Читать книгу Энциклопедия шаманской мудрости - Павел Берснев - Страница 9

Венгерский этнограф-шамановед Вильмош Фойт выделял три подхода, три направления в теоретическом исследовании шаманизма:

• историко-религиозный подход (шаманизм в связи с происхождением религии). Он представлен в трудах В. Г. Богораза, А. Ф. Анисимова, Л. Я. Штернберга и др.;

• историко-культурный подход (изучение предметов материальной культуры, искусства, проблемы этнической истории). Это исследования М. Г. Левина, Л. П. Потапова, А. А. Попова, С. В. Иванова и др.;

• феноменологическое направление (изучение собственно шаманизма как феномена). В первую очередь, это труды М. Элиаде.

Вначале в Советском Союзе доминировало крайне идеологизированное антинаучное «психопатологическое» направление. Шаман воспринимался как психически неуравновешенное лицо, а камлание[84] – как нервный припадок. Единственным, кто выделялся среди прочих исследователей шаманизма в России, был С. М. Широкогоров (1887–1939)[85]. Идеи Широкогорова были революционными, далеко опережающими свое время.

Но, пожалуй, лишь благодаря труду Элиаде «Шаманизм и архаические техники экстаза», опубликованному в 1951 г., исследование шаманизма вызвало интерес у широкой аудитории.

В настоящее время научное изучение шаманизма (и шаманства) в России возрождается невероятно быстрыми темпами. Проходят конференции и симпозиумы, посвященные шаманской теме. Ученые теперь могут говорить свободно, не опасаясь агрессивной государственной идеологии. Появляются серьезные научные материалы, которые еще недавно из-за цензуры не могли быть опубликованы. Среди ведущих специалистов в России на сегодняшний день должны быть отмечены следующие ученые: Елена Владимировна Ревуненкова, Валентина Владимировна Горбачева (занимавшаяся полевыми исследованиями на Дальнем Востоке у нанайцев, на Таймыре с нганасанскими и талганско-нганасанскими шаманами, а также на Чукотке), Татьяна Владимировна Жеребина, Евгения Алексеевна Алексеенко (специалист по этнографии кетов), а также Валентина Ивановна Харитонова. В области изучения шаманизма, архаического создания и колдовства в современной России нельзя не отметить также Ольгу Борисовну Христофорову, издавшую недавно замечательную книгу «Колдуны и их жертвы».

Помимо академических ученых исследованием и даже практикой шаманизма занимаются и другие наши соотечественники. Среди них следует выделить Оларда Эльвиля Диксона. Диксон – писатель (автор более 20 книг по традиционным верованиям народов Крайнего Севера, Сибири и Дальнего Востока), путешественник, руководитель Общества исследователей протокультуры «Мезосознание а (альфа)», посвященный шаман, а также действительный член Организации тувинских шаманов Республики Тыва РФ «Дунгур» («Бубен», г. Кызыл) и инициатор Объединения шаманских кланов Ворона и Малого Лебедя «Хохорэй-Кутх» (Москва – Ямал). Также Диксон занимается преподаванием уникального и древнего искусства горлового пения. Горловое пение характерно для традиционной (в особенности духовной) музыки народов Сибири, Монголии, Тибета и некоторых других народов мира.

Другой исследователь и практик шаманизма – Тарас Журба, председатель религиозной группы шаманов «Кузунгу-Ээрен». Журба является учеником шамана Таш-оола Бууевича Кунга, о котором он снял фильм «Белый Дракон – Великий шаман енисейских кыргызов».

Конечно, это далеко не полный список ученых, исследователей и шаманов России. Всех их просто не перечислить. А учитывая все возрастающий интерес к шаманизму в нашей стране и за рубежом, думаю, что их в ближайшем будущем станет еще больше.

Об этом недавно на одной шамановедческой конференции сказала Е. В. Ревуненкова: «Религия для шаманизма не главное. Шаманизм приспосабливается к любым религиям и способен пережить любые исторические катаклизмы. Идет бурное возрождение шаманизма. Шаманизм жив как никогда!»

Архаическое прошлое (древность, уходящую корнями в доисторический палеолит) и настоящее разделяет головокружительно длительный промежуток времени. Однако между древними цивилизациями и современным глобальным миром существует живая связь, мостик, временной портал. Этим связующим звеном, проводником в тайны архаического прошлого, связным древности является шаман.

Некогда в Древнем Риме жрецов называли «возводящие мосты, строители мостов», на латыни pоntifex (от pons ‘мост’ и facio ‘создание’). Жрецы-понтифики соединяли особым священным мостом два мира – мир людей и мир богов. Кроме того, понтифики должны были наблюдать за строительством моста в священном городе Риме. Это был мост через реку Тибр. Поэтому неудивительно, что титул понтифик был унаследован и Папой Римским. В XVI веке титул Верховный Понтифик Вселенской Церкви был утвержден как часть полного папского титула. Так древний шаманско-жреческий паттерн перекочевал в святая святых католической церкви. Конечно же, шаманы никогда не претендовали на такой вселенский титул. Но при этом они с древних пор исполняли обязанности «мостостроителей» и продолжают исполнять их по сей день.

Шаман, с одной стороны, является хранителем древних архаических констант. В первую очередь он – хранитель космического порядка. Проходя инициацию, шаман поддерживает особую модель мира. Инициация сохраняет традицию, передающуюся из поколения в поколение.

С другой стороны, шаман обладает удивительной пластичностью сознания. У него нет догматизма в интерпретации мира и космического порядка. Сохраняя преданность архаическим константам, шаман вместе с тем с легкостью меняет язык описания реальности. Его язык всегда современен, доступен для понимания соплеменников, поскольку шаман всегда говорит на языке и в понятиях того времени, в котором он находится.

Кроме этого, шаман не только хранит традицию, которая со временем меняет свой облик, но, будучи глубоко связан с глубинными архетипическими слоями сознания, обладает интуитивным переживанием этих архетипов. Несмотря на смену обликов, суть этих архетипов, их мощь и энергия остаются прежними. В этом смысле шаман пребывает не только во времени, но и вне его власти, т. е. вне власти перемен.

Это позволяет шаману быть не столько традиционалистом (хранителем древней культуры и архаического мировоззрения), сколько космоустроителем настоящего (эволюционистом) и даже будущего (футуристом). Имея непосредственную связь с вневременной архетипической реальностью, шаман способен прогнозировать и даже предвидеть будущее.

Можно сказать, что шаман следит за балансом сил в отношениях духов и членов его племени, при необходимости восстанавливая гармонию, которая нарушается по тем или иным причинам. Ведь нарушение гармонии – причина бед и болезней как для отдельных представителей племени, так и для всего сообщества в целом.

Шаманизм связан прежде всего с двумя фундаментальными моментами. Во-первых, способности шамана – это особый дар воспринимать незримое, ориентироваться и осуществлять работу в иррациональном измерении, имеющую вполне практическую ценность для земного, по преимуществу рационального аспекта жизни.

Во-вторых, главная задача шаманизма – осуществлять взаимодействие между различными мирами и измерениями бытия и гармонизировать отношения в макрокосмосе (между неорганическим и органическим миром, между растениями, животными, людьми, духами и божествами) и микрокосмосе (гармонизация различных энергетических аспектов, или элементов, составляющих тело, между физическим и духовным аспектом и т. д.). Это сущностная задача шаманизма.

В прикладном значении шаман – психотерапевт своей социальной группы, а также специалист по фитотерапии. Как психотерапевт шаман использует в своей целительской практике многовековой опыт врачевания (целительства, целения), прежде всего психологическое воздействие на больного. Всевозможными способами (включая выразительный и эмоционально насыщенный ритуальный театр) шаман внушает пациенту веру в выздоровление, вселяет в него уверенность, помогает мобилизовать внутренние возможности организма и выводит больного из депрессивных состояний.

Как фитотерапевт шаман сохраняет и передает будущим поколениям знания о траволечении. Неслучайно, что среди ученых, которые активно изучают достижения шаманизма, наибольший интерес к нему проявляют фармакологи. Ведь этномедицина, изучающая использование лекарственных растений в традиционных обществах, вносит неоценимый вклад в изучение целебных свойств растительного мира, а также условий сбора, способов приготовления и комбинаций растений («шаманские рецепты»).

В целом можно сказать, что шаман непосредственно контактирует со сверхъестественными силами для различных целей, таких как избавление, исцеление представителей своей группы от всякого рода бед и неприятностей (болезни, неудача в охоте, рыболовстве и прочее), поиск заблудшей или украденной в других измерениях души, пропавших животных, вещей (то есть обнаружение скрытых предметов и явлений, в том числе обнаружение виновных в том или ином преступлении), помощь в рождении детей (испрашивание душ детей у небесных сил), приворотная магия, проводы души в потусторонний мир, в мир мертвых.

В социальном аспекте для шаманизма характерны все характеристики религиозной системы, имеющей различные функции: мировоззренческие, регулятивные, психотерапевтические, интегративно-дезинтегративные (шаман – «маркер этнической идентичности»), дидактические, эстетические, историографические, культур-транслирующие, легитимно-разлегитимирующие (шаман-вождь, шаман-старейшина устанавливает и поддерживает законы) и др.[86]

Все остальное – явления, связанные с морально-этическим уровнем шамана. Если, обладая даром видеть незримый духовный мир, шаман использует этот дар во зло, если он общается с зловредными духами, то он противоречит своему призванию, ведь призвание шамана – исцелять, а не приносить вред. Его задача – сохранение равновесия интересов людей и духов природы, а не разрушение и удовлетворение низменных страстей, таких как корысть, месть или зависть. Связь и взаимодействие с альтруистическими в своей сути религиями позволили шаманам откорректировать собственные нравственные принципы. И этому существует множество примеров. В Латинской Америке это христианский шаманизм – курандеризм, в Сибири, в основном в Туве и Бурятии, буддийский шаманизм, в Тибете – объединение шаманизма, буддизма и религии Бон. И это далеко не полный список. В наши дни существуют шаманы-целители и медиумы в Корее, странах Африки и других регионах земли – практически по всему свету.

Хотелось бы обратить особое внимание на то, что по своей сути шаманизм не является религией (несмотря на то что непосредственно с ней соприкасается и в социальном аспекте выполняет все религиозные функции). Если в религии все находятся в одинаковых условиях (все верующие), то шаман – фигура, выделяющаяся среди соплеменников (шаманистов). Главный атрибут религии – вера. Именно вера в сверхъестественное, в то, что обычный человек не может увидеть или почувствовать, но что переживается им в особом религиозном опыте и вызывает сильные эмоции благоговения, является религиозным базисом, фундаментом религии. Вера в метафизические божественные причины (без возможности их непосредственного восприятия), которые руководят миром, – вот область религии. Шаманизм же базируется на личном непосредственном опыте и на полученном в этом опыте особом священном знании.

«Шаман – человек, одаренный [духами] волшебством и знанием, [он] выше других, он поэт, музыкант, прорицатель и вместе с тем врач»[87].

По определению М. Элиаде, «шаманизм не является собственно религией; это совокупность экстатических и терапевтических методик, цель которых – вступить в контакт с параллельным, но невидимым миром духов и заручиться их поддержкой для управления делами людей»[88].

Конечно же, это вовсе не означает, что шаман не может быть религиозным человеком. Вера – не альтернатива «особому восприятию» и сверхъестественным способностям шамана. Вера – это прежде всего доверие к вещам принципиально невидимым. «Бога никто никогда не видел» (Первое послание Иоанна 4: 12; Ин 1: 18). Однако если мы чего-то не можем видеть (воспринимать посредством чувств и умозрения), то это вовсе не означает, что мы должны отрицать существование невидимого и недоказуемого. Вот это признание «невидимого» и есть вера. Такая вера, как говорится в Библии, – дар Божий. «Ибо благодатью вы спасены через веру, и сие не от вас, Божий дар: не от дел, чтобы никто не хвалился» (Еф 2: 8, 9). Для чувственно или рационально ориентированного человека такая мысль может показаться нелепой. Тем не менее для того, кто принял этот Божий дар, всякие сомнения рассеиваются, как тучи на небе.

Моисей воспринимал Бога не «лицом к лицу», а лишь как знак Его присутствия, причем достаточно условный знак, никак не отражающий истинных качеств Бога. Например, в виде горящего куста (Неопалимая Купина)[89] или как облачный столп днем и огненный ночью (Исх 13: 21–22). В иудаизме существует специальный термин шхина, или шехина (букв. на иврите означает ‘присутствие, пребывание, проживание’). Это термин, обозначающий присутствие Господа, в том числе и в физическом аспекте. Однако восприятие таких и любых других образов – еще не гарантия веры в то, что в них действительно присутствует Бог. То же касается и «голосов», которые слышали пророки. Чьи это голоса? Говорят ли они правду? Вот почему между верой и видением (пусть даже сверхъестественным) нельзя поставить знак равенства.

В этом контексте вера – это доверие и признание того, что существует особым «сверхъестественным» способом. Вера, таким образом, – это способ обнаружения вещей невидимых. Вот почему шаманизм никоим образом не может быть альтернативой религии, а шаманское особое видение – вере. Шаман – «духовидец». Он воспринимает то, что недоступно органам чувств обычного человека, но есть вещи, которые недоступны восприятию даже шамана, – это-то и есть та сфера, которую называют сверхчувственной и сверхумозрительной. И соединиться с этой мистической реальностью можно только через веру.

Т. В. Жеребина делает смелое заявление, что «шаманы, как и другие представители активной популяризации своей религии, – особым образом сконструированные природой люди, которые обладают природным даром „слышать“ „голоса“ природы; этот дар основан на коллективном разуме их народа или близких им людей (по родственному и неродственному признаку). Другими словами, шаманы – представители известного феномена пророков (Моисей, евангелисты, Жанна д’Арк и т. п.), феномена „слышания голосов“»[90].

Сам термин «шаман», ставший столь распространенным в современном мире, происходит от общего корня слов тунгусо-маньчжурской группы языков. Это корень са, имеющий у эвенков, эвенов, солон, негидальцев, орочей, ороков, удэгейцев, нанайцев и ульчей общее значение – ‘знать’, ‘знание’, ‘познавать’[91]. Шаман у тунгусо-маньчжурских народов – знаток тайного мира духов, знаток ритуалов, посредством которых устраиваются добрососедские отношения с духами и божествами, знаток тайны исцеления. Шаман обладает знанием, дающим ему магическую силу воздействия на природные стихии, сознание людей и животных. Для того чтобы провожать души умерших, шаман должен был знать все магические тропы вселенной. Свой путь шаман понимал как путь знания и обретения силы.

Во многих других языках обозначение человека, исполнявшего шаманские функции, имело тот же самый корень. Так, например, у индейцев кичуа самоназвание шамана – ячак – ‘знающий’, ‘ведающий’, ‘мудрец’, а ячай на языке кичуа – ‘знание’, ‘мудрость’, ‘наука’.

Не все ученые согласны с тем, что слово «шаман» происходит от корня са – ‘знать’. Так, А. А. Бурыкин в книге «Шаманы: те, кому служат духи» пишет следующее: «В русский язык слово „шаман“ попало в первой половине XVII века из языка эвенков, причем из тех его диалектов, в которых переднеязычный щелевой согласный с звучит как русский согласный ш. Разные диалектные группы эвенков называют своего шамана саман, шаман или хаман. В большинстве тунгусо-маньчжурских языков, к которым относится эвенкийский язык, это слово звучит как саман. История этого слова в эвенкийском языке и других тунгусо-маньчжурских языках неизвестна: к эвенкийской глагольной основе са – „знать“ – оно не имеет отношения. Одни ученые в своих попытках объяснить его происхождение сравнивали его с древнеарийским словом шрамана – „слушающий“, другие усматривали в нем связь с названием сомы – священного напитка древних иранцев; напрашивается сравнение этого слова с названием религиозных проповедников самана – это слово встречается в широко известном романе Г. Гессе „Сиддхартха“[92]. Возможно, что это тунгусо-маньчжурское слово связано по происхождению с ненецким словом самбана – названием одной из категорий шамана у ненцев и энцев»[93].

Далее Бурыкин пишет: «Немногие даже из среды специалистов знают о том, что у слова „шаман“, ставшего общеупотребительным этнографическим термином, в русском языке в XVIIIXIX веках были серьезные конкуренты. Одним из них было тюркское слово „кам“ – „шаман“, которым ныне пользуются многие исследователи религии и шаманства тюркских народов Южной Сибири». Между тем слово «кам» в значении ‘шаман’ было известно на протяжении всей истории изучения шаманизма. Правда, далее Бурыкин излагает действительно интересные сведения об истории употребления терминов, обозначающих понятие «шаман»: «С начала XVIII века в русских источниках появляется термин тадыбы, обозначавший ненецких, хантыйских и мансийских шаманов и происходящий от ненецкого названия шамана – тадебя. Наконец, из якутского языка сочинений середины XVIII века проникло якутское название шамана – оюн»[94].

Относительно дискуссий о различии понятий «шаманство» и «шаманизм» Бурыкин пишет: «Мы принципиально устраняемся от обсуждения смысла терминов „шаманство“ и „шаманизм“, чему посвящено множество страниц в специальной литературе разного достоинства»[95]. С этим сложно не согласиться. Научные спекуляции выглядят несколько искусственными и надуманными. Иногда шаманством называют непосредственно практику шамана, а шаманизмом – мировоззренческие понятия шаманов. Жеребина предложила такую формулу: «шаманизм» – это идеология + культ, а «шаманство» – культ + идеология[96]. Однако все эти деления привносят лишь ненужные споры и путаницу, а не проясняют суть дела. Эти «терминологические» дискуссии очень напоминают полемику о разнице между такими научными дисциплинами, как этнология и этнография.

Впрочем, оставим на совести филологов дискуссии об этимологии слова «шаман». Мне припоминается курьезный случай. Как-то в гостях у эквадорских индейцев из племени кичуа у нас зашел разговор о том, из какого языка пришло слово «шаман». Моему изумлению не было предела, когда все они хором стали доказывать мне, что шаман – слово исконно амазонское. Выяснилось, что далеко не все из них знали, что на их родном языке термин «шаман» звучит как «ячак». Когда же я попытался объяснить, что слово «шаман» пришло из России, а точнее, из Сибири, они долго безудержно смеялись. Вот так, благодаря стараниям этнографов и других ученых, через испанский язык латиноамериканские индейцы усвоили и даже присвоили себе тунгусо-маньчжурское слово (по-испански шаман – chaman).

Вообще, слово «шаман» вошло в обиход индейцев сравнительно недавно (около 10–20 лет назад) благодаря западноевропейской культуре. Например, у индейцев шипибо-конибо существовали свои наименования и градации шаманов (об этом у нас пойдет речь ниже). Шаманов могли называть, например, на языке шипибо-конибо – мырайя, а на испанском языке – курандеро.

В определенном смысле шаманизм ближе не к религии, а скорее – к области спиритуализма, экстрасенсорного восприятия, биоэнергетики и ясновидения. Можно сказать, что шаман – это духовидец и экстрасенс (человек, наделенный сверхчувствительным восприятием и способностью воспринимать незримых духов), который описывает особое восприятие мира в образах окружающей его природы на языке своей социальной группы (ее религиозного и общекультурного мировоззрения).

Шаман по большому счету не столько верит в духов и богов, сколько воспринимает их непосредственно, общается с ними и учится у них разного рода навыкам (исцеление болезней), заключает с ними «договоры» и даже ведет битвы. Шаман видит, а не верит, «ведь то, что для профанной среды есть сфера поклонения, для шамана – сфера его реального общения»[97].

Для традиционного шамана вера как уверенность в невидимом не играла принципиальной роли. Для него как раз видение определяло все его поведение и мировоззрение. «Религиозное (сакрализированное) не допускает магико-мистического (сакрального) вмешательства; это одна из важнейших основ для противоречий и противостояния религии и магии и их приверженцев – одни скрывают созданное и выдуманное, во что верят и чему поклоняются, а другие живут в ощущаемом ирреальном, взаимодействуя с ним как с реальным»[98].

Очень поэтический образ шамана был нарисован пером петербургского ученого и исследователя шаманизма Жеребиной. Пожалуй, он наилучшим образом передает дух архаического шамана: «…Дробно звучит бубен; развеваются полы фантастического одеяния; бренчат металлические подвески, густо усеявшие плащ; олень с железными рогами храпит и мечется в ликах затухающего костра… Зрители, впившись глазами в захватывающее театрализованное представление, внимательного следят за речью шамана. Речитатив и пение шамана полны для них глубокого смысла. Они хотят „достоверно“ знать, где ловить рыбу и куда ушел зверь из тайги; выживет ли больной, и как добралась душа умершего до загробного мира; где искать пропавших оленей; будет ли счастлив человек завтра. Всевечное желание человека предвидеть будущее и ответить на загадки природы. В шамане для приверженцев его слились земля и небо, мир природы и мир людей, мир мертвых и живых. Шаман есть связующее звено между доступным и недоступным. Он уже не простой смертный. Обладая особым даром перевоплощения, он, только мгновениями являясь в своем обычном виде, выступает в образах то медведя, то лося, то злых, то добрых духов. И кого бы не представлял шаман, какую бы мистерию не разыгрывал, он беспрерывно пояснял свои метаморфозы. Он рассказывал о местности, которую населяли издревле люди его народа, о природе края, о таежных зверях и птицах, об устройстве неба и земли, о сущности человека и животных, о том, что будет с человеком после смерти и что такое сама жизнь. И, предсказывая, предугадывая судьбу живых и мертвых, он пояснял свои мысли рисунками на бубне, колотушке, многочисленными подвесками, смысловая нагрузка которых в основном была близка и понятна слушателям, так как весь род своими руками тщательно шил, вышивал, ковал и пришивал их; рисунки же на бубне обычно выполнял сам шаман. Но за видимым, ясным для каждого участника камланий образом скрывался невидимый, тайный, сакральный смысл, который был известен только шаману, что вызывало к нему у соплеменников противоречивые чувства: и страх, и уважение, и преклонение пред его чудесным даром»[99].

Как бы ни выглядел шаман – цивилизованно или маргинально, он всегда оставался связанным с родом, со своим племенем, имеющим и почитающим первопредка или первопредков. Шаман – фигура до мозга костей социальная. Если кто-то полагает, что шаман – это волк-одиночка, то окажется прав, с одной лишь оговоркой. Это волк-одиночка, который живет особняком на границе своей стаи. Стая и этот волк неразделимы. Шамана могут бояться, обходить стороной. Но если что-то случилось – недуг, проблемы с урожаем, пропажа или какая-нибудь другая напасть, – идут на поклон именно к шаману. Да и духи призывают шамана не просто так. Шаман контактирует с миром духов от лица своего сообщества. Он представляет интересы общины, его членов в духовном мире (так же, как жрецы впоследствии представляли интересы царя и городов-государств).

Шаман, согласно Майклу Винкельману (Michael Winkelman), тесно связан с социально-экономической сферой. Шаман прежде всего является представителем сообщества охотников, собирателей или кочевых племен. Его деятельность имеет выраженную индивидуальную основу в отличие от других религиозных практиков, представителей малоподвижных агрикультурных обществ, осуществляющих деятельность в группе (коллективно) и обычно имеющих специализацию – распределение ролей и священную иерархию.

Известный антрополог Марвин Харрис (Marvin Harris) определяет шамана как представителя эгалитарного, доклассового общества, выполяющего функции магико-религиозного специалиста.

В 1919–1920 гг. этнограф С. М. Широкогоров нарисовал психофизиологический портрет шамана, назвав его «предохранительным клапаном от психических заболеваний», средством самозащиты рода, саморегуляции и стабилизирующим механизмом психологической сферы людей. На примере тунгусского шаманизма Широкогоров отмечает, что шаман как бы вбирает в себя духов, которые беспокоят и сводят с ума соплеменников, находит с ними контакт и гармонизирует внутриродовую среду. Шаманство выступает в качестве предохранителя от нервно-психических болезней и является своеобразным способом самозащиты, проявлением биологических функций рода. Таким образом, шаман оказывается в роли охранителя рода и выполняет родовые функции.

По мнению ряда антропологов, шаманство представляет собой одну из ранних форм религии или культ, центральной идеей которого является вера в необходимость особых посредников между коллективом соплеменников и духами (божествами). Этих посредников (шаманов) избирают, наделяют полномочиями и обучают сами духи. Как отмечает М. Элиаде, по сравнению с ранними формами религии шаманизм не привносит ничего оригинального – тройственное деление мира, мировая ось, сакрализация пространства и прочее существовали и до шаманизма. Но только в шаманизме космо-теологическая концепция преобразуется в конкретный мистический опыт.

Обобщая, мы можем выделить следующие основные функции шамана:

1. Лечебная функция шамана – терапевт, лекарь, травник. Он психолог и психотерапевт племени, обладающий навыками гипнотического внушения. Сюда же можно отнести способность шамана выступать в качестве психопомпа (греч. ψυχοπομπός – ‘проводник душ’) – проводника душ умерших в потусторонний мир, а также поиск и возвращение «потерявшейся» или «украденной» души пациента.

2. Культурная функция шамана – сказитель, хранитель художественного, музыкального, театрального, мифопоэтического наследия своего рода и традиций бесписьменного общества. К тому же шаман – мастер творческих импровизаций, пантомимы, подражания животным, птицам (имитация их голосов и повадок) и природным стихиям. Шаман аккумулирует в себе сакральную мудрость своего рода.

3. Исследовательская функция шамана – натуралист, ученый первобытного общества, у него чрезвычайно развита наблюдательность. Шаман прекрасно ориентируется в особенностях природного мира, той среды, в которой он обитает.

4. Лидерская функция шамана – уважаемая племенем персона, к мнению которой прислушиваются и на которую ориентируются во многих вопросах. Гадания и прорицания шамана могут определять время начала военных действий против соседних племен и т. д. Шаман – лидер сообщества (вождь или советник вождя).

5. Функция медиатора между представителями племени и духами, божествами, хозяевами местности, между тремя мирами: Верхним, Средним и Нижним. Шаман как представитель родоплеменной системы выполняет своего рода дипломатическую функцию, представляя интересы племени перед невидимыми могущественными силами, которые, по представлениям архаических народов, оказывают воздействие на здоровье, рождение детей, урожай, удачу в охоте, испрашивает нужную погоду у божеств стихий дождя, грома, радуги, грозовых туч и т. д. Шаман улаживает конфликты, возникшие между членами его рода и различными духами (в этой «миротворческой миссии», конечно, мы можем усмотреть и психотерапевтическую функцию, если полагать, что духи – это своего рода объективация различных психических конфликтов).