Читать книгу Концепты и другие конструкции сознания - Сергей Эрнестович Поляков - Страница 6

В советской, а теперь и российской психологии принято выделять и исследовать образы восприятия, или перцептивные образы, что восходит еще к работам основателей классической психологии. Так, Г. Гельмгольц (1999), в частности, пишет: «Будем относить выражение “образ в представлении” только к отвлеченным от текущих чувственных впечатлений реминисценциям наблюдавшихся ранее объектов; выражение “перцептивный образ” – к восприятию, сопровождающемуся соответствующими чувственными ощущениями; выражение “первичный образ” – к совокупности впечатлений, формирующихся без каких бы то ни было реминисценций прежнего опыта и не содержащих ничего, кроме того, что вытекает из непосредственных чувственных ощущений. Теперь нам ясно, что один и тот же перцептивный образ может иметь различную чувственную основу, то есть образ в представлении и актуальные впечатления могут входить в самых различных отношениях в перцептивный образ» (1999, с. 30); «…прежний опыт и текущие чувственные ощущения взаимодействуют друг с другом, образуя перцептивный образ» (с. 31).

В другом месте автор использует для обозначения образов восприятия термин «зрительные восприятия»: «Ощущения, вызываемые светом в нервном аппарате зрения, используются нами для формирования представлений о существовании, форме и положении внешних объектов. Представления такого рода мы будем называть зрительными восприятиями» (с. 21). Далее Г. Гельмгольц (1999) подробно разъясняет, что речь идет не о предметах внешнего мира, воспринимаемых нами, а именно об их зрительных образах, которые представляют собой лишь «символы или знаки предметов» (с. 36). Автор (там же) подчеркивает, что образ предмета и сам предмет принадлежат к двум различным мирам, которые даже не допускают сравнения друг с другом.

В. Вундт (2007) использует понятия восприятия и представления восприятия. Он пишет: «Впрочем, еще и в настоящее время многие психологи обозначают словом “представление” лишь те образования, которые не вызваны непосредственными внешними впечатлениями, то есть лишь так называемые “образы воспоминания”; представления же, обусловленные идущими извне впечатлениями органов чувств, называются в этом случае “восприятиями”» (с. 42); «…чувства зрения и слуха порождают, таким образом, в высшей степени разнообразные и богатые комбинации, во-первых, качеств простых ощущений, во-вторых, тех сплетений представлений, в которые могут соединяться эти ощущения» (с. 44–45).

В. Вундт (2007) полагает даже, что «вообще нет каких-либо общезначимых различий между образами воспоминания и так называемыми восприятиями органов чувств. Образы, возникающие во время сновидений, обыкновенно бывают столь же живыми, как и восприятия органов чувств в бодрственном состоянии, почему они сплошь и рядом принимаются нами за действительно пережитые события» (с. 43).

Нельзя не отметить, что позиция, согласно которой выделяется предмет вне нас и образы восприятия этого предмета в сознании, локализуемые сознанием тоже вовне, легко может быть подвергнута жесткой критике. Наш здравый смысл уверен в существовании предмета вне нас, но, соглашаясь с наличием образа его восприятия, он удваивает сущности… Получается, что есть физический объект и еще его психический образ восприятия. Подобный вывод не может не смущать психологов, что вынуждает их либо не углубляться в эту проблему (отечественные психологи), либо просто не использовать понятие образы восприятия (зарубежные психологи).

У многих исследователей не вызывает сомнения правота И. Канта (1994, с. 306), утверждающего, что предметы не имеют существования сами по себе, вне нашей мысли. А. Бэн (1998) пишет: «Всякое восприятие, всякое познание есть факт духовного порядка. Восприятие есть акт духа; что бы мы ни думали о воспринимаемом предмете “в нем самом”, мы никак не можем отделить его от воспринимающего духа. Восприятие дерева есть духовное явление; дерево познается как воспринимаемое и никак иначе… Дерева совершенно отдельно от восприятия мы не знаем, а говорить мы можем только о том, что знаем» (с. 490).

Получается, что, с одной стороны, мы не должны удваивать сущности без нужды. С другой стороны, «вещь в себе» – не то же самое, что предмет и наш образ восприятия предмета.

А. Бэн (1998) так пытается описать существующие противоречия: «Различие между внешним восприятием и субъективным сознанием основывается обычно на предположении о существовании внешнего мира, который сначала существует отдельно от восприятия, а затем воздействует на дух и им воспринимается. Этот взгляд содержит в себе внутреннее противоречие. Согласно общему признанию дерево есть нечто существующее само по себе, отдельно от всякого восприятия; отражая свет, оно производит световое впечатление, и тогда мы воспринимаем его; все люди уверены в том, что восприятие есть следствие, а дерево, независимое от восприятия, есть причина. Однако дерево известно нам только по восприятию, и мы не можем ничего сказать о том, что оно представляет из себя до восприятия или независимо от него: мы можем мыслить дерево только как воспринимаемое нами, а не как нечто не зависящее от восприятия» (с. 491).

Адекватного решения данной проблемы предложено не было. Психологи в СССР по-прежнему использовали восходящее к классикам понятие образы восприятия. Победа бихевиоризма в начале XX в. сначала в американской, а затем и во всей зарубежной психологии вообще сняла для нее проблему использования понятия образы восприятия. Все ментальные феномены были просто объявлены там «вне закона» и исчезли из психологической литературы. Р. Хольт (1981) пишет: «Образы, внимание, состояния сознания и другие основные понятия старой психологии-были преданы анафеме как “менталистские” и выдворены из светлицы в ночную мглу» (212, с. 19).

Ч. Осгуд (2002, с. 144–156) и Ф. Х. Олпорт (2002, 67–76), например, описывая в первой половине 1950-х гг. свои классические характеристики перцептивных феноменов, вовсе никак не обозначают перцептивные феномены, свойства которых обсуждают. Ч. Осгуд (2002), правда, пытается использовать хотя бы конструкт, обозначаемый понятием зрительное поле. Он цитирует Дж. Брауна и А. Вота (J. F. Brown, A. C. Voth, 1937): «Под зрительным полем мы подразумеваем пространственную структуру (конструкт), в которую могут быть упорядочены феномены зрительного поля» (с. 144).

Только в начале 70-х гг. XX в. в США стали появляться и рассматриваться всерьез психологическим сообществом работы, в которых их авторы вновь стали обсуждать и анализировать ментальные образы. Это, впрочем, никак не отразилось на принятии и тем более признании понятия образ восприятия. Даже принятие самого факта наличия психических феноменов для большинства когнитивистов до сих пор не бесспорная и важнейшая очевидность, а скорее вынужденная необходимость.

Вероятно, поэтому в зарубежной психологической литературе по-прежнему не используют понятие образ восприятия. Обычно описывают и обсуждают лишь ощущения и восприятие. Большинство исследователей рассматривают восприятие как процесс и предпочитают обходить вопрос о результатах этого процесса. Они изредка упоминают о восприятиях (например, Х. Шиффман, 2003; М. Д. Хоровиц, 2005, c. 10–32), феноменах восприятия (например, Ж. Годфруа, 1999), перцептах (например, У. Найссер, 1981; Р. Л. Солсо, 1996), перцептивных символах (например, Л. Барсалу, 2011, с. 125–138), гештальтах (например, Д. Майерс, 2001), перцептивных репрезентациях (например, Л. Барсалу, 2011, 125–138) или паттернах (например, Д. Майерс, 2001; Р. Л. Аткинсон, Р. С. Аткинсон, Э. Е. Смит и др., 2003; Д. Кун, 2007), не раскрывая детально значения данных понятий.

Д… Майерс (2001), например, в своем учебнике психологии ограничивается следующим пояснением: «В начале XX века группа немецких психологов заинтересовалась, каким образом наш разум организует наши ощущения и превращает их в восприятия. Человек, воспринимающий сенсорные сигналы, организует их в “гештальт”. Чтобы превратить сенсорную информацию в значимое восприятие, мы должны организовать ее…» (с. 255).

Дж. Андерсон (2002) в своей монографии много говорит о восприятии, но нигде не упоминает о его результатах. Тем не менее он вынужден писать о «репрезентациях, основанных на восприятии» (с. 111 и далее), имея в виду фактически то, что я называю образами представления, но так и не использует понятие образ восприятия, даже просто понятия перцепты или восприятия. Между тем от признания факта наличия образов представления, или ментальных образов, которые автор обсуждает, до признания образов восприятия – даже не шаг, а полшага… Однако наследие бихевиоризма преодолеть непросто. Дж. Андерсон (2002) спрашивает: «Похожи ли зрительные образы (образы представления. – Авт.) на зрительное восприятие (образы восприятия. – Авт.)?» (с. 125) – и сам же отвечает: «Зрительные образы имеют много общих свойств с продуктами зрительного восприятия, но реинтегрировать зрительные образы не так легко, как фактические изображения» (с. 127).

При этом он не поясняет, что представляют собой феноменологически эти «фактические изображения».

В монографии Р. Солсо (1996) я нашел всего два упоминания о перцептах.

Порой вызывают улыбку изобретательность и языковые уловки, применяемые авторами, чтобы хоть как-то обозначить образы восприятия, так как без упоминания этих важнейших психических феноменов трудно описывать психологические исследования. Г. Глейтман, А. Фридлунд и Д. Райсберг (2001), например, пишут, обсуждая историю изучения восприятия: «Локк и Беркли (философы-эмпирики) полагали, что органы чувств пассивно накапливают эти простейшие ощущения, которые, в свою очередь, затем склеиваются воедино при помощи ассоциаций, образуя при этом более сложные феномены – “перцепции”» (с. 252).

Но, обсуждая дальше на протяжении целой главы феномены восприятия, авторы предпочитают вообще не касаться феноменологически спорных вопросов: «…перед тем как решить, является ли разглядываемый нами объект яблоком (или бейсбольным мячом, или головой человека, или чем-либо еще), мы должны организовать мир ощущений в виде понятной нам картины, в которой находятся реальные объекты и происходят реальные события» (с. 253).

Тем не менее скрываемое все равно нет-нет да и прорывается: «Мы рассмотрели несколько этапов, составляющих процесс восприятия объекта: мы обнаруживаем признаки поля, а затем анализируем это поле так, что идентифицируем фигуру, выделяющуюся на фоне. …Мы должны выяснить, что собой представляет этот объект, является ли он буквой А, или жирафом, или яблоком, или чем-то еще. Эта стадия процесса восприятия объекта называется распознаванием образа (подчеркнуто мной. – Авт.)» (с. 272–273).

Возникает вопрос: получила ли зарубежная психология какие-то преимущества в результате своего отказа от использования понятия образ восприятия? Думаю, нет. Во-первых, она тем самым игнорирует важнейшие психические феномены. Во-вторых, она не акцентирует внимание на очевидных отличиях образов восприятия реальности от самой «реальности в себе», хотя еще классики психологии установили тот, казалось бы, очевидный теперь для всех исследователей факт, что появляющиеся у нас образы восприятия не только не идентичны, но даже не всегда соответствуют воспринимаемой нами «реальности в себе».

Порой это несоответствие очень «демонстративно». Р. Грегори (2011, с… 220) пишет, например, о том, что если рассматривать с расстояния больше метра внутреннюю поверхность маски, то она кажется выпуклой. Здесь знание о форме лица противостоит сенсорному сигналу. Знание или сенсорная информация получают преимущество в зависимости от расстояния между маской и наблюдателем. В результате выпуклое лицо превращается в вогнутое или наоборот[17].

Под влиянием работ американских психологов даже в российской психологии в последние годы стали меньше писать, а то и вовсе не упоминают об образах восприятия (см., например: учебник В. В. Нурковой и Н. Б. Березанской, 2005). К счастью, это скорее исключение, чем правило. Но вернемся к обсуждению того, что есть большее зло: применение понятия образ восприятия или отказ от его использования.

Если зарубежные психологи, отказываясь от удвоения сущностей, впадают в одну крайность и пытаются не замечать, по крайней мере не обсуждать образы восприятия, то большинство российских психологов впадают в другую крайность. Признавая наличие образов восприятия, они придерживаются одновременно объективистских положений здравого смысла о том, что окружающий воспринимаемый мир наполнен предметами, которые человек воспринимает. Мало кто задумывается о том, что такая позиция удваивает сущности и не согласуется с принимаемой ими же кантовской (1994, с. 306) теорией о «вещи в себе».

Можно ли примирить представления нашего здравого смысла, согласно которым нас окружают предметы, воспринимаемые нашими органами чувств, с кантовской идеей о «вещи в себе»? Думаю, да, если мы предварительно откажемся от двух догматов: 1) от того, что физические сущности противоположны психическим, то есть имеют совершенно иную природу; 2) от того, что наше сознание создает только психические феномены. Но к этому вопросу мы еще вернемся.