Читать книгу «Жемчужного дерева ветви из яшмы…» Китайская поэзия в переводах Льва Меньшикова - Сборник стихов, Сборник стихотворений - Страница 11

Велено мне из столичного края

Ехать в восточную глухомань.

Я Ицюэ позади оставил,

Перевалил чрез Хуанъюань.

Проехал сквозь ущелье Тунгу,

Поднялся на гору в Цзиншани.

Вот уж и солнце на запад склонилось,

Кони устали, повозку не тянут.

Упряжь снял я в долине Хэнгао,

Четверню подкормил в Чжитянь.

Сам я дух перевел в Янлине,

Где вдали видна Лочуань.

Мысли спутались, дух мой дрогнул,

Что явилось мне – ум смутит!

Хоть в долине, внизу, ничего не увидел,

Но вверху мне предстал удивительный вид:

Я увидел, что сверху прелестная дева

Возле края отвесных утесов стоит.

«Словно лебедь парящая, взлетела она,

Как плывущий дракон, обаянья полна,

Хризантема под осень ее не белее,

И сосна по весне не настолько пышна.

Пряди ее прически —

   словно легкая тучка луну заслонила;

Легкость ее повадки —

   словно ласковым ветром снежок закрутило.

Издалёка заметно ее сиянье,

Как на утренней зорьке солнца восход;

Поглядишь поближе – она алеет,

Словно в водах прозрачных фужун плывет.

Простота и тонкость слились воедино,

Соразмерна в движении каждом она.

Ее плечи словно бы выточил мастер,

Ее стан как из шелкового полотна.

Ее шея изящна и гладко горло,

Ее ясная сущность глазу видна.

Благовоний моря для нее излишни,

И свинцовых белил помощь ей не нужна.

Под тучей-прической высокой-высокой

Смыкаются брови единой дугой;

Открыты взору пурпурные губы,

И скрытно зубы блестят белизной.

Раскосые светлые очи чудесны,

На щёках две ямки манят за собой,

Прекрасна наружности тихая прелесть,

Пленителен стройного тела покой.

Свободна повадка, нежны ее чувства,

Бессильны слова пред ее красотой.

Платье такое одно в целом свете,

Застежки из кости построились в ряд.

Легкого шелка накидка

     заманчиво зашуршала – о, да! —

Яшмою и бирюзою

     искуснейше изукрашен наряд.

Золото с зеленью спорит,

     прическу ее украшая;

Жемчуга светлые нити

     рядами на теле горят.

Ноги для дальней дороги

     в узорные туфли одеты;

Длинной воздушною юбкой

     стан словно дымкой объят.

Веет чуть-чуть от нее

     орхидеи-отшельницы запах – о, да!

Там, возле горных отрогов,

     шаги ее мягко звучат».

Она неожиданно в путь устремилась,

Решила пройтись, прогуляться решила.

Бунчук многоцветный налево склонила,

Коричневым знаменем справа прикрылась.

Похищена рук белизна

     у пойменных духов – о, да! —

Когда на стремнине сбирала

     грибы сюаньчжи.

Пленяются чувства мои

     красой непорочной – о, да! —

И сердце никак не уймется,

     стучит и дрожит.

И нет такой свахи искусной,

     что радость устроит, – о, да! —

Пусть эти слова сообщить

     помогут мне волны.

Стремясь к белизне непорочной

     скорей прикоснуться – о, да! —

Подвеску ей шлю из нефрита,

     желания полный.

Увы мне! Красавица эта

     к порядку пристрастна – о, да! —

Знакомы ей «Установленья»,

     и «Песни» – не тайна.

Подвеску из яшмы прислала,

     желая утешить, – о, да! —

Клянется над омутом: будет

     пора для свиданья.

Счастливый, счастливый, держу я

     залог, мне врученный, – о, да! —

Страшусь, что волшебница эта

     возьмет и обманет.

Забуду ль, как пред Цзяо-Фу

     нарушили клятву? – о, да! —

Страшусь я их выходок лисьих,

     как Ю насторожен.

Заставив себя присмиреть,

     уняв свои мысли, – о, да! —

Стараюсь по «Установленьям»

     держаться построже.

Лочуаньская дива исполнилась чувств,

То уйдет далеко, то вернется назад,

То рассеются, то соберутся лучи,

То отброшены тени, то блики горят.

Телом гибким и стройным она

     как стоящий журавль,

Что еще не взлетел в небеса,

     но взлететь был бы рад.

По тропинке прошла, там, где цзяо

     благовонное буйство;

По лужайке ступает, где хэн

     свой струит аромат.

Вот взлетает протяжная песня

     о любви бесконечной,

И мотивы печали жестокой

     все протяжней звучат.

Множество духов – каждый со свитой —

Кружатся, вьются толпою несчетной.

Те забавляются в чистом потоке,

Те, воспарив, отлетают на отмель.

Те собирают светящийся жемчуг,

Те подбирают перо зимородка.

С юга явились вдвоем

     Сянские феи,

С берега Ханьского дева

     прибыла в лодке.

(Жалок ей Паогуа,

     пары лишенный, – о, да! —

Хвалит она Пастуха

     уединенье.

Легкий нагрудник ее

     взор восхищает – о, да! —

Длинный рукав прикрывает

     страсти томленье.)

Утками быстрыми рвутся вперед,

Чудно взлетая, парят как на крыльях;

Шагом неслышным по волнам идут,

В тонких чулках, как осыпанных пылью.

Движения их предсказать невозможно:

То вроде покойны, то вроде бурлят.

Пойдут или станут – никак не уловишь:

То вроде ушли, то вернулись назад.

То взглядом скользнут, то внимательно смотрят,

Их лица из яшмы сияют-горят.

Слова затаились – не рвутся наружу,

Их вздохам сродни орхидей аромат.

На облик цветущий нельзя наглядеться,

Тончайшие яства не столько манят.

А теперь взгляните еще раз:

Вот Пин-и – покоряет ветер,

Чуань-хоу – волну усмиряет,

Вот Фэн И – в барабан ударил,

Вот Нюй-ва – чистоту воспевает.

Вверх взметнулись узорные рыбы,

     охраняя их колесницы;

Зазвенел бубенец из яшмы,

     зазвучал их поездке в лад.

Шестерня величавых драконов

     перед ними сомкнула шеи:

Тех, кто в облачных был повозках,

     внуки-правнуки едут в ряд.

И китовья чета всплывает,

     подпирая повозок оси,

И морских пернатых взлетает

     стерегущий их путь отряд.

С севера отмель прошли,

С юга в холмах их сиянье.

Тут обогнули Сулин,

Там очутились в Цинъяне. —

Алые губы раскрыв,

     фея рассказ повела,

Мне объяснила, что есть

     сети от страстных свиданий:

«Жаль, у людей и у духов

     тропы различны – о, да! —

Сколько бы лет ни прошло —

     нам не встречаться». —

Вот рукавом кружевным

     вытерла очи – о, да! —

Слезы волна за волной

     льются на платье.

Плачет – порвалась навек

     радость свиданий – о, да! —

Сетует – в разных краях

     должно остаться.

Случай вовек не придет

     страсти отдаться – о, да! —

Светлых Цзяннаньских подвесок

     в дар не послать ей.

«Все же в пучине, где я

     тьмою великой объята,

В сердце всегда, государь мой,

     жить будет воспоминанье». —

Вдруг перестал понимать я,

     где пребывает она,

Затосковал я, что феи

     дивное скрылось сиянье.

Я вниз устремился с холмистых высот,

Туда поспешил я, где встретил святую,

Явившейся здесь вспоминается облик,

Оглядываюсь, затаенно тоскуя.

Призываю, святой ее образ

     чтобы вновь появился.

Направляю свой легкий челнок

     прямо против теченья.

Проплываю я вдоль по реке —

     вдруг она возвратится?

И от мыслей все больше и больше

     возрастает мученье.

В эту долгую-долгую ночь

     я еще не ложился.