Читать книгу Брат Алеша - Сергей Градусов - Страница 5

Дома Фома Иванович, чрезвычайно довольный собой, с порог приказал подавать обед.

– Я, Алексей Федорович, уж извините, обедаю рано, по-русски. И вы, надеюсь, не откажетесь. Двух блюд-с, но от чистого сердца…

Алеша все не мог прийти в себя и только кивал. Наконец Фома Иваныч, уже почти насильно, вынул у него из рук папку, подтолкнул к умывальнику и, пока Алеша мыл руки, стоял над ним, как над ребенком, с полотенцем. Прошли в столовую. Обед явился мигом – и какой обед! Никак не думал Алеша, что после сегодняшних приключений ложка полезет ему в рот, но стоило только попробовать… Стерляжья уха, прозрачная, как янтарь, душистая… Каша гречневая купеческая с овощами и свининкой, каша гурьевская, клубника со сливками… А Фома Иванович к тому же еще поддавал жару: «Пирожком, пирожком прикусите ушицу! С вязигою пирожок, все наше, волжское, свеженькое, сегодня из речки!», «Каша-то, а? Чудо, не каша! Тут вот сидел у меня давеча министр, на самом вашем месте сидел – так он у их величеств за столом сиживал, говорил, моя каша не в пример лучше царской!», «А клубнички, клубнички! И в Крыму еще клубничке не время, а у нас вот-с, в оранжереях, за милую душеньку!..» Предложил было и водочки, но Алеша наотрез отказался, что Фома Иваныч очень и очень похвалил. Сам же выпил стопку только после всего обеда, перед чаем, «доктора рекомендуют-с».

Сто лет не едал Алеша так вкусно и уютно, по-домашнему. Мещане, сдававшие ему комнату, скаредничали, кухарку не держали, готовила сама хозяйка, и готовила плохо. Да как-то Алеше и не думалось о еде… За чаем Фома Иванович осведомился:

– А вы где же остановились? И когда от нас собираетесь? – и ответа Алешиного не одобрил, – Что же это, в ночь ехать? Две ночи подряд в поезде, куда годится! Черкните-ка адрес, перевезем сюда ваши вещи, да и билет ваш на завтра поменяем. У нас и ночуйте – дорогим гостем-с.

Фоме Ивановичу возражать было невозможно. Алеша мямлил что-то про неудобство, про неотложные дела, но уже, сам того не желая, писал на листке адрес гостиницы.

– Чепуха какая, дела! Дела подождут! – говорил Фома, – А вот мы с вами сегодня вечерком про дела-то и поговорим. Я ведь тоже интерес в вас имею, я ведь человек деловой, мне некогда попусту любопытство удовлетворять да благотворительностью заниматься. Так что, милости прошу, не стесняйтесь. А и вот еще что: после обеда-то, по-русски – соснуть часок? Да не моргайте, не моргайте, уже и постелено вам, Глаша проводит. Я сам-то непременно…

Алеша, коснувшись щекой подушки, провалился в блаженную бездну сна и проснулся, к стыду своему, только вечером. За окнами уже заметно темнело. Ему доложили, что Фома Иванович уехал по делам, но уже скоро вернется, и очень просил не гневаться и подождать. Вскоре он и в самом деле вернулся, такой же бодрый и довольный собой, как и днем. И уже только после ужина, пригласив Алешу в кабинет, заговорил о деле.

– Так чем же вы, Алексей Федорович, намерены теперь заняться?

– Я… я не знаю… Я думал… учиться, я ведь курса в гимназии не кончил… И потом… А теперь и не знаю, сил нет даже думать… Я, Фома Иванович, в монастырь хочу…

– В монастырь? Вона как! В монастырь! Спасаться… От чего же спасаться хотите, молодой человек?

Алеша молчал.

– Значит, вы будете в монастыре спасаться, а мы здесь, грешники, в миру погибать? Как же-с? А брат ваш Иван Федорович – кто его без содержания-то лечить станет?

– Я имущество распродам, деньги в банк вложу, Иван обеспечен будет…

– Распродадите? Ну, так ведь это уметь надо. Вишь, как вы Чермашню-то «распродали»! Другое-то, думаете, легче будет? Нет, в нашем деле легкого ничего нету. В нашем-то деле, кто на легкое надеялся, тот уже с сумой по миру пошел. Вам-то, может, как монаху, с сумой-то и лестно, да не всем оно интересно. А некоторым и просто нельзя. Невозможно! Дети, к примеру, малые, есть просят – много ли в суму наберешь?

Алеша не понимал, куда он клонит, но на всякий случай сказал:

– Долги все прощу, векселя аннулирую. Проценты брать противно совести, и…

– Так уж и все? И Терентьевой простите?

– Какой Терентьевой?

– У батюшки вашего брала, штабс-капитана Терентьева вдова, в Твери, на зачин дела. Сейчас процентики неплохие идут, батюшке вашему шли, теперь вам идут. Дело процветает, заведение всегда дело прибыльное…

– Какое заведение?

– Такое самое, скоромное, с девицами-с… – Фома Иваныч, усмехаясь, смотрел на Алешу, – А вы что думали, в долг взятые денежки на богадельни тратятся? Да многие ваши должники, у вас под десять процентов беря, соседу под двадцать ссужают. Разве малая доля только от нищеты на хлеб детям берет, да и то больше себе на водку…

Ох, тяжел был этот разговор Алеше. Но что ж теперь было делать, сам остался, сиди да слушай…

– Ну, не печальтесь, молодой человек! Я, собственно, только вот к чему. Прощать, оно конечно, дело христианское и в наше время редкостное, стало быть, тем более похвальное… И вот все эти десяти- да двадцатирублевые, ей-богу, на хлеб-то, простите – и вас бог простит. Да и не много потеряете… А иной долг, в тысячу али в две – простить, бывает, значит – человека погубить… Вот у меня, грешника, вексель лежит – хорошая сумма, под залог земельки, последнего семейного достояния-с. Прощу я его, должник-то его завтра проиграет. На карточный долг и брал… Вот и держу-с, покуда детки не подрастут… Ну, да, вам должны, вам и решать… Но ведь и вы должник. И большой должник, Алексей Федорович. Как с этим быть?

– Я?!

– Вы-с. Фабрика на вас. Сотня с лишком работников, сотня семей. Тоже продадите?

– Ну уж тут-то, Фома Иванович, посудите, что мне остается? Я ведь в ткацком деле еще меньше понимаю, чем во всем остальном, как же мне не продать-то?

– И кому, позвольте спросить? Не знаете? Так я вам скажу. Сейчас в ткацком деле кризис – тканей производится много, производство их дорого, спросу нет. По такому времени купят у вас фабричку разве только свои, местные. А местных-то у нас двое, Зимин да Кирпичников. Производства небольшие, рынок почти только местный, тесно им на рынке, теснят друг друга – чуть не до драки. Батюшка ваш тоже с ними бодался-бодался, да бодаться-то и устал. Пошел к Зимину, объединиться предложил, вдвоем-де Кирпичникова свалим. А Зимин ему: я бы говорит, со всем нашим удовольствием, да община не даст. Зимин-то старовер, деньги ему община собрала на дело, и пока еще он общину-то слушает… Община не даст, говорит, потому вы слишком известного поведения человек-с. Батюшка ваш пошел к Кирпичникову. Ну, собственно, не к самому Кирпичникову, Кирпичников лицо подставное, в виде ширмы. Федор Павлович за ширмы пошел, к отцу Николаю…

– Как к отцу Николаю?! – Алеша даже подскочил, – Почему к Николаю?

– Именно, именно к нему. У монастыря вашего во владении отличная фабрика. И отец игумен – серьезный делец, строгой школы-с. А вы и не знали?

– Не знал…

– Ну вот, не знали… Ну, и правильно, зачем же об таком звонить. И благолепие земных сует бежит, и денежки тишину любят… Только объявили в монастыре батюшке вашему, что и монастырь-то не хозяин, что хозяин-то повыше сидит, и ходу туда просто так нет, надо ждать. Федор Павлович эту присказку знал, «надо ж дать», взял тысячу, да в монастырь снес. Приняли, а дело как стояло, так и не двинулось. Федор-то Павлович было хотел в амбицию, а ему: приняли, приняли, ровно тысячу, как благодеяние, как богоугодное пожертвование, и никак иначе-с. Он, говорят, после того и с сыновьями туда приезжал, скандалы устраивал, но ничего не добился. Впрочем, это я неточно знаю… постойте, так и вы ж там были? А я рассказываю…

Алеша сидел, как убитый… Казалось бы, уже дальше-то и некуда, восполнилась мера, довольно, Господи, довольно! Но Фома Иваныч продолжал.

– Ну что я все вокруг да около… Стало быть, купит у вас фабричку Зимин. Он ваших-то рабочих уволит, своих возьмет, с Оренбурга да с Пермского края. На то ему община деньги и собирала, чтоб своим работу давал, а не чужим. Стало быть, ваши-то по миру пойдут. Сотня-то семейств. В тех местах, сами знаете, с огородов не проживешь, а земельку, у кого была, рабочие почти всю пораспродали. Привыкли к фабричному заработку… По миру-с, Алексей Федорович.

– А монастырь?

– А монастырь купит – так просто закроет. Он и свои-то производства сокращает, конкурента в такое время убить самое милое дело… И вашим опять сума да пыльная дорога…

– Что же делать?

– Что делать? Работать. Работать да учиться. Долг отдавать. Они на вас работают, стало быть, долг ваш святой – на них работать. Рук не покладая работать. На фабрике вашей управляющий крепкий, пока протянете. А там… Или грудь в крестах, или голова в кустах. Есть у вас шанс. Был бы у меня такой, я бы, на годы не глядя, с головой бы, как в воду…