Читать книгу Там, вдали, за… Повесть и рассказы - Сергей Чевгун - Страница 11

* * *

Без четверти десять Рябцев был в городской мэрии. Поднявшись на второй этаж, отыскал дверь с табличкой «Департамент культуры. Заведующий Фуфлачев И. Г.» и оказался в приемной – с филенками под мореный дуб и секретаршей в углу, за столом на две тумбы.

– Вы к Игорю Георгиевичу? А его нет. Уехал на совещание, – секретарша мельком взглянула на посетителя. – Вы с ним договаривались?

– Конечно! Сегодня, на утро.

В глазах секретарши мелькнуло нечто, похожее на досаду.

– Ну, не знаю… Может быть, он уже вернулся? Сейчас посмотрю.

Пошла, посмотрела. И чудо: Фуфлачев оказался на месте! Главный городской культработник явно скучал среди стен, обвешанных дипломами, вымпелами, памятными знаками и афишами, и обрадовался профессору как родному.

– А я вас, признаться, заждался. Думал, что не придете, – пропел Фуфлачев, мягко выкатываясь из-за стола навстречу Рябцеву. – Хотел уже машину за вами посылать.

– За машину спасибо. А почему вы думали, что я не приду? Мы же вчера уговаривались.

– Всякое бывает. Могли ведь и передумать! А может, вас вообще мой проект не устраивает.

– Ну, почему же? Любопытно было бы узнать, хотя бы в общих чертах.

– Я вам на месте все объясню. Хорошо?

Рябцев рассеянно кивнул в ответ.

– Тогда что же мы? В путь!

И выкатился вслед за Рябцевым из кабинета.

– Скажу по секрету, с нашим Алексеем Митрофановичем ездить очень опасно, – разоткровенничался Фуфлачев на лестнице.

– Кто такой Алексей Митрофанович? Ваш водитель? – спросил Рябцев.

– Он самый. Между прочим, оригинальнейший человек! – Фуфлачев коротко рассмеялся. – Вы не поверите, но стоит лишь задремать или просто в окно засмотреться – непременно куда-нибудь не туда заедете. Точно так! Вот вчера, например. Я в городской филармонии был. Ничего интересного… обычный бенефис с банкетом. Так Алексей Митрофанович меня вообще не в ту сторону повез. В Зеленой балке хотел высадить, представляете? А я, между прочим, в центре города живу.

– Действительно оригинал, – усмехнулся Рябцев, не забывая глядеть себе под ноги.

– Вам непременно надо с нашим Алексеем Митрофановичем познакомиться, – не умолкал Фуфлачев, то и дело забегая по лестнице чуть вперед, чтобы Рябцев его лучше слышал. – Недавно семьдесят стукнуло, а машину водит как бог. Тот еще стариканище. Орел! Между прочим, участник войны. И медаль за оборону Города имеет.

– Что? Медаль? За оборону? Не может быть! – Рябцеву показалось, что он ослышался. – Он что же, в яслях начал воевать?

– Раньше, гораздо раньше! – радостно сообщил Фуфлачев. – Да наш Алексей Митрофанович, можно сказать, с первого своего дня на фронте. Он ведь прямо в воронке родился. А вы и не знали? Обычное дело: их матушка бомбежки испугалась да тут же, в воронке, и родила. С тех пор Алексей Митрофанович на самолеты спокойно смотреть не может, в санаторий только поездом ездит. А билеты исключительно в вагоны «СВ» берет. Вот она, судьба какая!

Спустившись на первый этаж, они вышли из мэрии и направились к стоявшей поодаль машине.

– Говорите, и медаль у водителя есть? Интересно, – рассеянно заметил Рябцев, двигаясь вслед за Фуфлачевым.

– А то! – тотчас же встрепенулся тот. – Вы про Ивана Тимофеевича, надеюсь, слышали? Когда-то был у нас первым секретарем? Вот Иван Тимофеевич все это дело и устроил. Он ведь с нашим Алексеем Митрофановичем всю область на «газике» объездил, другим водителям в пример ставил. А как услышал, что у того даже скромной грамоты нет, моментально расстроился. Не могу, говорит, допустить, чтобы такой боевой старик и без медали жил. Ну и – в Москву, на перекладных. Сколько приемных обошел, сколько кабинетов оббежал… в Министерстве обороны неделю спал под лестницей!.. Посевную в области сорвал, «строгача» по партийной линии схватил, но обещание свое выполнил. С тех пор Алексей Митрофанович с медалью. Очень ею дорожит. Нипочем без медали за руль не сядет!.. А Иван Тимофеевич давно на пенсии, сейчас в Зеленограде живет, мемуары пишет.

– Вероятно, о войне? – заметил Рябцев с ноткой сарказма в голосе.

– А о чем же еще, как не о ней? Нашим старикам только этим и жить, – вздохнул Фуфлачев. – Да я, может, и сам скоро за воспоминания сяду. Чем я хуже других? Жаль только, медали у меня нет пока…

Плотный старик в добротном кожаном пиджаке сидел за рулем казенного «Мерседеса» и читал «Городские новости».

– Милости прошу, – пригласил Фуфлачев, открывая заднюю дверь.

– Здравствуйте, – вежливо сказал Рябцев, забираясь в салон.

Старик в пиджаке молча сунул газету между сиденьями и потянулся к ключу зажигания.

– Утро доброе, – уточнил Рябцев, изрядно смутившись.

Но водитель и на этот раз ухом не повел. Лишь когда профессор в сердцах хлопнул дверцей, обернулся наконец к чересчур нервному пассажиру.

– Что? Не слышу. Говорите громче, – он мельком взглянул на Рябцева и тут же, казалось, потерял к нему всякий интерес.

– Контузия у него, – снисходительно заметил Фуфлачев, удобно располагаясь на переднем сиденье. – Я же вам рассказывал: в воронке родился!

– Как же он машину водит?

Судя по тому, как оживилось у водителя лицо, эту фразу он услышал.

– Да что там машина? Ерунда, – сказал водитель, оборачиваясь к Рябцеву. – Я в армии, помню, танкистом служил, сверхсрочником. Вот это техника! Бывало, едешь по Праге, а чехи что-то кричат по-своему, руками машут… Будто никогда настоящего танка не видели. Смех! Ну, пальнешь шутки ради над головами, чтоб под гусеницы не лезли, и дальше едешь… И хоть бы раз у меня права отобрали!

Тронулись с места. Проскочили один перекресток, другой… Бравый водитель Алексей Митрофанович с медалью, секретарь Иван Тимофеевич, ночевавший под лестницей, чиновник Фуфлачев, собирающийся писать воспоминания о войне, – все смешалось у профессора в голове наподобие коктейля. И льдинкой плавала в нем одна-единственная мысль: да неужели они об этом всерьез? Быть такого не может!

– Интересно, что вы будете делать лет через десять, когда ни одного ветерана в живых не останется? – не выдержал Рябцев.

– Ну, хотя бы одного старичка где-нибудь да отыщем, – хмыкнул Фуфлачев. Впрочем, улыбка тотчас же сошла с его лица, а глаза стали строгими, как у трамвайного контролера. – А, собственно, вы-то что переживаете? Это нам воспитанием молодежи приходится заниматься. Вот мы и занимаемся. Ветеранов привлекаем, встречи организовываем… И довольно успешно. У меня, между прочим, даже грамота за это есть!

– Странно все это, – неожиданно вырвалось у Рябцева. – Ведь что получается? Сначала одна страна одолела другую. И тогдашнее поколение было поколением победителей. Потом мы отказались от прежней идеологии. И нынешнее поколение стало поколением побежденных. Вы понимаете, о чем я?

– Ну, предположим. И что?

– Так ведь это самое страшное! Представьте, что должен чувствовать человек, которого общество по-прежнему называет победителем, хотя само теперь живет совершенно с другой идеологией. Все изменилось: цели, ориентиры… мировая система, наконец. А мы как воспитывали молодежь на опыте старшего поколения, так и продолжаем воспитывать. Как будто, чтобы считаться настоящим патриотом, обязательно медали надо на груди носить! – Рябцев попытался себя сдержать, но не тут-то было. – Да если на то пошло, герои все там, на поле боя, остались… или умерли от старых ран. А те, кто теперь в ветеранах ходит… Медали? Не спорю, есть и медали. Но сколько среди них боевых? В основном юбилейные носят.

Что называется, прорвало. Обычно Рябцев был многословным лишь на лекциях. Кажется, профессор и сам понял свою оплошность, потому что вдруг замолчал, сделав вид, что разговаривал сам с собой.

А вот чиновник Фуфлачев от острой темы прятаться не стал. Да и некуда было: в машине разве куда спрячешься?

– Интересно вы рассуждаете, профессор, – начал Фуфлачев, осторожно подбирая слова. – Можно сказать, культурнейший человек, отечественной историей занимаетесь… А простых вещей понять не можете.

– Простите?..

– Да я-то что? Прослушал – и забыл, – вздохнул Фуфлачев и покосился на водителя. – А вот Алексею Митрофановичу слышать это очень и очень обидно. Ладно хоть контузия у человека, – снова вздохнул. – Он ведь, знаете, прямо в воронке… Я вам рассказывал. Пуще жизни медалью дорожит! А вы при нем такое говорите… Прямо вам удивляюсь!

Хотел еще что-то сказать, но передумал, повернулся к боковому окну и сделал вид, что рассматривает городские пейзажи.

Поглядывал в окно и Рябцев. Он вдруг обратил внимание: сколько в Городе пожилых людей. Буквально на каждом перекрестке профессор замечал седых и скромно одетых, терпеливо ожидавших зеленый свет. И хоть сам был давно не мальчик (уже пятьдесят семь), увиденное его огорчило. Иному бы дома сидеть, правнуков нянчить, а он, знай себе, идет, еле ноги передвигая, от магазина к магазину. Не иначе как цены высматривает. А заодно уж и свежим воздухом дышит. За бесплатно…

Минут через двадцать уже подъехали к Холму. Прижались к обочине, остановились. Водитель остался дочитывать «Городские новости», а Рябцев с Фуфлачевым вышли из машины и стали подниматься по бесконечной лестнице, ведущей на вершину Холма.

Главный специалист по культуре шагал… нет, бежал… нет, именно катился вверх по ступенькам, опровергая все законы физики. Рябцев же, как человек в возрасте, шел медленно, иногда останавливался передохнуть, и тогда Фуфлачев начинал нетерпеливо крутиться на месте, то глядя на профессора, а то устремляя свой взор на Монумент. Чувствовалось, что заведующему департаментом культуры не терпится продемонстрировать свой театрально-постановочный талант во всем его великолепии.

И вот поднялись наверх, к Монументу, прошли чуть дальше и левей, мимо храма, прилепившегося к пологому склону. Открылся вид на низину, обсыпанную тощими кустами да березками. Здесь Фуфлачев остановился, вынул из папки лист бумаги, сложенный наподобие военной карты, и развернул его. Получилась небольшая бумажная простыня, густо разрисованная какими-то квадратиками, прямоугольниками и кружочками. А также красными и синими стрелами, переплетенными вокруг большой черной буквы М.

– Ну, вы понимаете, что «М» – это Монумент, – начал Фуфлачев в меру торжественно. – Собственно, вокруг него и развернутся эти полные драматизма события…

– Какие, простите, события?

– Известно какие! Военно-исторические, конечно, – с суворовской прямотой отвечал Фуфлачев. – Взгляните на план-схему. Вот здесь, в лесочке, мы думаем роту автоматчиков разместить, а сюда пару пулеметов определим. Там их батарея, здесь – наша… А это – линия вражеских окопов. Видите, синим нарисовано? Сюда мы минометы поставим. Потом еще пару пушек – на правый фланг, пару – на левый…

И пошел, и пошел рассказывать, пошел показывать, да бойко так, что Рябцев лишь успевал крутить головой по сторонам и соображать, где и что будет стоять и размещаться.

Впрочем, профессор довольно быстро разобрался в план-схеме и тут же принялся давать Фуфлачеву полезные советы. В частности, предложил отказаться от минометной стрельбы из-за опасности ранить кого-нибудь из гостей учебной болванкой. А еще посоветовал обойтись без бронетранспортеров, поскольку на Холме такой техники отродясь не водилось.

– Без бронетранспортеров неинтересно, – возразил Фуфлачев. – Ну да ладно, пусть одни танки будут. Я думаю, мы их вон в тех кустах спрячем, – и махнул куда-то влево. – Танки в самом конце представления в атаку пойдут. Представляете, как здорово они смотреться будут?

– Ну, если только смотреться…

– А то! – чувствовалось, что чиновника понесло. – Зарядим их холостыми патронами – весь Город на Холм сбежится! Да что там – танки. Военные мне по такому случаю и вертолеты обещали дать. Как думаете, штук пять вертолетов нам хватит?

Рябцеву показалось, что он ослышался.

– Какие вертолеты? Откуда – вертолеты? – чуть не закричал он. – Вы хоть помните, когда у нас была битва за Город? Не летали тогда над Холмом вертолеты, понимаете? Не было тогда вертолетов! Конструктор Сикорский их еще не изобрел.

– Не изобрел, говорите? А жаль, – было видно, что чиновник расстроился. – Ладно, мы и без Сикорского обойдемся!.. Да, самое главное чуть не забыл: в конце представления вон из тех кустов появится Аркадий Филиппович. На белом коне, между прочим.

– Мэр? На белом коне? – переспросил Рябцев.

– Он самый. А кто же еще? Именно на белом! – торжественно возвестил Фуфлачев. Щеки у него покрылись легким румянцем. – Но это еще не все. Как только мэр появится из кустов, тут же навстречу ему из-за Монумента выедет… Как вы думаете – кто?

– Неужели президент? – ахнул Рябцев.

– Ну что вы! – Фуфлачев рассмеялся, довольный произведенным эффектом. – Президент у нас среди почетных гостей будет сидеть. Я думаю министру культуры предложить в представлении поучаствовать. Ему тоже коня дадим, только вороного. Вот на нем министр к мэру и подъедет. Аркадий Филиппович отрапортует о завершении театрализованного представления, министр поблагодарит за отличную подготовку к празднику, массовка три раза «ура!» прокричит… Потом оба поскачут с Холма в городской театр, на торжественное собрание, посвященное празднованию очередной Годовщины. А дальше – по обычной схеме: речи, награждения, цветы, аплодисменты. Буфет, наконец. А вечером – праздничный фейерверк и большое народное гуляние.

С минуту оба молчали: Фуфлачев – от полноты нахлынувших на него чувств, Рябцев – от размаха развернувшейся перед ним картины.

– Вот такой у меня замысел, – скромно заметил Фуфлачев, аккуратно сложил план-схему и поместил в папку. – Думаю, для первого знакомства сегодняшней поездки вполне достаточно. Да вы не волнуйтесь, времени у нас много, еще успеем детали обсудить.

Рябцев поглядел на Фуфлачева и ничего не сказал. В глазах чиновника профессор увидел блеск стали, всполохи огня и боевые хоругви.