Читать книгу На южных рубежах - Сергей Сергеевич Баранов - Страница 5

Прапорщик Кожегул был представителем богатого рода албан и происходил из почтенной семьи, имевшей торговые связи с татарскими купцами и ремесленниками Верного. Состояние его семьи, а также жалование, получаемое за службу, позволило ему снимать комнаты в бревенчатом доме в Алматинской Малой станице.

В обмен на регулярные гостинцы, привозимые многочисленными гостями из родного аула, он снабжал родичей избыточной информацией обо всех известных ему делах, происходивших в Верном как центре деловой жизни округа. Родичи прапорщика, таким образом, имели сведения о рыночных днях, ценах и спросе на наиболее ходовые товары, которые могли предоставить албаны, такие как скот, шерсть, войлочные изделия, незатейливые ювелирные украшения, предметы одежды и быта. Имея связи с соседями татарами, наиболее проворными купцами Верного, Кожегул имел возможность обменивать товары своих кочевых родичей напрямую, без участия третьих лиц и по самым выгодным ценам. Они приобретали чай, сахар, соль, порох, шелка и прочие ткани для одежд, нитки, кожу, сбруи и все из того, что было в обороте в пределах Кашгарии, Ташкента, Хивы, Самарканда – вне империи, Уфы и Астрахани, Казани и Тобольска, Оренбурга и Омска в ее пределах, где

Иллюстрация 3. Фотография зарисовки «Площадь в укреплении Верное». 1857. Художник П. М. Кошаров

татары имели свои торговые точки и многочисленные связи.

Прапорщик владел русским и татарским языками наравне с родным, был на хорошем счету у своих командиров и имел высокие амбиции касаемо своей дальнейшей службы и продвижении карьеры.

В доме у него было немного места, однако, он заранее решил уступить и подготовил свою постель, для наибольшего удобства высокого и знатного гостя. Султан Аблес являлся его дальним родственников по матери, они были ровесниками, но происходил он из рода торе, потомков великого Чингисхана, был представителем ак-суйек25 и по своему происхождению стоял выше любого, сколь бы значимым и богатым тот не был. Кроме того, султан Аблес имел чин капитана императорской армии, так что он являлся и старшим по званию. В общем, встретил Кожегул своего знатного родича как положено, предоставил тому все удобства. Султан же был не привередлив, хоть и принимал почтительное обращение Кожегула как должное.

На следующий день, после того, как Герасим Алексеевич отпустил султана, тот проведал своих джигитов, весьма прилично расположившихся в Малой станице, в домах казаков по приказу начальника, а после принял приглашение Кожегула прогуляться по недавно разбитому Казенному саду, с большим количеством еще не вошедших в силу саженцев и деревьев, совсем маленьких и убогих, но еще не сбросивших листвы, так как стоял сентябрь. Посередине сада журчал пруд, в котором мирно плавали грациозные и аристократичные белые и черные лебеди, а вдоль была проложена дорожка, для удобства прогулок. Дивная лазурь безоблачного неба умиротворяла и даже самого хмурого человека могла обречь на добродушную улыбку.

Султан шел чуть впереди, со сжатыми за спиной руками. Казахи были одеты в мундиры с подобающими их чинам погонами и эполетами, сверху, застегнутые на все пуговицы их мускулистые тела обтягивали темные полукафтаны с юбкой, опоясанные кожанными ремнями в цвет, а снизу они носили белоснежные брюки. Вооружены они были саблями, а на головах красовались легкие фуражки.

Кожегул услышал шорох во все еще пышных кустах, с другой стороны от пруда, и инстинктивно схватился за эфес. Но, вскоре он что-то разглядел и его доброе лицо расширилось в улыбке. Он кивнул султану, словно приглашая его поучаствовать в забаве, и на цыпочках попятился назад. Он обошел густые заросли сирени подальше от того места, где был услышан шорох и замечено движение, чтобы зайти с тыла незамеченным. Султан стоял нахмуренный, с прямой спиной, всем видом показывая, что шутки он не понимает.

Тогда высокий голос заверещал «Ги-ги! Ч-чу!», будто бы понуждавший лошадь к ходу, и из кустов буквально выкатился толстяк, который был одет в роскошный шапан, украшенный шикарными золотыми узорами орнаментов, подпоясанный широким кожаным поясом с блестящими каменьями, и, несмотря на тряску, не потерявший покрывавшую лысую макушку такию. За этим чудом бежал смеющийся и подгонявший его Кожегул, – и тогда дрогнули султанские уста. Видно, Кожегул страшно испугал бедолагу нападением с тыла, так он еще и успел оторвать веточку с дерева и ею угрожал затаившегося до момента нападения в кустах тучного казаха.

Когда обнаружилось, что наблюдавший за ними из кустов толстяк был не кем иным, как давешним говоруном, любителем пустословных тостов, баем Аманжолом, султан засмеялся в голос.

– Ассалаумагалейкум, достопочтенный и высокородный бай из долины Каргалы, что близ могучей реки Лепсы! Правнук Елжара, внук Даирбая, соратника великого Абылай хана! – нарочито медленно и долго перечислял повеселевший султан, демонстрируя крепость памяти, пока тот согнулся в поклоне и не смел прерывать этот поток сарказма.

– Уагалейкумасалам, султан-торе, пусть Аллах продлит твои годы! – приветствовал бай в ответ, потом поморщился, потер зад, по которому попала палочка Кожегула и продолжил: – Ах, султан, если бы этот мелкий подлец не был твоим нукером, я бы отделал его как следует. Уложил бы пузом книзу и прогулялся бы камчой по его низкородной спине!

Кожегул не только не обиделся, но залился заразительным хохотом. Как и любой из албанов, он за словами в карман не лез, когда речь шла о дружеской беседе с добродушными шутками и необходимостью выдавать колкие, а подчас и тонкие ответы, чтобы не быть осмеянным самому.

– Раз уж почтенный бай желает выгулять свою камчу по моей спине, словно это спина последнего осла в Верном, то мне остается только покориться, как подобает младшему перед убеленному сединами мудрецу. Однако, это напомнило мне одну историю, что рассказывал известный акын из твоего аула, бай. Возможно, мырза, вам будет интересно послушать мой пересказ, – обратился Кожегул к султану. – Пару лет назад там праздновали уйлену той26, съехалось множество молодых джигитов и никак не меньше было красавиц на выданье. Девушки, одна краше другой, игривые, как кошечки, но и с характером! Такие не каждому дадут над собой пошутить, если сочтут это неуместным. Но вот, после состязаний куресши27, была объявлена долгажданная забава кыз-куу28. Каково же было удивление молодых джигитов, ждавших свою очередь погоняться за красавицами, когда на поле явился несомненно почтенный, хоть и немолодой карасакал29, истомленный и бесповоротно влюбленный в луноликую Амину, дочь старого батыра Мырзагула. Видно давно полноватый карасакал не садился в седло и участвовал в столь горячих забавах. Что и говорить, боюсь, вооруженного и в доспехах, его конь не стерпел бы и сбросил седока! Мало того, что немолодой джигит не сумел догнать девушку, чтобы запечатлеть поцелуй на ее устах, так он еще умудрился быть настигнутым на обратном пути, так что прыткая девушка отхлестала его спину со всем усердием. Говорят, что этот случай вызывал смех жителей аулов за сотни верст вокруг еще с месяц, так вдобавок, от камзола карасакала остались одни ремни да ошметки, а спину он ездил лечить аж к целебным источникам Жаркента! Акын рассказывал, что имя этого карасакала…

– Остановись! Остановись же! Довольно с меня историй, юнец! – нервно прервал прапорщика бай, – видит Аллах, язык у этого юноши словно рогатая гадюка, такой же длинный и такой же ядовитый! Разве ты не видишь, щенок, что утомил султана-торе своими глупыми байками?

Несколько минут прошло, пока султан Аблес отошел после длительного хохота, который он никак не мог в себе подавить, но, воспитанный в консервативных традициях, он был вынужден придать своему лицу хоть какой-то оттенок серьезности, из уважения к возрасту бая, почти вдвое превосходящий его собственный. Кожегул скрыл смеющееся лицо в преувеличенно покорном поклоне баю и милосердно умолк.

– Но, скажите, бай-ага, что заставило вас так тихо, если не сказать тайно, сидеть в этих кустах? Пристало ли в вашем возрасте заниматься такими играми? – спросил султан.

– О во имя Аллаха, султан-торе! Если бы не эти наши иноземные наряды, сам Иблис30 не помешал бы мне приветствовать вас как подобает вашему высокому титулу! – ответствовал серьезно бай.

– Эх, байеке! Я был уверен, что вы покинули Верный вчера, со всеми остальными. Что же заставило вас задержаться?

– Как же! Все эти напыщенные беки покинули ставку! Видно, они наложили в штаны от одной вести о приближении хана. Но, я не столь быстр на трусливые решения, султан-торе! Ведь еще мой предок…

– Это все так, байеке. Мне тоже показалось, что наши сородичи слишком быстро отбыли, хотя господин подполковник и не препятствовал им, – сказал султан, успев прервать бая.

– Что же вы делали со вчерашнего дня, байеке? Где ночевали? Что-то я не вижу рядом ваших джигитов. Куда подевалась ваша свита? – вмешался Кожегул.

– Хех! Хоть я и не взял с собой таких бравых батыров, которые сопровождают султана-торе, все же я прихватил с собой нескольких аульных молодцев. Мы навьючили верблюдов дарами для русского косбасшы и захватили с собой жолым-уй31, на случай, если придется остаться подольше. Так что моя дальновидность оказалась полезной. Мы поставили юрту на предгорье, южнее татарского выселка, по течению этой Поганки32, там и ночевали.

– Однако, вы серьезно подготовились, байеке. За пару монет вы смогли бы найти достойный кров и пищу в Верном так же легко, как матерому волку зарезать ягненочка, – усмехнулся Кожегул.

– Ай, тебе ли меня поучать, юнец! – раздраженно махнул на него бай.

– Чего же вы не преподнесли ваши дары господину подполковнику? – спросил султан.

– Ах, султан-торе! Я ведь в Верном впервые и с русскими раньше не имел ничего общего. Однако с тех пор, как аксакал Тулеу слег, все его дела перешли ко мне. Так мне и сказали на сходке аксакалы: «Ты и только ты, Аманжол, сын Алимжана, внук Даирбая, теперь будешь представлять наши общие интересы! Одному тебе по силам и по уму вести переговоры с русскими и их фисерами!»33 Так что они нагрузили мой маленький караван своим добром и отправили в Верный. А здесь я увидел наших сородичей, которые явились без даров! Да еще такие спесивые и заносчивые, что последний голубоглазый свинар из русских с дырявыми штанами, покажется благовоспитанным юношей против них. Потом я заметил, что султан-торе никуда не собирается, в отличие от остальных и, волею случая, с позволения Аллаха, я увидал, как сам косбасшы о чем-то с вами разговаривал наедине, что означает, безусловно, большое доверие и уважение, каковое и положено вашей высокой знатности! Так что и я решил задержаться…

– Стало быть, байеке, вы решили пока поприберечь ваши дары? – спросил лукавый Кожегул.

– Ай-яй! Что за назойливый комар! Не успокоится, пока всю кровь из меня не выпьет! – пыхтел бай.

Пока шла эта беседа, трое казахов двинулись по дорожке в аллее парка. Султан шел посередине, высокий и прямой, рядом, с нехудшей офицерской выправкой шагал Кожегул, но постоянно пригибался, чтобы лучше услышать слова бая, которые тот пытался таинственно и важно сообщить, казалось, одному лишь султану. Их неожиданный спутник, бай Аманжол, в итоге замялся, как бы не решаясь, доверить ли важные сведения казахским офицерам или же промолчать. Но, в итоге, почтение, которое он испытывал от одного вида султана Аблеса из рода торе, да еще и в таком солидном иноземном наряде, взяло верх.

– Эх. К кому, как не к вам должен обратиться столь знатный господин, как я? Ибо только вы можете похвастать более высоким происхождением. Хотя был в моем роду знаменитый Нурболат батыр, который, по материнской линии был родственником хану…

– Покороче, байеке. Я наслышан о ваших знаменитых предках на много лет вперед, – мягко попросил его султан.

– Да-да, султан-торе, как скажете! Только к вам я могу обратиться за советом! Вы должны помочь своему соотечественнику, ибо мы оба сыновья степи! Скажите же, почему вы не покинули Верный, как все остальные? Зачем вы остались с русскими? – выпалил бай свои сокровенные мысли, но тут же смиренно склонил голову, боясь обидеть такими прямыми вопросами султана.

– Это вовсе не является тайной, бай. – Ответил султан уже построже. – И я, и прапорщик Кожегул состоим на службе в армии… белого Царя… Это чтобы вам было понятнее, бай. Мы давали присягу и клялись в верности. Но, даже это имеет не главное значение, если говорить о мире и процветании нашего народа. Мы убеждены, что с русскими мы добъемся скорейшего достижения этих целей. Мы должны не только нести службу, но и торговать, заниматься образованием, учиться ремеслам, в том числе и военным, жить с ними бок о бок и черпать самое ценное из того, что они умеют лучше нас. Это понятно, бай?

– Да-да, султан-торе. Пожалуйста, продолжайте.

– Это ответ на последний ваш вопрос. Что же касается первого, то он гораздо сложнее и ответить на него трудно. Среди казахов уже давно нет единства, как вам известно. Наши братья из Младшего и Среднего жузов уже давно живут в империи. Есть проблемы и у них, но они хотя бы не подвержены постоянным нападением со стороны соседей. Те земли обросли сетями мощных крепостей, дорог и новых городов, которые возвели русские так, чтобы отбить у любого правителя, будь то хоть сам Цинский богдыхан, желание вторгнуться в казахскую землю. Так они живут… У нас же еще свежи воспоминания о восстании Кене34…

Тут султан посмотрел на синее ясное небо. Его спутники последовали его примеру и закивали головами. Султан отдышался и заговорил снова.

– Многие из вчерашних гостей господина подполковника тешат себя надеждами стать новыми Кенесары. Многие остались в своих аулах и думают оттуда плести нити заговоров, подальше от русских, чтобы возвыситься. Они даже готовы пасть под пяту кокандского хана, чтобы изгнать русских. Другие, заботятся только о своих отарах и хотят усидеть на двух стульях одновременно.

– Но, султан-торе, скажите, что плохого в том, чтобы кто-нибудь из вашего рода, да хотя бы и вы сами!.. Были подняты на белой кошме и стали новым ханом всей нашей Большой Орды? Всего нашего жуза?

– Ха-ха-ха! Байеке, вон куда глядишь! – засмеялся султан. – Думаю, ничего плохого в этом нет. Да только это невозможно! Восстание Кенесары, последнего нашего хана, многое показало, многому должно нас научить. Даже он не сумел справиться с русскими. И не потому, что был слаб, а потому, что роды Среднего жуза, такие же казахи, его не поддержали. А если заглянуть глубже в прошлое, когда мы стали жертвой джунгар, которые били нас поодиночке, будто овец, пока мы не собрались в стаю во главе с мудрыми биями и отважными султанами. Потом славный Абылай отстаивал наши земли, бился и с джунгарами, и с цинами, с кокандцами и бухарцами, но даже под его властью не было всего Казахского ханства, как во времена славного Касымхана. Батыры вроде могучего кара-суйека35 Кабанбая имели больше влияния, нежели иные султаны. И вполне заслуженно! Не было среди нас единства тогда, что уж говорить о нынешних временах, когда казах казаху враг.

Султан умолк. Он видел, что не умеет верно и последовательно выразить свои доводы. Боль сдавила его грудь, сжавшись кулаком в легких. Его многострадальный народ, и воинственный, и мирный, и мудрый, и наивный, и богатый, и бедный до позорной нищеты, веками истекал кровью, мучимый не только иноземными захватчиками, но и своими корыстными правителями, которые готовы были продать полстепи, чтобы усесться на трон в Туркестане и процветать самому, без своего народа.

– Ай, султан-торе, пусть тебя хранит Аллах! Как хорошо ты говорил! – воскликнул Аманжол и прицокнул языком с важным видом. Это отвлекло султана от дум.

– Но, вы, байеке, – сказал султан уже более непринужденно и весело, как будто к нему пришла замечательная идея, – хотели совета. Я полагаю, вы стоите перед выбором. Последовать моему примеру и остаться при господине подполковнике, либо последовать примеру остальных беков и убраться в свой аул чтобы откочевать восвояси?

– Это так, султан-торе. Мои аулы находятся на севере, далеко от границы. Мы бедны, хоть и собрали последние крохи, чтобы задобрить начальника… Здесь от меня мало пользы, а откочевать следует в любом случае… Ибо осторожность никогда не помешает. Вы здесь, султан-торе, во главе своего отряда, а я один, да еще слишком стар, чтобы вскочить в седло да проломить пару голов, будь то кокандцы или русские – не важно!

– Вижу, бай, вы отважны своим прошлым! – снова вставил свое слово Кожегул.

– Что ж, байеке, – поддержал шутку и султан, – я бы дал вам совет уехать и направить всю свою мудрость и деятельность на спасение своих аулов. Коротко говоря, последовать примеру остальных беков. Но, вы мне слишком понравились, так что я пропитался истинно сыновней любовью и уважением к вам!

С этими словами султан приобнял одуревшего от чести бая. Даже Кожегул глянул на своего знатного родича изумленно и подумал, уж не зашла ли шутка слишком далеко.

– Поэтому, я раскрою тебе тайну, бай-ага, – продолжал султан заговорщически, допустив более личное и доверительное обращение. – Теперь, тебе никак нельзя уезжать! Как ты сказал, ты впервые в Верном и оказался не знаком со здешними нравами. А ведь неспроста богатые татарские купцы говорят: тихо не лихо, а смирнее – прибыльнее. Но ты вчера своей речью привлек внимание подполковника. Если бы ты отмалчивался, как другие, возможно, ты бы этого избежал. А все же ты так гордо и славно говорил о своих предках, чего они бесспорно заслуживают, что подполковник тебя отметил. Боюсь, теперь он будет смотреть за тобой, как ловчий кречет, заметивший зайца в степи.

– Ойбай, ойбай! – испугался тучный Аманжол. – Что же делать, султан-торе, что же делать? Если русский косбасши меня заприметил, то не избежать мне теперь саята36 и когтей этого сокола! Скажи, научи, султан-торе, дорогой, век тебя не забуду! Ойбай, какой же я осел! Посоветуй, что делать, ты ведь опытный, султан-торе? Горе мне! Подсоби, султан, скажи, как мне одеть клобучок на голову этого хищника?

– Есть выход, байеке, не волнуйся, – молвил султан, – сначала, сделай то, что тебе поручили твои аульчане – передай дары господину подполковнику, коли он их примет. Только скажи, что это дары для нужд возможного военного похода от твоего рода и аулов, а не подарки самому подполковнику. Далее, если начальник тебе не велит иного, оставайся в Верном и, в случае надобности, ты присоединишься к моему отряду, когда пойдем на кокандцев. Думаю, у тебя найдется конь и вооружение?

– Ойбай, горе мне, старому! Но, найдется, султан-торе! Я сделаю все, как вы велите и буду вашим верным спутником в битвах, как доблестный Богенбай стоял подле хана Абулхаира! Между прочим, хоть сей славный батыр и не является моим прямым предком, однако дед моей байбише37 был его дальним родичем…

– Ойпырмай!38 Есть ли на казахской земле хоть один батыр, не являющийся родичем этому доброму баю? – воскликнул Кожагул.

– Помолчи, юнец, и не вмешивайся в мудрые беседы старших! Сам не разумеешь и не слушаешься знающего, как говорят мудрецы. Твое дело развернуть свои уши пошире и внимать, тогда, может, наберешься ума и станешь человеком, лет через пятнадцать, – сказал бай, уже несколько оправившийся после потрясения.

К этому времени, общество бая успело утомить султана Аблеса, и офицеры попрощались со славным толстяком. Кожегул спросил, правда ли то, что Колпаковский подметил этого простодушного и не особо влиятельного бая, на что получил отрицательный ответ.

– Думаю, из этой шутки не выйдет худа. Ведь господин полполковник хотел бы иметь подле себя как можно больше казахов. Что до бая, то, думаю, во время его отсутствия аулы не пропадут от голода – одним брюхом меньше и то славно! Да и ему не повредит посмотреть, как живут русские и татары. Ты, Кожегул, ведь не единственный, кто зажил оседло. Многим будет полезно поучиться возделывать землю или садоводству. Пока наши люди кочуют и не хотят ничего знать, кроме того, чтобы первыми занять сочное пастбище, русские переселенцы и старые казаки получают землю и обрабатывают ее, чтобы не быть голодными, строят дома с печами, чтобы не мерзнуть зимой. Предприимчивые татары богатеют на торговле, строят мечети и толкуют Коран, обучают своих детей в медресе и не брезгуют русскими школами. Пора бы и нам дать волю своим купцам, возвысить ремесленников, записывать песни акынов в книги… Мы не должны зависеть только от нашего скота и одного единственного джута39… Много чего предстоит нам сделать, Кожегул. Но, если сюда придет кокандский хан со своей ордой, то боюсь нам останеться либо рыть могилы в выжженой войной степи, либо примерять кандалы и отправляться на хивинский невольничий рынок.