Читать книгу Пятикнижие - Павел Николаевич Бурдунин - Страница 5

В доме прокуратора Иудеи был освещен лишь небольшой балкон, выходивший на крохотный, покрытый мраморной плиткой дворик. Свечи недавно заменили на новые, и они сильно дымили, наполняя удушливым запахом неподвижный воздух. Прокуратор не спал. Он лежал на скамье, подперев голову правой рукой. Возле него на инкрустированном слоновой костью деревянном столике стояла полупустая плетеная бутылка с италийским вином, присланная недавно из самого Рима его старым другом Марцеллом.

Понтий скучал о нем. Бутылка недостаточная замена верному другу, с которым связана целая жизнь. Пятнадцать лет назад они вместе сражались в Нумидии против Такфарината. Затем в Галлии – с эдуевами и треверами. А начинали они свою службу еще юношами в свите великого Германика. Тогда, на Рейне, они поклялись быть верными ему и его семье и клятву свою сдержали. Они последовали за ним на Восток, куда его отправил император Тиберий, смертельно боявшийся своего племянника. Участвовали в переговорах с парфянским царем Артабаном, явившихся вершиной дипломатических успехов их покровителя. Честно служили на разных постах в новых провинциях Каппадокии и Коммагене. И лишь после смерти Германика, вину за которую, те, кто знал его, не мог возложить ни на кого другого кроме Тиберия, они вернулись в Рим. Там Понтий пробыл не долго. Служба у вдовы Германика Агриппины навлекла на него гнев императора, и только помощь друзей спасла его тогда от гибели. (Доносчик, выдвинувший против него обвинение "в оскорблении величия" вскоре был найден задушенным в своем доме). Сам Понтий счел для себя за благо уехать на Восток, где продолжил свою службу простым центурионом в 1 сирийском легионе.

Должность прокуратора Иудеи он получил впоследствии благодаря Марцеллу, сблизившемуся к тому времени с сыном Германика Калигулой, к которому по странной прихоти благоволил Тиберий. Марцелл не забыл своего старого товарища и через своего патрона вымолил Понтию прощение, а также сытую, хотя и не очень престижную должность. Понтий немного завидовал Марцеллу – тот жил в Риме, был близок ко двору императора, и, несмотря на свой неофициальный статус, смог добиться большого влияния. Его принимали за своего в среде сенатской оппозиции, рассчитывающей, что Тиберию наследует усыновленный им Калигула, чей отец был известен как сторонник Республики. Префект претория – Макрон, командующий единственной вооруженной силой в городе – преторианской гвардией, стремился к дружбе с ним, пытаясь разузнать планы Калигулы относительно своей собственной судьбы. Римский плебс также знал его, поскольку тот год, когда он исполнял должность курульного эдила, запомнился всем пышными празднествами, необычными для времени правления чрезмерно скупого Тиберия. Все это было важно для Марцелла и его друзей, мечтающих покончить с ненавистным императором и самим принципатом. Одно беспокоило их – армия. Легионы, стоявшие на бескрайних границах Империи, были преданы Тиберию – наследнику божественного Августа, и в этом Марцелл мог убедиться, участвуя в инспекционных поездках сенаторов в войска. И только рейнские легионы, в которых еще жила память о Германике могли встать под знамена его сына, решись он отомстить Тиберию за свою семью. Но император в последнее время редко отпускал Калигулу с острова Капри, где сам проживал в уединении. После предательства Сеяна страх перед заговором целиком завладел Тиберием, и очень многие поплатились за это своими жизнями.

Все это Понтий вспомнил, прочитав письмо, которое он получил вместе с подарками от Марцелла. Письмо было длинным, и речь в нем шла в основном о литературных новинках Рима. И лишь в конце Марцелл просил его внимательно перечитать строки из второй филиппики Демосфена, которые его раб – писец выписал специально для него на отдельном свитке. Понтий знал, что это означает. И уже через минуту, после небольшой обработки поверхности свитка специальным раствором, он смог прочесть обращенные к нему слова Марцелла.

Дорогой мой друг!

Судя по всему, Понтий, события близки к своей роковой развязке. Пройдет совсем немного времени и у римского народа будет новый бог – Тиберий. (Уж пусть он лучше будет божественным, чем живым). Я ежедневно молю всемогущего Юпитера, чтобы наши приготовления не были раскрыты, но кое – что этому старому кровососу уже известно. На днях, под предлогом, что он не сможет прожить ни дня без возлюбленного им Калигулы, он запретил покидать ему Капри. Таким образом, наш план относительно похода рейнских легионов на Рим во главе с нашим “сапожком” оказался расстроенным. Более того, грек мальчишка, которого я подсунул в постель Тиберию, недавно рассказал мне о подслушанном им разговоре императора со своим астрологом. Они обсуждали последний гороскоп Тиберия, и этот греченок уверял меня в том, что звезды предсказали императору скорую смерть от руки близкого человека. Зная характер Тиберия, можно быть уверенным в том, что сейчас жизнь Калигулы, а значит и наши надежды, висят на волоске. Помочь нам можешь только ты. Понтий, во имя Германика, во имя нашей дружбы сделай то, о чем я тебя прошу. Пусть твои иудеи возьмутся за оружие. Когда весть об этом достигнет Рима, в Брундизии будет сосредоточены два лучших рейнских легиона, которые Тиберий собирается отправить в Ливию. Поскольку в их лояльности император справедливо сомневается, его будет нетрудно уговорить направить эти легионы на подавление восстания. Войска сенатским указом будут переданы тебе, а приведу их из Италии в Иудею – я. Префект Египта – наш человек, большинство военных трибунов сирийских и парфянских легионов также поддержат нас. Боги нам помогут. Мы соберем все наши силы, двинемся на Капри и раздавим ядовитую гадину. Германик будет отомщен. Сенат восстановит Республику, и Рим вернет себе свободу. Время, когда ты должен будешь начать действовать, тебе назначит мой человек, которого я скоро пришлю тебе. Я дам ему твой перстень, который ты подарил мне в день нашего последнего прощания в Остии. После этого ты должен будешь всеми правдами и неправдами вызвать беспорядки в Иерусалиме. Учитывая нелюбовь иудеев и римлян, это будет нетрудно сделать. Затем, ты уедешь в Антиохию, и оттуда засыплешь сенат просьбами прислать войска для борьбы с хорошо вооруженными мятежниками. Для того чтобы Тиберий поверил, мы обеспечим его аналогичными сведениями из других источников. И тогда, уже через полтора – два месяца, мы встанем во главе непобедимого войска.

      Прощай Понтий, да хранит тебя Исида.

                              Марцелл

Прочитав письмо, Пилат тут – же сжег его в бронзовой чаше подсвечника. К тому времени уже совсем стемнело, треск цикад наполнил тишину уснувшего города. Догоревший пепел осыпался и мелкой черной копотью разлетелся по лакированной глади стола. Зашелестели листья, и предвещавшая дождь ночная прохлада покрыла дрожью утомленное дневным зноем тело Пилата. Вино было допито, его последние капли мерцали на дне стеклянной чаши. Медленно приоткрылась дверь, вошел слуга, который доложил о прибытии посланника первосвященника. Понтий нехотя поднялся и прошел в зал для приемов.

– Да продлятся твои дни, прокуратор. Держатель Святыни Господней моими устами славит тебя и желает покоя и радости.

– Пусть здравствует твой хозяин. Да прибудет в мире душа его. Какие заботы лежат на его сердце?

– Тишина ушла со святой земли. Мятеж зреет в умах, сбившихся с истинного пути иудеев и галилеян.

– Мятеж? Ты шутишь. Я только что встречался с Иродом. В его царстве нет тревоги.

– Не верь Ироду. Ирод – враг Рима. В его владениях родилась и множится великая ересь, разъевшая душу избранных сынов божьих и ум подданных римского кесаря. Человек, который велит называть себя Учителем, давно попирает веру и порядок в стране. Почему же Ирод не говорил тебе о нем?

– Я слышал об этом человеке. Но разве он не покинул эти места?

– Ирод держит его при себе, надеясь с его помощью править в объятой восстанием стране. Сейчас, и тот, и другой – здесь, в Иерусалиме, и только ждут условленного часа.

– На какой день назначено выступление?

– Я молю нашего Господа, чтобы оно не началось этой ночью. Я привел с собой человека, который только что видел этого Учителя и предупредил нас об опасности.

– Приведи его.

Я вошел в длинную темную комнату, освещенную лишь отсветами мерцающих в глубине ниш факелов. В центре, на небольшом постаменте находилось кресло, на котором восседал прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Позади его, с двух сторон, стояли две статуи – Тиберия и Калигулы, драпированные в тоги. Вдоль стен на небольших колоннах находились мраморные статуэтки причисленных к римскому пантеону многочисленных божеств. В правом углу комнаты над алтарем божественных Юлия и Августа горела лампада.

Понтий сказал.

– Ты и есть тот человек, которых хочет раскрыть передо мной козни против Рима? Что же, рассказывай.

– Мой повелитель, я уже все рассказал во дворце первосвященника, и мне нечего добавить. Я лишь желаю получить заслуженную мною награду и удалиться.

– Но ведь ты обвиняешь человека в измене, и поэтому должен доказать мне его вину.

– Я виню его лишь в преступлении Закона, но истинными считаю слова Учителя о дьявольской сути божественной власти на земле римских кесарей.

– Интересно, Ирод тоже так считает? Мне сказали, что ты знаешь его мысли.

– Я не стану говорить то, о чем не хочу.

– Нет, станешь. И если этого не сделаешь, то именем римского народа я арестую тебя.

Посланник первосвященника поднял вверх руку и сделал шаг вперед.

– Ты не вправе этого делать, прокуратор. Не горячись. Этот человек делом доказал свою преданность Риму и действительно заслужил награду. Он – иудей, и если ты усматриваешь дерзость в словах этого человека, только мы можем наказать его. Я обещаю, что по возвращении во дворец Первосвященника он будет, подвергнут допросу.

– И убит, – добавил я с улыбкой. – Конечно, ведь тебе было поручено разделаться со мной, с тем, чтобы обвинить во всем людей Ирода. Жаль только, что сделать ты этого не сможешь. Я – римлянин. Мой отец был вольноотпущенником знатного патриция, и я родился в его доме свободным гражданином Рима. А для того, чтобы никто не сомневался в этом, мой патрон подарил мне свой перстень, который с тех пор я всегда ношу с собой. Взгляни на него и ты, Понтий, вот он.