Читать книгу Энциклопедия шаманской мудрости - Павел Берснев - Страница 5

Для архаического мировосприятия характерна четкая космологическая структура. Космос – это Божественный Порядок, мир Божественного Закона в океане Безмерного Хаоса. Космос в сознании древнего человека имеет Центр (обычно совпадающий с географическим центром или священным местом конкретного сообщества) и стороны света. Центр – это наиважнейшая психологическая точка отсчета. Ощущение пространства, упорядоченного вокруг центра, объясняет космогонический и космологический символизм первобытных стоянок и жилищ[21].

Центр, центральная ось – один из ключевых архетипов человечества.

Парадигма мышления архаического человека всегда центростремительная, или космостремительная, что означает стремление жить в границах четко очерченного общинной традицией Космоса-Порядка. В духовной области мир делится на сакральную и профанную составляющие, на священное и мирское. Сакральное измерение обязательно имеет священный центр, который, кроме всего прочего, является связующим звеном и порталом между мирами, соединенными центральной осью (мифической горой, рекой и т. д.). Вместе с тем сакральное и профанное для архаического человека неразрывно связаны.

В шаманских традициях Сибири моделью вселенной в ее пространственном и временном аспектах выступал чум или юрта – портативная молельня, аналог скинии израильтян, служившей некогда переносным святилищем Бога и своеобразным прообразом храма мировых религий. Тувинцы верят, что юрта имеет небесное происхождение[22].

Шаманский чум эвенков имел наиболее разработанную и детальную сакральную символику. Чум состоял из трех частей, символизирующих три мира. Центральная часть чума представляла Средний мир. Справа и слева от центра шли две галереи. Та, что была ориентирована на восток, символизировала проход в Верхний мир. Другая галерея, ориентированная на запад, считалась входом в Нижний мир. От Верхнего мира к Нижнему, через центральную часть чума текла символическая Мировая река. На ее притоках обитали духи, помощники шамана. В центре чума располагался шест – символ мирового древа. Верховное божество Сэвэки нисходило по древу-лестнице для общения с людьми. По этой лестнице шаман мог восходить в Верхний мир. Таким образом, в центре чума находилось перекрестье миров. Такой чум сооружался для важных обрядов, связанных с освящением шаманской утвари, или, например, для провода души в мир мертвых с целью последующей реинкарнации души.

Важное место в шаманском храме – чуме – уделено огню. Ведь только человек способен сознательно добывать огонь. Даже использование орудий труда – не привилегия одного только человека. Достаточно много животных и птиц используют различные орудия, чтобы добывать себе пищу – от веток и палок до камней. Но извлекать огонь по своему желанию могут только люди. Естественно, что мифы об огне были распространены по всей планете.

Культ огня был непосредственно связан с культом очага (прообраз алтаря в храме). В самой этимологии, если посмотреть толковые словари В. И. Даля и В. В. Радлова, видно, что слово «очаг» связано с такими понятиями, как «род», «семья», «дом», «центр», «огонь». Семейная жизнь была всецело связана с домашним очагом. Огонь объединял вокруг себя членов племени, рода, семьи, на огне гадали, он служил связующим звеном между живыми людьми и духами мертвых, с помощью огня приносились жертвы божествам (и в первую очередь – самому духу огня), а также в нем видели родственную связь с божествами грома и солнца. Огонь очага оберегал покой людей во время сна, хранил их от страхов, внушаемых тьмой.

Многие современные люди пребывают в сытости и неге, дарованной им технократической культурой. Однако, утратив непосредственную связь с землей и такими естественными стихиями, как вода и огонь, люди перестали ощущать священный дух природы. Вместе с тем они постепенно начали терять также и веру в ценности мировых религий (ведь корни всех мировых религий уходят в архаическое почитание природы и ее духовной сути).

Парадокс заключается в том, что, обретя комфорт и уют благодаря промышленной технической революции, человек практически потерял сакральное чувство природного дома. И внутренняя безотчетная неудовлетворенность технократической цивилизацией породила стихийный бунт молодежи, получивший в 60-х годах прошлого века название «рюкзачной революции»: «…смотрите, бродяги с рюкзаками заполоняют мир, бродяги дхармы, они не подписываются под общим требованием потреблять продукты и тем самым трудиться ради права потреблять, на хрена им все это говно – холодильники, телевизоры, машины, по крайней мере новые шикарные машины, все эти шампуни, дезодоранты, дрянь вся эта, которая все равно через неделю окажется на помойке, на хрена вся эта система порабощения: трудись, производи, потребляй, трудись, производи, потребляй – великую рюкзачную революцию предвижу я, тысячи, миллионы молодых американцев берут рюкзаки и уходят в горы молиться, забавляют детей, веселят стариков, радуют юных подруг, а старых подруг тем более, все они – дзенские безумцы, бродят себе, сочиняют стихи просто так, из головы, они добры, они совершают странные непредсказуемые поступки, поддерживая в людях и во всех живых существах ощущение вечной свободы»[23].

По сути, бунт против «общества потребления», «рюкзачная революция» были следствием интуитивной тяги человека к земной природе. А эта тяга была непосредственно связана с поисками сакральной мудрости, которую некогда хранили предки цивилизованных людей, но от которой последние отвернулись, сочтя ее за проявление мракобесия, предрассудков и суеверий. Бунтари искали правды жизни, которую они не видели в обществе потребления и внешнего комфорта. Именно в шаманах и нашла тех, кто сохранил верность священной мудрости природы, молодежь 1960-х. Она потянулась к ним в поисках ответов на экзистенциальные вопросы бытия. Одной из культовых фигур того поколения бунтарей был Джим Моррисон, поэт, музыкант и солист группы «The Doors». Из биографии Моррисона хорошо известно, что он был увлечен мифами и религией коренных американских культур. Когда Джим учился в школе, его семья переехала в Нью-Мексико. Там Моррисон получил первый опыт знакомства с индейской культурой американского Юго-Запада. Все это нашло отражение в его стихах и песнях (в особенности в песне «The Ghost Song»), в образах ящериц, змей, пустынь и «древних озер». Увлеченность шаманскими практиками коренных народов Америки и в особенности Пляской духов[24] ощущается во всем экстатическом творчестве Моррисона.

Увы, далеко не всегда люди того бунтарского поколения понимали настоящие ценности и цели шаманизма. Некоторые представители молодежи полагали, что шаманизм – это романтический способ убежать из опостылевшей повседневной реальности на лоно природы, в мир «галлюциногенных чудес» растений и грибов, в мир безоглядного «расширения сознания».

Психоделический взрыв на Западе отозвался даже в Советском Союзе. О битниках и хиппи, по понятным идеологическим причинам, речи в СССР идти не могло. Но все же так называемая «хрущевская оттепель» породила в Советском Союзе свою «рюкзачную революцию» и свое «поколение шестидесятников». Наши барды, воспевавшие дальние походы и задушевные беседы у костра, были советским вариантом бунтарей против технократизма и угнетающей свободу культуры, противопоставившей себя вольному духу природы.

Однако центробежные тенденции расширения границ сознания и бегства «в первобытную природу» на Западе были в корне противоположны центростремительной идее сакрального мира, священного космоса архаики. Архаический человек мечтал жить в «круге» своего сакрального мира, в своем родовом доме близ очага. Шаман вовсе не был «психоделическим» анархистом и аутсайдером, каким он рисовался воображению поколения битников и хиппи. В действительности шаман стремился к порядку, а не к анархии. Этот священный порядок поддерживался и воспроизводился шаманом через миф и ритуал. «При внимательном анализе всех форм проявления шаманского ритуала и его теологического наполнения шаманизм, как наиболее древняя форма религиозных представлений, служил креативным, антиэнтропийным целям упорядочивания мироздания, борьбы со вселенским хаосом»[25].

Архаическому человеку было легко и просторно в своем священном доме, поскольку в некотором смысле домом для него был весь обозримый космос. «Подобно тому как племя образует для первобытного человека все человечество, а предок – основатель племени является отцом и создателем людей, так и образ поселения смешивается в его глазах с образом вселенной. Поселение – это центр мироздания, и все мироздание представлено там в сжатом виде»[26]. Мировое пространство и племенное пространство практически тождественны в первобытном сознании. Большинство праздников в древности было связано с космическими явлениями – например, с положением Солнца относительно Земли. Так, к примеру, солнцеворот был одним из важнейших праздников земледельческого цикла. В отличие от них, современные праздники отмечают дни, в которые состоялись какие-либо значимые события человеческой истории. А в этом, как и во многом другом, отражается отчетливый антропоцентризм современного западноевропейского мышления. Наши далекие предки не были столь эгоцентричны, они чтили и праздновали дни, которые как будто были отмечены в космическом календаре самой природой. Их праздники были масштабны и всеохватны.

Особым было отношение первобытного человека к земле. Земля не воспринималась им лишь как источник агрокультур, полезных площадей и полезных ископаемых. Земля для архаического сознания была живой, разумной и священной. «В земле пребывает и из нее исходит некое деятельное начало, которое проникает все, которое соединяет настоящее с прошлым»[27].

Но человек «нового времени» позабыл, что является частью земной природы и бескрайнего Космоса. Он перестал ощущать масштабы своего космического дома, в котором светила и планеты воспринимались как живые небесные божества наряду с проявлениями жизни и священной природы на земле и под землей. Электричество лишило его звездного неба над головой. Житель мегаполиса ощущал себя заключенным в давящие прямоугольные пространства повсюду – в квартире, в офисе, в машине и даже в зале кинотеатра. Везде он был окружен холодными и бездушными стенами. Душа его жаждала вырваться из заточения всеобщего телесного (но отнюдь не душевного) комфорта.

Устремления современного человека в чем-то напоминают поведение новоевропейских первооткрывателей неизведанных земель. Как путешественники прошлого, которым было тесно в перенаселенных городах и которых тянула в путь жажда исследования новых территорий, молодежь 1960-х увлеклась открытием новых измерений сознания, освоением terra incognita внутреннего мира – мира, простирающегося за границами «обыденного», «опостылевшего» сознания.

Желание осуществить такое путешествие через океан неведомого привело западного человека к психоделическим экспериментам (У. Берроуз, А. Гинзберг, Т. Лири и др.). Психоделики – как корабль, отправляющийся в мир за пределами ойкумены (др. – греч. ο„κουμένη – от ο„κέω ‘населяю, обитаю’) – Обитаемой Земли. Герои прошлого, конечно, также отправлялись за Великие Пределы, но для них это был подвиг приобретения некоей Ценности ради мира Обитаемого. Космос-Порядок связан в сознании античного героя с полисом, т. е. с сообществом близких, друзей и просто сограждан. У героев никогда не возникала идея покинуть Космос-Порядок-Полис навсегда, во имя эфемерной романтической идеи бегства из опостылевшего мира. Для архаического сознания такой ход мысли просто неприемлем. Архаическому человеку не нужно было нестись за край света в поисках «священного измерения». Для него священное измерение находилось в центре его повседневного мира, а не на периферии, за неведомыми горизонтами. Древний человек не пытался убежать в «другие измерения». Остракизм – изгнание из полиса – был одним из самых страшных наказаний для обитателя древнего мира. Поэтому психоделический эскапизм, погружение в океан Хаоса без наставника и осознанной ясной цели, без соответствующей инициации (посвящения), был бы воспринят архаическим человеком как проявление откровенной глупости или даже вовсе – безумия.

Священные растения помогали шаманам и их соплеменникам жить там, где они видели центр своего мироздания – то есть на земле, дома. Они и не думали «расширять сознание» галлюциногенами ради острых ощущений и необычных развлечений. Идея «психоделического эскапизма», как уже было сказано, в корне чужда центростремительному мышлению архаического человека. Но именно эта идея «открытия и исследования» новых пространств сознания увлекала западных шестидесятников ХХ века. Выдающийся писатель Карлос Кастанеда, знакомый с архаическими традициями своих предков-метисов Латинской Америки, трансформировал эти традиции в соответствии с модными в ту пору тенденциями. На страницах своих книг Кастанеда как бы облекает новые идеи экспансии в неведомый мир сознания в пестрые экзотические одежды архаического шаманизма. Так появляются его чрезвычайно современные маги, хранители древних знаний, которые при этом были очень близки идеям западных интеллектуальных бунтарей. Маг Кастанеды совершенно иной породы, нежели классический жрец или шаман. Прежде всего, маг Кастанеды опирается на собственные силы и знания особых, тайных законов вселенной. Он не является представителем духов, которые его избрали и призвали к служению. Маг Кастанеды служит своим собственным интересам эзотерического характера, тогда как традиционный шаман – интересам общины (причем зачастую – в ущерб собственным).

Книги Кастанеды создали для западного читателя особый образ мексиканского мага. Его герой – одинокий философ-колдун, мистик и социально маргинальный персонаж. Что касается реальных мексиканских шаманов, то они чрезвычайно тесно связаны с общиной и интегрированы в социальную жизнь. Они являются известными (популярными) и уважаемыми в своих сообществах людьми. И они так не похожи на Дона Хуана! Исследовательница латиноамериканских доиспанских культур Г. Г. Ершова пишет: «В начале 70-х годов Кастанеда нарушил „эзотерическое равновесие“, предложив своеобразное „космоцентрическое“ учение, в основе которого стоит самосовершенствующаяся личность, абсолютно не связанная ни с каким религиозным, интеллектуальным или политическим кланом. Я прекрасно понимала, что созданный Кастанедой мир нагуалей если и существует, то в какой-то иной реальности, и, наверное, нет смысла искать его в жаркой и влажной тропической сельве южной части Юкатана»[28].

Так кто же все-таки маг Дон Хуан Кастанеды? Алехандро Ходоровски, знаменитый чилийский режиссер, снявший культовый фильм «Священная гора», с большим уважением отзывается о трудах Кастанеды. Ходоровски встречался с Кастанедой в Мексике. Вначале, как говорит Ходоровски, тот произвел впечатление водителя грузовика. Кастанеда был совершенно обычным человеком, не толстым, но коренастым, невысоким, с курчавыми волосами. Он ничем не отличался от остальных людей на улице. Однако как только он открыл рот, то тут же преобразился в принца. В каждом произнесенном им слове чувствовалась глубокая культура. Он производил впечатление не только мудрого, но невероятно дружелюбного человека. На вопрос, что Ходоровски думает о книгах Кастанеды, он ответил, что на его взгляд эти книги были основаны на реальном опыте, если не считать разработанных и внедренных Кастанедой концепций, почерпнутых им из мировой эзотерической литературы. В его книгах вы найдете дзен, Упанишады, карты Таро, работу со сновидениями. В одном можно быть абсолютно уверенным – он прошел всю Мексику для того, чтобы осуществить свои исследования. Когда Ходоровски спросили, верит ли он в существование Дона Хуана, режиссер ответил отрицательно. Личность Дона Хуана – это плод воображения Кастанеды, который при этом, конечно, встречался с несколькими колдунами из племени яки[29]. Зная об актерской игре и театральном поведении, Ходоровски не считал, что Кастанеда лгал, когда рассказывал ему о Доне Хуане. Может быть, Кастанеда был одновременно сумасшедшим и гениальным? – предположил Ходоровски. Тем не менее Ходоровски признал, что Кастанеда внес огромный вклад и оказал влияние на современников. Кастанеда воскресил образ духовного воина и привел в движение идеи осознанных сновидений, которые были сформулированы Эр-ве де Сен-Дени много лет назад в книге «Сновидения и как ими управлять» (Париж, 1867). Позднее этот феномен был назван осознанными сновидениями, или ясными сновидениями (rкve lucide, lucid dream). И в этой связи, является ли правдой то, что писал Кастанеда, или же это плод его богатого воображения, не имеет большого значения. Если это ловушка – это священная ловушка[30].

Хотя и не был похож маг Кастанеды на классического шамана, тем не менее нельзя недооценивать гениальные произведения писателя и мистика. В конце концов, как говорил сам Кастанеда в «Путешествии в Икстлан» (1972) устами своего учителя Дона Хуана (Хуан Матус, Juan Matus), «воину все равно, правда или вымысел то, с чем он сталкивается, а для обыкновенного человека это очень существенно». Не так важно, что послужило источником вдохновения при написании этой «магической эпопеи». Важно то, что Кастанеда создал образ, который вдохновлял и продолжает вдохновлять миллионы читателей. В предисловии к книге Кастанеды «Учение Дона Хуана: Путь познания индейцев племени яки» Е. А. Торчинов и С. В. Пахомов пишут: «…1968 год стал знаковым не только в политическом отношении. Произошло событие и в сфере духа, имевшее немалые последствия для становления феномена, который позже назовут „Новым веком“ – New Age. Издательство Калифорнийского университета выпустило книгу некоего Кастанеды под интригующим названием „Учение дона Хуана: путь знания индейцев яки“. Успех ее оказался фантастическим: за короткий срок было продано 300 тысяч экземпляров».

Пусть Кастанеда и не описывал в своих произведениях архаический шаманизм и магию, он привлек своими трудами внимание миллионов людей по всему свету к воистину бездонному и насыщенному всеми красками и формами жизни океану архаики. И в этом смысле он не только «крестный отец» движения нью-эйдж, но также «крестный отец» многих серьезных ученых, которые после «увлечения Кастанедой» посвятили свою жизнь исследованию сакрального мира шаманизма.