Читать книгу ДеньГа. Книга странствий человеков в людском море - Семивэл Семивэл - Страница 11

Маша любила всякие сказки, но, конечно,

им не верила. Только здесь, в Ленинграде,

она поверила, что и среди вещей бывают,

кажется, живые существа.

(К. Г. Паустовский. «Дым Отечества»)

Прошла неделя. Я сидел за своим домашним письменным столом и сердито себе выговаривал. Ну какого, спрашивается, лешего ты зациклился на поиске именно работы? Ну не хотят тебя! Работа, парень, – тебя не хочет! И твоё блестящее, всё в профессиональных наградных бляхах, резюме, разосланное уже в пару десятков адресов, тоже не срабатывает. Оно, видно, сродни увешанному орденами да медалями мундиру ветерана – глаз радует, но к сотрудничеству не побуждает. Три категорических отказа, десять – «Ждите, сообщим!», в остальных случаях – ледяное молчание. Ну и, может, харэ навяливать себя? Тебе же, тупице, ясно, без обиняков диагноз поставили: стар ты для наёмного топ-манагер. Устарел! Не нужен ты никому. И твоя семья, твои дети – тоже. Кому какое дело, чем ты их кормить будешь. Себя, кстати, тоже… И что теперь – переводить домочадцев на питание солнечной праной? Которая бесплатно разлита в воздухе, но вот вдохнуть, всосать, впитать её – это извините. Это – мы не умеем. Разучились. Научи, Боженька, по-новой! А как бы было хорошо, ну просто замечательно…

Тэкс-тэкс-тэкс… В смысле – так-так-так… Нет, ты правильно прострекокотал: тэкс-тэкс-тэкс! Это ж машинка! Пишущая! Эх-ма… было время – стрекотал ты на своей пишущей машинке марки «Любава», заносясь на крыльях вдохновения в такие эмпиреи, в такие эфиры да земфиры… Нет, в Земфиру не хочу. Да и она, говорят, нашего брата не жалует… Шутка.

Я вздохнул. И припомнил, что вообще-то поначалу обзавёлся пишущей машинкой «Москва», но уж больно коряво она печатала, с каким-то не молоточковым, а – молотковым боем, причём прикладываться к клавишам надо было основательно, крепко. Нет, вопреки названию, на столичную штучку она совсем не походила, была какая-то нелепая, кое-как придуманная, кое-как свинченная… Кто имел с ней дело, тот не осудит меня за то, что при первой же возможности я ей изменил. С Любавой. Вспоминаю именно так, без кавычек, как о близкой подруге и соратнице.

О, милая-милая моя Любава! Я относился к ней, почти как к живому существу. Ладная, симпатичная, в сравнении с высокой и угловатой москвичкой – более компактная, с округлыми эргономическими формами. И печатала вполне, вполне прилично. Сколько счастливых дней и вечеров (ночью, к великой моей досаде, шуметь было нельзя) провели мы вместе! Сколько текстов она родила мне! И сколько удовлетворения и даже радости выпало на мою судьбину именно с Любавой! Поэтому, даже сейчас, когда вдруг припомнилось всё по прошествии стольких лет, мне стало неловко, даже стыдно. Я ведь, подлец, идя по жизни с Любавой, мечтал всё это время о другой, особе знаменитой и любимой всеми советскими писателями и журналистами той поры – бело-красной югославской красавице.

Невысокого росточка, по-настоящему компактная, с удивительно пропорциональной, да что там – просто о-фи-ги-тельной фигурой! А походка! Как легко и мягко летали её литерные ножки! И с каким восхитительным поцелуйным чмоком впечатывали они в бумагу свои стильные буковки! Песня! Сказка!.. Никак не вспомню имя красавицы… А ведь сох, истомился весь желанием владеть! Так, в интернете значится: Юнис тбм де люксе. М-да, ну и имечко! Не мудрено, что не запомнил.

Увы, югославская чаровница с невнятным именем так и не поселилась в моём кабинете. Уж больно дорога была, и пока я копил на её прелести, пишущие машинки были упразднены как класс – пришли компьютеры. А бедная моя Любава, разжалованная в экспонаты, ещё долго стояла у меня на отдельной тумбочке. Не офутляренная, регулярно протираемая мягкой тряпочкой, она сохла по мне и по живому делу своей невостребованной чернильной лентой и молча терпела явное превосходство американского выскочки. И, подозреваю, жестоко страдала, наблюдая за стремительной компьютеризацией редакционного пространства и, как следствие, позорной сменой ориентации у профессионалов-мужчин («Как можно изменять им, живым механическим машинкам,с этими бездушными компьютерами, с их железом и софтом, микросхемами, жёсткими-прежёсткими дисками, драйверами! Ведь взяться не за что!) Даже увезя отставницу домой, у меня долго не поднималась рука заключить свою верную помощницу в её чёрный пластмассовый футляр с тем, чтобы, подобно прочим своим коллегам, убрать куда подальше. Когда же через пару лет я всё-таки унёс её в чулан, то дал себе слово: наступит день, и я вызволю свою Любаву оттуда. Вот отремонтирую свой домашний кабинет, и водружу механическую диву на почётное место.

Кстати… А почему бы не сделать это прямо сейчас? Ремонт-то в кабинете давно уж завершён.

Про деньги. Ротшильд предсказал большие проблемы. На днях знаменитый лорд Ротшильд обратился к финансистам и инвесторам со специальным письмом. По его словам, всех ожидают «большие проблемы в 2016 году».Наследник финансовой империи Ротшильдов в последнее время серьёзно озабочен сохранением своего гигантского состояния. Однако делать это становится всё сложнее. Ещё в прошлом году лорд предупредил весь мир, что, по его мнению, сейчас наблюдается «опасная геополитическая ситуация, какой не было со времён Второй мировой войны». Новый год не принёс хороших новостей. Наоборот, по мнению Ротшильда, «глобальные рынки в течение последнего квартала вызывали всё большую тревогу». При этом перспективы весьма мрачны.