Читать книгу Ласко́во - Петр Смирнов - Страница 38

На масленице всю неделю нам разрешали кататься на санках (у нас их называли дровя́нки). И мы целыми днями пропадали на Городке.

Мы с Митькой иногда ссорились из-за дровянок, потому что они были одни на двоих. Один катится, другой ожидает. А вот Коле и Ване было дивья́ – у каждого из них были свои дровянки.

Ждёшь – не дождёшься, бывало, пока они все трое приволокутся аж с луга, куда их занесёт, да пока с передыхом поднимутся на Городок. Радуешься, если Митька скривит да опрокинется на спуске – тогда он быстро вернётся, и поеду я. А он возьмет да заартачится:

– Не в счёт, не в счёт!

Тут уж я отбираю санки силой и еду сам. Спуск не такой уж крутой, зато длинный. В самом конце спуска – к р я ж (небольшой холм), под кряж наберёшь еще скорость и катишься далеко по лугу. Зато долго потом тащишься с санками обратно в гору, пока доберёшься до вершины Городка.

– Эх, кабы только катиться, а санки кто б другой таскал, – скажешь, бывало, когда изрядно намаешься.

А тебе тут же давно заученный ответ, который ты и сам хорошо знаешь:

– Любишь кататься – люби и саночки возить.

Это уж точно – сам управляйся. Да еще благодари бога, что бывает масленица. Только на масленице и бывает такая свобода, в другое время не покатаешься.

Когда стали уже ходить на гулянки, на Городок как-то раз затащили настоящие расписные сани. Молодежь гурьбой попа́дала в них и помчалась с горы. Сани с грузом набрали бешеную скорость, и нас унесло аж на середину луга.

Только тут мы с Митькой и спохватились. Девки, которые громко и радостно визжали, когда катились с горы, тут же убежали прочь, а нам надо было срочно доставить сани домой. Но ведь это не дровяночки, их за веревочку не утащишь!..

Попытка вытолкать их обратно на Городок ничего не дала: мы их толкаем вверх, а они сдают нас вниз. Пришлось идти домой за оглоблями, взять чересседельный ремень, самим впрягаться вместо лошади. Ну и намучились мы! Тащили сани домой прямо по глубокой снежной целине. Двигались медленно, поминутно сменяя друг друга – один в оглоблях, другой толкает сзади. Легче стало, когда выбрались на дорогу. Покатались…

В других деревнях на масленицу ребят катали на лошадях. У нас как-то не принято это было. Может, потому, что лошадей жалели.

Я всего один раз ездил на лошади на масленицу, когда работал учителем (мне было уже 16 лет). В санки заложили коня, а напарника (или напарницы) нет. Одному ехать не хочется, а Мите надеть нечего (зима всё-таки). Пришлось заехать в Тереховку, и со мной поехала двоюродная сестра, Маня Гусакова. На обратном пути к нам пристроилась симпатичная, очень весёлая и разговорчивая фельдшерица. Еще летом она через Маню приглашала меня походить с ней по ярмарке, но я отказался, потому что она была чуть-чуть горбатая. Забраковал, в общем. Она, однако, не обиделась, и мной по-прежнему интересовалась.

Как-то у папаши заболел зуб, и он поехал на медпункт. Когда эта девушка записывала клиента в свой журнал, спросила, откуда он. Папаша ответил.

– Из Ласко́ва? – обрадовалась она. – А вы знаете учителя Петю?

– Зна-аю. Как не знать.

– Правда, он славный парень? Да?

– Да-а. Так себе, ничего, хороший.

– А вы можете передать ему привет?

– А за што ж, передам.

Дома папаша долго зубоскалил и хвалил “фершалицу”.

На масленицу в гости к тёщам приезжали зятья. Так было заведено, что дочери с мужьями и детьми всю неделю гостили у родителей. Молодые, захмелев, запрягали лошадей и на санках катали ребятню. Бабы давали наказ:

– Везите дальше, чтоб лён рос долгий (т. е. длинный).

Весело бывало всю неделю. Днем после обеда в воскресенье гости разъезжались по домам. Шутки, смех, песни…

Ужинали без гостей. И только тут наша бабуша – сама простота – выставляла на стол самое вкусное, припрятанное:

– Ешьте, ешьте всё, – завтра не дам.

Завтра – Великий пост, скоромиться грех. Обидно: сегодня хоть пузо лопни, а завтра даже остатков доесть нельзя… Но, уж если по правде, ничего не пропадало.

А после ужина – жечь масленицу! Готовились заранее – всяк припасал что-нибудь такое, чтоб ярко горело: старое берестовое лукно́ (лукошко), негодное решето, а Миша Бобкин как-то раз принес боби́ну (ступицу) от сломанного колеса. Уж если совсем ничего такого не находилось, разрешалось сжечь сноп соломы.

Масленицу жгли на Городке: с факелами, насаженными на палки, бегали по горе. Такое же виднелось и в других деревнях.