Читать книгу Концепты и другие конструкции сознания - Сергей Эрнестович Поляков - Страница 23

Часть I
Понятия и концепты
Глава 1.2
Символический (вербальный) уровень репрезентирования реальности
1.2.2. Концептуализация реальности
§ 3. Концептуализация, язык и «странные» части речи

Оглавление

Объективизм приучил нас к мысли, что в окружающем мире присутствуют сущности разного рода: предметы и явления, их действия, свойства и т. д. Они обозначаются в языке словами, относящимися к разным частям речи: первые – к существительным, вторые – к глаголам, третьи – к прилагательным. От вида сущности зависит, какая словоформа используется для ее обозначения и к какой части речи она относится.

Б. Уорф (2003, с. 211) отмечает, что английский язык распределяет большинство слов на два класса, обладающих различными грамматическими и логическими особенностями. Слова первого класса – существительные (house – «дом», man – «человек»). Слова второго – глаголы (hit – «ударить», run – «бежать»). Многие слова одного класса могут выступать еще и как слова другого класса (a hit – «удар», a run – «бег» или to man the boat – «укомплектовывать лодку людьми, личным составом»). По словам автора, граница между этими двумя классами, которую создает язык (точнее, концептуализация окружающего мира, присущая английской культуре), является абсолютной. Английский язык делит мир на два полюса. Но сама реальность так не делится. Автор задается вопросом: если strike – «ударять», turn – «поворачивать», run – «бежать» и т. п. – глаголы, потому что обозначают временные и кратковременные явления, то есть действия, тогда почему fist – «припадок», lightning – «молния», spark – «искра», wave – «волна», eddy – «вихрь», pulsation – «пульсация», flame – «пламя», storm – «буря», phase – «фаза», cycle – «цикл», spasm – «спазм», noise – «шум», emotion – «чувство» и т. п. – существительные? Ведь все это тоже временные явления.

Меня тоже одно время занимал вопрос о том, почему в русском языке так странно и неоднозначно концептуализированы и обозначены многие сущности. Почему, например, процессы, то есть продолжительные действия, обозначаются существительными: растворение, освещение, освобождение, наслаждение, восприятие, мышление, приготовление, уборка и т. д. Ведь существительные используются для обозначения предметов и других объектов реальности. Следовательно, сознание людей склонно квалифицировать продолжительные действия, или процессы, как сущности, очень похожие на предметы.

Так же существительными почему-то обозначаются результаты действий, например: падение, утрата, потеря, обнаружение, выстрел, провал, промах, попадание и т. д. Следовательно, сознание людей склонно квалифицировать и их как сущности, похожие на предметы. Однако неясности на этом не кончаются. Существительные используются и для обозначения самих действий (удар, бег, прыжок, давление, течение, падение, скачок, метание, шатание, прогулка, пение и т. д.), а также свойств предметов (белизна, твердость, крутизна, ершистость, несговорчивость, упорство, неудержимость и т. д.).

Надо отметить, что в русском языке (видимо, и не только в нем) реальность делится в процессе ее концептуализации не на два «полюса», о которых пишет Б. Уорф (2003, с. 211), а на многие «полюсы».  В ней выделяются объекты и явления, их изменения (или действия), их свойства, их отношения, события и т. д. Причем для обозначения сущностей, входящих в эти разные группы, в языке могут использоваться одни и те же варианты словоформ, а соответственно, одни и те же части речи.

Примерно теми же вопросами применительно к английскому языку задается Б. Уорф: «Мы обнаруживаем, что “событие” (event) означает для нас “то, что наш язык классифицирует как глагол” или нечто подобное» (с. 212). Он (с. 212–213) обращает внимание на очень важное обстоятельство – то, что, исходя из природы, невозможно определить, с чем мы имеем дело – с явлением, вещью, предметом, отношением и т. д. И их определение зависит от грамматических категорий того или иного конкретного языка.

Например, в языке хопи существует классификация явлений (или лингвистически изолируемых единиц), исходящая из их длительности, нечто совершенно чуждое, по мнению автора, нашему образу мысли. Так, слова «молния», «волна», «пламя», «метеор», «клуб дыма», «пульсация» относятся к глаголам, являясь кратковременными событиями. «Облако» и «буря» обладают наименьшей продолжительностью, возможной для существительных.

Следовательно, если исходя из природы невозможно определить, с чем мы имеем дело – с явлением, вещью, предметом, отношением и т. д., то данное обстоятельство зависит не только от природы, но и от людей и их концептуализации реальности. Я согласен с автором, что «чуждая», по его выражению, классификация явлений природы представляет собой тем не менее нечто не менее логичное и адекватное реальности, чем то, что мы имеем в концептосфере английского (или русского – Авт.) языка и привыкли считать единственно возможным разделением мира на «объективно» присущие ему объекты и другие сущности.

Б. Уорф (с. 213) указывает, что в разных языках одни и те же элементы реальности могут концептуализироваться по-разному. В языке нутка (племя, проживающее на острове Ванкувер), например, все слова показались бы нам глаголами, но в действительности там нет ни глаголов, ни существительных. В нем присутствует как бы монистический взгляд на природу. Он порождает, как пишет автор, только один класс слов для всех видов явлений. Например, о house («дом») можно сказать и а house occurs («дом имеет место»), и it houses («домит»).

Итак, сходные элементы «реальности в себе» в разных культурах могут концептуализироваться по-разному. Где-то они могут быть сформированы в виде предметов, где-то – их свойств, а где-то – их действий. Соответственно и обозначаются они в разных языках словами, относящимися к разным частям речи, что никак не мешает им успешно репрезентировать реальность.

Б. Уорф (там же) замечает, что в языке хопи есть существительное, обозначающее любой летающий предмет или существо за исключением птиц (последние обозначаются другим существительным). Таким образом, это существительное обозначает класс «летающие минус птицы», включающий и насекомых, и самолет, и летчика. Он замечает, что хотя этот класс представляется нам уж слишком обширным и разнородным, но таким же показался бы, например, эскимосу наш класс «снег». Более того, ацтеки идут еще дальше нас. В их языке холод, лед и снег вообще обозначаются одним словом с различными окончаниями: «лед» – это существительное, «холод» – прилагательное, а для «снега» употребляется сочетание «ледяная изморось».

Люди склонны концептуализировать и обозначать лишь значимые для них аспекты окружающего мира. И чем важнее для них какая-то грань реальности, тем более детально и многообразно они ее концептуализируют и обозначают в своем языке. При этом они легко могут усвоить концепты, созданные другим обществом.

Нельзя не отметить, что концептуализация реальности далеко не всегда эффективна и успешна. При этом неадекватная концептуализация реальности создает колоссальные трудности для познания. Она порождает множество псевдовопросов и ложных проблем, на которые новые поколения веками ищут несуществующие ответы. Л. В. Стародубцева, например, пишет: «Зачем-то понадобилось разбить мир на “идеальное” и “реальное”, чтобы затем по-шеллинговски грезить о тождестве идеалреального. Зачем-то понадобилось отгородить глухими категориальными перегородками эссенцию от экзистенции; по-гегелевски разорвать “мыслимое”, “мыслящее” и саму “мыслимость” – не для того ли, чтобы затем тосковать по их слиянию в недостижимом Абсолюте?» (1998, с. 326).

Следует поэтому не только выявлять такие неудачно концептуализированные области реальности и помещенные в нее ложные сущности, но и принять как данное то, что наша концептуализация мира в принципе несовершенна и мы должны постоянно проводить ревизию своих концептов.

История науки позволяет нам понять, что, во-первых, все научные концепты – конструкции человеческого сознания. Во-вторых, то, что всегда можно создать альтернативные концепты, репрезентирующие иные сущности реальности. В-третьих, то, что альтернативные концепты могут репрезентировать реальность не менее эффективно. В-четвертых, то, что нет и не может быть единственно верной концептуализации реальности, а следовательно, и «объективной» научной теории.

Тезисы для обсуждения

1. Человеческое сознание репрезентирует окружающий мир сущностно. Оно создает отдельные и самостоятельные репрезентации элементов «реальности в себе» в форме сущностей – реальных, возможных или явно вымышленных. Например, предметы и явления, их свойства, действия и отношения, психические и социальные объекты и т. д. Причем сущности эти меняются по мере развития человечества, что находит отражение в языке.

2. Вероятно, сознание пытается таким путем организовать исходно аморфный и непрерывно изменяющийся поток своих чувственных репрезентаций «реальности в себе» в устойчивую совокупность множества психических инвариантов, или субъективных констант… Такими инвариантами являются, например, модели-репрезентации предметов. Психические инварианты упрощают окружающий мир и облегчают сознанию его понимание.

3. Концептуализация – это выделение и формирование сознанием в процессе репрезентирования окружающего мира новых сущностей в нем. Сознание осуществляет это с помощью выстраиваемых им и обозначаемых новыми словами особых психических конструкций, или концептов. Концептуализация окружающего мира, как и репрезентирование реальности, протекает на двух уровнях: чувственном и вербальном.

4. Сознание создает концепты (и понятия) не для обозначения существующих в окружающем мире объектов и других сущностей, как до сих пор считает большинство исследователей. Наоборот, создавая концепты, сознание тем самым формирует сущности, которыми наполняет окружающий мир. Концептуализация мира зависит не только от самой «реальности в себе», но и от человеческого сознания.

5. Человек концептуализирует и обозначает словами лишь значимые для него аспекты мира. И чем важнее для него какая-то грань реальности, тем более детально и многообразно он ее концептуализирует и обозначает в языке. Осуществленная этносом концептуализация мира полностью определяет последующее понимание мира новыми поколениями. Она проявляется, закрепляется и передается с помощью слов родного языка.

6. Будущий чувственный концепт, или модель-репрезентация предмета, появляется в сознании непроизвольно в результате восприятия человеком окружающего мира. Сознанию остается лишь обозначить ее определенным словом. Вербальный концепт, репрезентирующий сущность, недоступную восприятию, целенаправленно формируется сознанием. Концептуализировать один и тот же недоступный восприятию аспект «реальности в себе» можно по-разному, то есть можно создать альтернативные сущности, которые одинаково успешно будут его репрезентировать. Нет и не может быть единственно верной концептуализации реальности, а следовательно, и научной теории.

7. Концептуализация «реальности в себе» далеко не всегда удачна. Неадекватная концептуализация создает в дальнейшем трудности для познания и порождает множество псевдовопросов. Учитывая несовершенство нашей концептуализации мира, мы должны постоянно проводить ревизию своих концептов.

8. Создание исследователями иного варианта концептуализации той же области «реальности в себе» всегда сопровождалось сменой научных теорий. И наоборот, любая революция в науке всегда начиналась с радикальной ревизии ее базовых концептов и репрезентируемых ими сущностей, то есть с иной концептуализации реальности и создания новых сущностей.

9. Сущности, обозначаемые базовыми понятиями любой науки, не следует искать в «реальности в себе». Все они сформированы концептами (и понятиями), выстроенными человеческим сознанием, то есть созданы и помещены в окружающий мир человеком.

Концепты и другие конструкции сознания

Подняться наверх