Читать книгу …и дольше жизни длится… - Рита Харьковская - Страница 5

Женщины замерли на пороге, обозревая длинный коридор по обе стороны которого были расположены двери. Двери в их новое жилье. Двери в новую жизнь.

Анечка охнула, увидев узорный наборной паркет коридора, робко замерла на пороге, словно не решаясь войти и испачкать следами обуви это великолепие.

Надежда легонько подтолкнула ее в спину:

– Проходи. Посмотрим где чья комната и начнем узлы со двора таскать. Скоро вечер, детей пора укладывать.

Через час с небольшим, когда вещи были занесены, дети накормлены все тем же печеньем и яйцами и уложены спать на Митину кровать, соседки, облегченно вздохнув, решили и сами перекусить.

Ну как перекусить? Десть то, что осталось после детей.

Анечка почему-то все вздыхала, хотя на ее лице блуждала счастливая улыбка.

– Что ты все вздыхаешь соседка? Мы уже в своих квартирах, дети сыты и спят. Что тебя тревожит? Надежда пытливо смотрела на Анну.

– Уже ничего, – Анечка снова безмятежно улыбнулась: – Да вот только как подумаю, что бы мы с дочкой делали, если бы не ты, аж моторошно становится. Управдом этот мне бы точно ключи не дал. Спали бы мы с Тонечкой под открытым небом.

– Ну почему же сразу «под небом»? Вернулись бы туда, где жили до сих пор.

– Нет, не вернулись. Мы на квартире жили. Хозяйка весь последний месяц, как Витя в рейс ушел, чуть не взашей из квартиры выгоняла. Не пустила бы обратно.

– Так, подожди, – Надежда нахмурила лоб: – Твой муж что, тоже на китобазе в рейс ушел?

– Ага. Только не на самой базе, а на китобойце. Первый рейс. Матросом пошел. Но ты не думай, он учиться будет! Он умный у меня.

– Ничего я не думаю. Каждый труд в почете. А что учиться хочет – это хорошо.

Женщины сидели рядышком на разостланном на полу матраце и смотрели в окно за которым уже сгустилась, пронизанная звездами, южная ночь.

* * *

Всю следующую неделю, пока Надежда бегала по магазинам, покупая нехитрую мебель: кроватку для Тони, одинаковые кровати себе и соседке, общий столик в коммунальную кухню, Анечка сидела дома, присматривая за детьми.

Она не очень хорошо себя чувствовала и Надежда думала, что врачи ошиблись с определением срока беременности, и Анечка разродится со дня на день.

У Надежды, кроме сестры мужа, других родственников в Городе не было, а у Анечки и вовсе не было никого вовсе.

* * *

… Ах, как часто наши современники, родившиеся намного позже, не имеющие ни малейшего представления о реалиях тех времен, хулят и хают то, чему не могли быть свидетелями хотя бы в силу возраста. Я не стану ни восхвалять, ни хаять… Просто расскажу, как было…

А был в Пароходстве профком. В который и отправилась деятельная Надежда уже вскоре после переезда в новую квартиру.

Надежда шла в профком не для того, чтобы выбить для себя какие-то льготы. Она шла, чтобы поговорить об Анечке и ее, в прямом смысле, бедственном положении.

Председатель профкома выслушал все претензии Надежды, полюбопытствовал:

– А сама она, Анна эта, почему не пришла?

– Да потому и не пришла, что ей рожать со дня на день! А вы для того здесь и сидите, чтобы заниматься семьями моряков и интересоваться их положением!

– Хорошо-хорошо! Не кипятитесь Вы так (мужчина заглянул в какую-то бумажку, заботливо подсунутую ему секретаршей) Надежда Константиновна. Завтра к вам заглянет наш сотрудник и решит все вопросы.

На следующий день в квартиру постучались двое мужчин во главе с дебелой дамой.

Пришедшие были нагружены всем, что только может понадобиться новорожденному ребенку и его матери: колыбелька для малыша, коляска для прогулок, ворох пеленок-распашонок, костюмчики разных цветов, отрезы ситца и сатина, которые молодая мать сможет употребить по своему усмотрению.

Анечка всплескивала руками и чуть не плакала от счастья:

– Спасибо! Спасибо. Что бы мы делали без вас.

Дебеая дама самодовольно улыбалась:

– Мы для того и работаем, чтобы семьи наших моряков ни в чем не нуждались, пока их мужчины в рейсе. Распишитесь вот здесь. Вашему мужу Пароходство дало аванс! – дебелая протянула Анечке ведомость и ручку.

Когда гости ушли, Аня постучала в комнату Надежды:

– Надя, ты представляешь, какие люди в Пароходстве работают! Все купили для будущего малыша! И два отреза принесли! Я пошью себе халатик, – и добавила, немного помолчав: – И тебе тоже пошью.

– Мне-то за что? – засмеялась Надежда.

– Просто так, – Анечка снова улыбалась робкой застенчивой улыбкой.

О своей роли в том, что случилось сегодня, Надежда соседке не рассказала.

А зачем?

Пусть верит в то, что живет среди отзывчивых и неравнодушных людей.

* * *

Через день у Анечки начались схватки и ее отвезли в роддом, где, буквально через несколько часов она родила мальчика.

А еще через день в пустующие комнаты «сталинской» коммуналки начали заселяться новые жильцы.

* * *

Пока Анечка была в роддоме, в две из пустующих комнат квартиры въехали новые жильцы.

Две семьи: мама, папа и их ребенок.

В обеих семьях мужчины были так или иначе связаны с работой в Пароходстве.

Комнаты в квартире были немаленькие, по мнению руководства вполне достаточного метража для проживания семьи из трех человек.

Одна комната, самая крошечная, оставалась пустой и, перезнакомившиеся женщины, недоумевали, готовя обеды на коммунальной кухне, кто же ее займет.

Через неделю Надежда забрала из роддома свою соседку и привезла домой. Женщины распеленали мальчика, умильно агукали ему, улыбались, глядя, как малыш сосредоточенно хмурит лобик.

– Имя сыну уже выбрала? – спросила Надежда.

– Давно выбрала.

– И как назовешь?

– Хотела Фёдором. Как моего папу, – и, словно желая избежать дальнейших расспросов, Анечка добавила:

– Он в войну погиб.

Женщины помолчали, вздохнули, вспомнив каждая своё.

– Хотела Федей. А назовёшь как?

– Мужу очень имя Валерий нравится. Так что пусть так и будет.

Надежда кивнула, соглашаясь. Кому же и выбирать имя для сына, если не отцу.

Вечером, когда младенец и старшие дети были выкупаны и уложены спать, Надежда снова зашла в комнату Анны.

– Анечка, мне с тобой поговорить нужно.

Анна вздрогнула, испуганно вскинула глаза:

– Что-то случилось, Надя?

– Да ничего не случилось. Просто дела житейские. Что ты, соседка, какая-то перепуганная постоянно? Словно ждешь каждый день беды какой? Ты о себе рассказать не хочешь?

Анечка всхлипнула:

– Хочу. Хочу рассказать тебе. Сразу хотела, в самый первый день, как мы встретились.

– Ну так и расскажи. Я слушаю, – Надежда взяла Анну за руку, подвела к столу, усадила на табуретку, сама села напротив.

Маленький Валерчик посапывал в колыбельке. Спала в своей кроватке Тоня. В соседней комнате за стеной давно уснул Митя. За окном была душная августовская ночь. Еще раз вздохнув, словно собираясь с силами, Анна начала свой рассказ.

* * *

Анечка родилась за пять лет до начала Войны в одном из сел, расположенном в двухстах километрах от Города у Моря.

Родилась в семье обычных сельских тружеников.

Ее отца, работавшего трактористом, призвали на фронт в первые дни Войны. Танковый корпус, в котором довелось служить отцу Анны, был полностью разгромлен под Смоленском, и уже осенью семья получила похоронку.

Мать Анечки осталась одна с пятилетней дочерью на руках.

Совсем рядом, на этой же улице, буквально через два двора, стоял добротный, крытый черепицей, дом председателя колхоза, отца Вити.

Витя, как и Анечка, был единственным ребенком в семье, и родители буквально сдували с него пылинки.

Живя по соседству, дети очень скоро сдружились, и Витя, который был старше Анечки всего на два года, дни и ночи проводил во дворе своей подружки.

– Ох не нравится мне дружба с этой голодранкой, – вздыхала мать Вити:

– Как бы не привел нам в дом сыночек такую невесточку.

– Что ты мелешь? – возражал отец:

– Они дети еще. Какая невесточка? У него таких «анек» будет воз и малая телега.

Мать Анны, изнуренная и изможденная тяжелым трудом, умерла в сорок девятом году, когда Анечке только-только исполнилось тринадцать. Девочку совсем уж было собрались отправлять в детдом в Город у Моря, но случилось то, чего так опасалась мать Вити.

Юноша привел за руку Анечку в родительский дом и поставил отца и мать перед выбором: либо девочка будет жить вместе с ними, либо он тоже, вместе с ней, отправится в детдом.

Мать Вити кричала и плакала. Отец надавал ему подзатыльников. Но это ничего не изменило. Витя оставался непреклонным: либо – либо.

И отец, махнув рукой, шикнув на жену, сдался:

– Пусть живет. Не объест. А там видно будет.

Нет, мать Вити не превратила жизнь девочки в филиал ада. Она не нагружала Анечку работой по дому, не сказала ей ни одного плохого слова, но, если бы можно было убить взглядом – убила бы.

В восемнадцать Витю, как и всех юношей, призвали в Армию, и он отправился «отдавать долг» Родине, оставив Анечку на попечении родителей. Девушка как раз перешла в десятый касс.

Придя домой в краткосрочный отпуск, он женился на семнадцатилетней Анечке, а через год у них родилась дочь, Антонина.

Молодые родители, стараясь задобрить мать Вити, назвали девочку Антониной, в ее честь.

Из попытки «задобрить» ничего не получилось. Мать Вити теперь смотрела таким же, полным ненависти, взглядом уже и на невестку и на внучку.

Три года Анечка боялась оставить дочь со своей свекровью. Боялась уйти на работу. Боялась, что когда вернется домой, с ее малышкой что-то случится.

Она стала нервной и издерганной.

Не могла рассказать о своих страхах мужу. Ведь рассказать – это значит пожаловаться на его мать. Да и на что жаловаться? Что смотрит волком? Что от ее взгляда кровь в венах стынет? Кому какое дело до чьих-то взглядов…

В то лето к соседям приехал погостить дальний родственник.

Он уже тогда работал на первой в стране китобазе «Слава», полученной Советским Союзом в счет репараций.

Китобой взахлеб рассказывал о тяжелом, но полном романтики, труде.

О суровых морях Антарктики.

О тропических странах, в которые заходит китобаза, возвращаясь домой.

О неслыханно огромных зарплатах.

О том, каким почетом и уважением пользуются китобои в родном Городе у Моря.

Рассказывал всем желающим слушать.

Витя слушать желал.

Его глаза начинали блестеть, когда он представлял себя за штурвалом судна, идущего сквозь порытые льдами моря.

Казалось, что даже здесь, вдали от моря, он ощущает кожей морской бриз. Чувствует запах моря.

Почти год Витя не решался сказать родным о своем решении. Но Море звало и манило. Море снилось ему по ночам, не давя покоя.

О своем решении он сказал родителям и жене за одним из воскресных семейных обедов.

Сказал тихим, будничным голосом, не вызывавшем и тени сомнения в том, что решение это обдуманное и выстраданное.

Анечка только кивнула в ответ, как всегда, соглашаясь с мужем. Отец «крякнул», хлопнул рюмку водки:

– Вот это новости. Вот это номер! Мать, а ты что молчишь?

И мать высказалась…

Она кричала и визжала, обвиняя во всем Анну, проклиная молодую женщину самыми страшными словами.

В уголках рта скопились белые комочки слюны. Казалось, еще чуть-чуть и у женщины начнется припадок.

Домочадцы испуганно замерли за столом.

Витя поднялся, вышел в кухню, вернулся, неся стакан воды.

Вначале протянул воду матери, но когда та, не прекращая кричать, оттолкнула руку сына, набрал полный рот и брызнул в лицо матери.

– Мы уезжаем завтра, – родителям.

– Аня, иди, собирай вещи, – жене.

Виктор устроился работать грузчиком в порт.

Молодого, крепкого, плечистого парня взяли с радостью.

Семья сняла каморку у бабки, которая поначалу показалась приветливой и безобидной старушкой.

Анечка тоже стала подыскивать себе работу, что в ее случае было сложно: никакого образования, да еще и маленький ребенок на руках.

Но все же, через несколько месяцев, ей удалось найти для себя подходящую работу: ее согласились взять уборщицей в продмаг по-соседству.

О том, что она снова беременна, Анна узнала, когда проходила медкомиссию.

На хоть каком-то трудоустройстве можно было поставить крест.

Если женщина с ребенком не может найти работу, то, что уж говорить, если эта женщина еще и ждет второго.

Витя обрадовался тому, что снова станет отцом. Не огорчился и тому, что его жена не смогла найти работу.

Грузчики в порту зарабатывали неплохо. Совсем скоро из доков выйдет новая китобаза и ему уже давно обещано место на ней. Вопрос с визой тоже решался очень быстро. Социальное положение, работа в порту, да и то, что еще в армии он стал членом Партии, сыграли свою роль.

Квартирная хозяйка в Вите «души не чаяла».

Заглядывала ему в глаза и елейно улыбалась. Слащавым голосишком называла его «сыночком», восхваляя на все лады и его «работящесть» и «ангельский характер». Вместе с Анной провожала его на работу. Но, как только за Витей закрывалась дверь, бабка менялась до неузнаваемости.

Слащавый голос становился визгливым и пронзительным, выражение лица брезгливым и пренебрежительным.

Бабка весь день недоумевала, как удалось такой «бледной поганке» захомутать такого красавца? Все было не по ней и не так, как она привыкла.

Пол вымыт плохо, тарелки стоят не там и не так, Тонька бегает и бабке «отдыхать» мешает, Анька своим пузом пройти не дает.

Казалось бы, почему не рассказать мужу о несносной бабке? Но не тут-то было!

Как только Витя входил в дом, бабка в мгновенье ока становилась «ангелицей».

Аня просто боялась, что муж не поверит ее словам. И продолжала жить в ежедневном кошмаре, мечтая только об одном: хоть бы Вите все же дали обещанную комнатку в коммуналке.

Витя ушел в свой первый рейс за месяц с небольшим до родов жены.

За месяц до того, как Анна с дочерью наконец-то выбрались со съемной квартиры…

Этот месяц Анечка хотела забыть побыстрее, но все еще испуганно вздрагивала от каждого слова, сказанного чужим человеком.

* * *

Женщины уже давно сидели рядышком. Надежда гладила Анечку по голове, успокаивала:

– Все! Никто тебя больше не обидит! Это твой дом и ты в нем хозяйка!

Аня вытерла глаза:

– А о чем ты, Надя, хотела поговорить?

– Да так… ничего особенного… потом… ложись-ка ты спать, голубка.

Надежда вышла, тихо прикрыв дверь, чтобы не разбудить маленького Валерчика…