Читать книгу Исповедь будущего президента - Сергей Александрович Штерн - Страница 9

Мне было настолько сложно, что своё новое социальное положение я терпел три месяца, а потом убежал из дома. Вечером я вернулся. Так повторялось три раза. После третьего побега приёмные родители предупредили меня, что отдадут обратно в детдом, если я не перестану вытворять подобные «фокусы». Я обрадовался, ведь именно этого и добивался. Я убежал в четвёртый раз.

Дело было не только в том, что мне ограничили свободу и начали приучать к труду. Почти с самого начала жизни в семье я почувствовал разницу отношения родителей к родным чадам и приёмным. На тот момент, когда меня забрали из детдома, в этой семье уже воспитывались двое родных детей. Представьте себе сердце ребёнка, который не получает денег на карманные расходы, потому что он приёмный, а родной сын регулярно пользуется этой привилегией. И такое отношение во всём. Даже добавка каши на завтрак достаётся только родному. Я чувствовал это в каждом слове и видел в каждом жесте опекунов. Бывало моешь полы по приказу родителей, а родной сын собирается гулять, и при этом ты понимаешь, что не выйдешь на улицу пока не выполнишь все обязанности по дому (которые имеют только приёмные дети), а в худшем случае тебя накажут за недобросовестное исполнение работы. Это оставляло очень чёткие следы на моём сердце. Конечно же, моё детское воображение усиливало впечатления от каждого события в этот момент жизни, и, соответственно, я сильно преувеличиваю, но так или иначе, я этим жил.

Общую картину усугубляло то, что семейное устройство получило матриархальную форму от самого зарождения этой ячейки общества. Женщина правила всем домом и даже мужем. Никакой вопрос не решался без её участия, она управляла финансами, бытом, детьми, планами и целями семьи. Эта женщина постоянно была чем-то недовольна и изливала свою внутреннюю желчь на окружающих. Из-за такого положения дел атмосфера в доме постоянно была напряжённой до предела. Между членами семьи каждую секунду висела угроза скандала, если они в данный момент находились в мире (что было редким явлением). Поводом для ссоры мог быть пустячный поступок или даже слово. Однажды, я случайно разбил кружку, и выслушал столько грязи в свой адрес, что за всю предыдущую жизнь так не испачкался, как очернили меня слова приёмной матери. В добавок к этому я был наказан на неделю.

Когда мне было что-то нужно, я всегда обращался к отцу семейства, так как видел в нём разумного человека. Если не было его жены поблизости или отсутствовала возможность её уведомить о моей просьбе, то мы с ним решали все вопросы один на один. Его справедливость и рассудительность гарантировали мне исполнение тех договорённостей, к которым мы пришли. Например, когда я отпрашивался у него погулять, то он соглашался с тем условием, что я сначала сделаю уроки или помогу ему забить гвоздь в стену. Но когда я имел дело с незаконной главой семейства, то вёл себя предельно осторожно и скованно, боясь прогневить её, заранее зная, что это произойдёт в любом случае, как бы я ни раболепствовал. Если я рассчитывал на вечернюю прогулку, то она заваливала меня работой, а если я успевал выполнить эту работу, то она находила «косяки» и заставляла меня всё переделывать.

От такого отношения в моём сердце зарождался бунт. Я ни на кого не обижался, но не мог терпеть этого положения, поэтому и убежал. Я вот думаю, как мой младший брат всё это переносил. Анализируя ситуацию, вспоминая его поведение и реакцию на такой опыт семейной жизни, я делаю вывод, что он не видел всей картины. Он как наивный ребёнок верил в ложную любовь и мнимое счастье. Я же не мог не заметить всё уродство такой семьи, вызванное тиранией женщины. Такое положение вещей стало для меня уроком на всю жизнь. Возьмите самые дорогие швейцарские часы, где механизм исполнен со всей возможной точностью, которая только может быть, положите их на наковальню и со всего размаху долбаните по ним огромной кувалдой. Примерно то же самое происходит с семьёй, когда власть попадает в руки женщине. Это самое страшное, что может произойти с семьёй, а семья – это будущее государства, поэтому это самое страшное, что может произойти и с государством. Чтобы уничтожить целостность и будущее страны, фашистской Германии нужно было распространять не порнографию, а феминизм.