эту дрожь. И раньше ты всегда перехватывал их своими, крепко сжимал пальцами, согревал ладонями и шепот бил в висок. «Моя милая маленькая девочка, я согрею тебя от самых холодных снегов». Сейчас мои попытки взять тебя за руку оборачиваются переломами, потому что теперь голос шепчет: «чужая». Чужая, но по-прежнему твоя. Каждой клеточкой, мыслью, каждым выплаканным соленым морем твоя. И это бесконечное «твоя» приобретает такой яркий и стойкий оттенок, такую безусловную глубину, что начинает напоминать твои глаза. И, вне зависимости от того, держишь ты мою руку во время панических атак, слез, метаний, боли, я по-прежнему остаюсь твоей.

Я достаю из кармана вязаного свитера небольшой клочок бумаги, вдоль и поперек исписанный словами о любви к тебе. Каждый раз, уходя на работу, я оставляла тебе на нем послание. Раньше он занимал почетное место на холодильнике. Сейчас, скомканный и затертый после неудачной стирки, находится в моих руках. Переносит в то время, когда мы боялись, хотели и боялись друг друга одновременно. Я открываю его затем, чтобы прочесть эту фразу и сохранить в себе память настоящего, непритворного и сильного чувства к тебе. Чувства, которое я больше ни к кому не смогу испытать. Никому в моем случае означает бесспорную пустоту и правду.

Я больше не нужна тебе, мой родной теплый мальчик, но с каждым днем я буду стараться сохранить в своих ребрах настолько, что вытесню все прошлое, оставляя одного тебя. Я свихнусь, вывихнусь, вывернусь, но останусь со своим прошлым. Сохраню чувство, граничащее с вымыслом, потому что так сильно любить невозможно. И когда ты уходишь, изо дня в день я ощущаю постоянное присутствие ножевых ударов по легким. Я клянусь себе, когда ты отталкиваешь меня, и кофе расплескивается по столу, что всегда буду любить тебя.

Ты смотришь в упор из моей головы и говоришь о расставании.

Все так же молчу.

Пытаюсь переключать воспоминания, как назойливые каналы, но на всех ты одинаково холодно уходишь от меня раз за разом.

Нежность скалится внутри, мне впервые за всю жизнь настолько страшно. Тревога окутывает меня покрывалом, липкий страх проникает жесткой рукой в гортань и выдергивает сердце из груди, чтобы отдать его тебе. Навсегда. Мои глаза дикие от боли, воспаленные от слез, пальцы липкие от кофе, сигарет и твоего парфюма. Ты целовал меня за обедом, целовал мои губы утром, ты брал меня на столе, на котором кляксой растекается кофе, а сейчас ты уходишь. Брошенный ребенок во мне рыдает, желая броситься тебе на шею, зарыться в тебя, как зарываются после долгой разлуки. Маленькая девочка плачет, как в тот вечер, когда сначала от нее ушел отец, а затем мать, когда от нее отвернулись все. Маленькая девочка рисует карандашами каждый вечер до глубокой ночи, пишет письма маме, дожидаясь ее с работы, но она не приходит. Ни сегодня, ни завтра. И сердце изувечивается от боли.

Теперь я снова маленькая девочка, которая осталась бездомной. С карандашом в руке и израненным сердцем, любовь которого ты пытаешься отрицать, не желая верить в то, что человек способен на такую большую любовь, верность, преданность, осознанность. Призраки прошлого все еще мешают спать тебе по ночам, твои слова о любви оборачиваются словами ненависти. Я окончательно теряю себя, понимая, что всегда буду ждать тебя также, как ждала ее. С письмами, рисунками, с поцелуями на углах конвертов, с тянущимся к тебе сердцем. Я оседаю на пол и захожусь в неистовом диком рыдании, пока аромат твоего парфюма выжигает мне легкие. Пока скудные остатки тебя и твоей любви все еще остаются со мной, и я стараюсь крепче сжать их пальцами.

Ты проходишь мимо. Собранный, сдержанный. Ты проходишь мимо, переступая через мои ноги, через мое подрагивающее тело. Помнишь, как ты всегда опускался рядом и гладил меня по голове, позволяя слезам обрушиваться на твою грудь? Как сильно ты любил видеть меня слабой, эмоциональной, плаксивой, нуждающейся в тебе. Как не уходил спать, оставляя меня расстроенной. Это было временное помутнение или любовь? Это был мир, который я выдумала или это была твоя реальность, которую ты хотел показать, но я не позволила тебе? Мне больно от мысли, что в твоем уходе виновата лишь я. Что я не смогла справиться. Что вновь не смогла сдержать обещание быть для тебя лучшей во всем, чтобы не возникало сомнений в том, нужна ли я или нет. Чтобы вообще никаких сомнений не возникало.

Ты больше не целуешь в нос.

Не гладишь мои плечи.

Больше не укладываешь рядом.

Больше не просишь уснуть с тобой, потому что без меня сон не идет.

Ты больше не признаешься в любви.

И все это за один вечер.

Я пытаюсь ухватиться за тебя, как подбитая собака, но продолжаю оставаться недвижимой, потому что не могу себе этого позволить. Сердце кричит в груди, изламывается, воет от желания твоей нежности, тепла и любви, а ты смотришь на меня так, будто я стала чужая. Смотришь так, будто мне больше нет места в твоей жизни, а я ловлю себя на мысли, что хочу умереть. Потому что сила ненависти к себе, понимания и осознанности, что я потеряла тебя по своей вине, затмевает рассудок.

Я теряю себя.

Я теряю тебя.

Ты подхватываешь сумку.

И оставляешь на комоде мое сердце.