Читать книгу На южных рубежах - Сергей Сергеевич Баранов - Страница 6

Слухи доходили до Верного еще раньше сведений разведчиков и здесь преобразовывались в хитро закрученные сплетни. Люди шептались и передавали новости дальше, приукрашенными и раздутыми. Говорили об огромных ордах эмиров Коканда, которые сметают на своем пути все живое. Загулял слух о том, что при виде столь могучего войска, казахские беки не раздумывая присоединялись к нему, с именем Аллаха на устах. Таким образом, додумывали люди, орда хана становилась еще больше, а всем подданным империи не миновать жестокой погибели, либо уз позорного плена. Более вдумчивые, однако, задавались вопросом: если казахи поддерживают хана, то какой им прок жечь свою родную землю, оставляя за собой лишь корм для стервятников? В этом случае, тяжко придется лишь русским, в то время как всех правоверных, хан обязательно примет под свое крыло.

Такие размышления ходили и по татарской слободе. Здесь знали о том, что хан объявил газават – священную войну, и многие татарские мусульмане спешили делать выводы. Кто-то искал путь для сношения с ханскими эмирами или их приближенными, стремились заявить о своей покорности «мечу Аллаха», чтобы не быть принятыми за предателей веры, когда войско кокандцев явится в Верный. Другие завидовали кочевым казахам, которым было проще придаться к хану со всем своим имуществом и домочадцами. Третьи шли закапывать сундуки с добром в предгорья, до лучших времен.

Среди казахов, обосновавшихся на зимние стоянки близко к форту, также не было единого мнения. Большинство беков, как водится, блюли только свои личные интересы, а утомленный бедный люд, коих было подавляющее большинство, слали проклятия в адрес хана и кокандцев, которые снова потревожили недавно обретенный покой под защитой русских штыков. Но, небольшое расстояние и регулярные сношения с фортом и верненскими поселениями, имели огромную притягательную важность. От того, чтобы открыто выступить на поклон к хану, многих беков удерживало наличие пушек и казачьих отрядов неподалеку от их аулов. Также, трудно было долее бездействовать, либо отмалчиваться – кое-кто боялся мести русских за вероломное поведение, в случае, конечно, если последних не перебьют до единого.

Многие понимали, знали на своем опыте или из рассказов современников, очевидцев боевых событий последних лет, что у русских есть и сила, и твердость. Есть у них артиллерия и стремительные казаки. Есть грозная, хоть и малочисленная пехота. Есть отважные и талантливые люди среди командующих. Но и жестокость кокандцев людям была известна. Знали и боялись также своих владык, властных султанов и беков, способных собрать, вооружить и посадить на коней сотни и тысячи джигитов. Русских же было слишком мало, а вокруг находилось множество мирных переселенцев, крестьян и ремесленников, с бабами и детьми. То были крепкие мужики, но отнюдь не воины. Все это воспринималось многими балластом для немногочисленного имперского воинства. Даже за верненским частоколом, с пушками и ракетами, разве выдержит эта горстка солдат и казаков, натиск грозной ханской орды? А коли хана поддержат казахские племена?

Шли дни и недели, кончился сентябрь. Несмотря ни на что, Верный кипел.

Это быстрорастущее поселение, расположенное в благодатном месте, в предгорьях, полных леса, между живительными речками, этими журчащими жизненными артериями, уже не могло застыть, даже в ожидании бури. Никто не отменял обязательств по заказам, долгов и выплат, деловых встреч. Рубился еловый лес, строились дома и работали лавки, поселенцы собирали урожаи со своих огородов, дети срывали с деревьев дозревающие плоды, а их матери и бабушки готовили бочонки для засолов и вареньев на зиму. Не сидели сложа руки и военные – ежедневно из-за стен крепости звучал барабанный бой и грозные мелодии труб, слышались тактовые удары сапог о плац и резкие выкрики офицеров.

Султан Аблес, по поручению Герасима Алексеевича, отбыл в аулы, расположенные к юго-востоку от Верного. Он со вздохом облегчения перепоручил докучливого бая Аманжола заботам Кожегула, которому приходилось чуть ли не ежевечерне принимать его у себя в гостях, кормить и поить не только его, но и его спутников и коней, угощать его новостями и выслушивать в ответ все более дикие сплетни и домыслы. Каждый раз, с полчаса бай тратил на жалобы по поводу несчастливого рока, страшного перста судьбы, который заставил его произнести тост в доме подполковника в первый день своего томительного пребывания в «проклятом форте». Затем, осушив две пиалы кумыса, он принимался насмехаться над русскими поселенцами, в особенности, за их «странную и глупую» привычку питаться грязными дарами земли. Уже традиционно, бросив несколько матерных слов в адрес заносчивых и дерзких казаков, он начинал нелестно высказываться о сомнительных полководческих талантах начальника Колпаковского.

– Что ж, юнец! Буду с тобой искренен, как родной отец, ибо тебе не помешает поучиться уму-разуму. Ваш князь Калпак совершенно не разбирается в наших степных делах. Будь у меня власть, я бы собрал джигитов во всех родах и кинул бы войско лавой на проклятого кокандца, с боевыми уранами40 на устах, как делали наши храбрые предки. Разве может кто-то устоять перед степной конницей, ну, скажи? Видит Аллах, я бы восседал на аргамаке, где-нибудь на холме, и лично командовал бы войском, по примеру наших славных биев на Анракайских горах41. А чем же занят ваш косбасши? Только давеча я видел его в компании двух юнцов, со стекляшками на глазах. Они бродили севернее большой станицы и рисовали на бумажках линии, а он тыкал пальцем в их тетради! Можешь ты себе такое представить, мой юный подопечный?

– Это так, бай-ага. Я вам больше скажу. Дня три тому назад господин подполковник в компании бородатых русских священников и оравы детишек, собственноручно выкопал ямку и воткнул в нее саженец, – шутливым тоном отозвался Кожегул.

– Вот видишь, мой дорогой племянник! Я ведь о том тебе и толкую! Сюда вот-вот нагрянет хан с ордой и не миновать тогда русским и самому князю плена! А он сажает деревья и рисует линии!

– Совершенно верно говорите, бай-ага. Я ведь с вами согласен и сам говорю о том же. Однако, мы с вами смотрим в разные стороны. Вы видите в поведении господина подполковника слабость, не так ли?

– Верно, юнец, верно. Слабость и нерешительность! А это непростительно для косбасши! Ты пойми, когда сюда нагрянет хан, нам ведь с тобой могут шкуры снять, потому что мы не отреклись от князя! Конечно, тебя запорют до смерти или попросту кинут твою тощую тушку своим псам, ибо ты слишком костляв, чтобы, скажем, сварить тебя заживо в котле, как делали отважные, хоть и грубые туменбасши42 Чингисхана. А, впрочем, тем наваристее был бы бульон, но все одно, юнец, ты слишком худороден для этого. Конечно, ко мне они будут вынуждены обращаться более учтиво, в соответствии с моей знатностью и храбростью. Но, боюсь и мне не миновать удара саблей по шее, – с этими словами бай потер возле своего кадыка, под мякиной второго подбородка.

– Вижу, бай, вы жалеете, что дали слово султану… Иначе, быть бы вам нынче не меньше, чем туменбасши у хана.

– Что ты, что ты! – запротестовал Аманжол, так как одна мысль о сдвигающихся грозно бровях султана, внушала ему животный ужас. Он уже несколько раз вызывал неудовольствие своего патрона и даже наблюдал, как тот собственноручно превратил спину своего нукера в месиво своей камчой за такую ерунду, как самостоятельное толкование его приказа. – Я до могилы буду благодарен, и буду восхвалять имя султана во всех землях, где бы ни оказался. Если бы не его заступничество, думаю, мною бы занялся тот страшный русский бородач, что ходит возле начальника!

– Господин подполковник Шайтанов? – переспросил Кожегул, как часто бывало, подавляя улыбку.

– Он самый! Ох и имечко же дала ему мать! Видно, чувствовала, какой страшила вырастет! Шайтан он и есть шайтан! Помогите мне аруахи!43 – заверещал бай.

– Не думаю, что это имя дала ему матушка, бай-ага. Это фамильное имя. Так что, возможно, у него в семье все такие! Ха-ха! – не сдержался Кожегул.

– Ах, пусть его заберет преисподняя, мне то что? – отмахнулся бай, хоть и не сумел полностью подавить дрожь. – Но, скажи, разве не слаб начальник? Разве не лучше было бы нам потихоньку уехать отсюда, как советуют татары? О, да, юнец! Я уже оброс важными связями и являюсь желанным гостем в домах самых почтенных людей и в слободе, и в станицах! Это тебе не гоняться с мальчишками по площади, чем ты занимаешься целыми днями, лентяй и обалдуй!

– Эх, бай-ага! Я немедленно забуду то, что вы сейчас произнесли вслух. Иначе, боюсь не выдержать и пересказать ваши мудрые мысли при разговоре с султаном…

– Ойбай, ойбай! Негодник! Ты что, совсем спятил? О, Аллах! Впервые вижу казахского джигита, который не может отличить глупую шутку от были!

Так проходили вечера в избе Кожегула, когда бай от скуки наведывался к нему в гости. И он в ответ приглашал Кожегула к себе в юрту, как того требует обычай, но каждый раз случалось что-то невероятное, и бай просил отложить визит, вместо этого, размещаясь в очередной раз в гостиной прапорщика, так как баю пришлись очень по душе стряпня и изгибы тела кухарки, которая помогала, стряпала, убирала и обстирывала офицера.

Кожегул не удивился, когда в один вечер, возвращаясь со службы, увидел коня у стойла возле дома. В тот вечер Кожегул обнаружил в доме своего настоящего дядю, бия Жумагула, который прибыл из аула. Он был встревожен, как и все люди в Большой Орде, от мала до велика, от нищего шаруа до могущественных султанов.

После церемоний приветствия, мужчины расселись у стола, съели ужин и расслабились, попивая кумыс. Жумагул привез совсем неутешительные вести. Он рассказал, что их аулы снялись с зимовок и двигаются на север, в сторону Верного.

– Скот пока не мрет, но мы не успели закончить заготовки на зиму. Кокандские отряды уже шныряют по степи, убивают и грабят, угоняют овец и лошадей. Те, кто не успел встать на их сторону, подвергаются насилию. Аксакалы наших соседей заявили этим бандитам, что не намерены поддерживать русских, но и хану ничего не могут дать, так как живут они бедно, юрты их затерты до дыр, а в казанах варится пустая похлебка из трав. Мало у кого есть полудохлый ишачок, не то, что пара-тройка жирных баранов. Так вот запуганный до смерти малец, которого мы нашли в степи едва живым, когда мы его отпоили и отогрели, сказал, что он единственный, кто выжил, потому что пас байские табуны неподалеку от родного аула. Когда он вернулся домой, то обнаружил там пепелище и неостывшие трупы, сваленные в кучу. Так хан расправляется с неугодными. А ведь они стояли на своей земле, с позволения бека. На своей родной земле стояли, понимаешь? А те аулы, что побогаче, вроде нашего?.. Ханские сарбазы голодны и хищны, как волки. Они угоняют весь скот, убивают непокорных, насилуют их женщин и издеваются над стариками. И это только передовые отряды, бауырым44… Их больше будет, намного больше! Сейчас они берут свое, потом будут брать для хана. А после уже сам хан возьмет свое, когда перебьет русских. А возьмет он не наших овец или скудные драгоценности, как его подручные шакалы, он возьмет самый лакомый кусок – нашу землю и нашу свободу!

– Вы хорошо поступили, ага, что примчались сюда вперед аулов. И правильно снялись, надеюсь только, что кокандские отряды не забрались еще так глубоко, чтобы нагнать наших… Здесь, в Верном, у Вас будет защита, не беспокойтесь. За скот не волнуйтесь, здесь, в Верном можно закупить корм для лошадей и другого скота, были бы тенге45. Господин подполковник уже направил людей, чтобы встречали кочевья и, в случае надобности, прикрывали отход. Но, мы здесь не знали, что кокандские отряды уже так близко…

– Теперь уже, думаю, ханское войско вошло в наши земли. А те передовые отряды, видно, уже гуляют в долинах.

– Скажите, ага. Нет ли слухов о столкновения кокандцев с русскими?

– Нет, нет, не слышал. Думаю, эти шайки обходят русские укрепления, как трусливые зайцы. Но, когда придет хан…

– Верно говорите. Сейчас уже ночь, но утром мы отправимся к господину подполковнику, и я доложу последние известия. А вы не волнуйтесь. Верный устоит при любой опасности.

– Хех, – недобро усмехнулся старик, – правда ли, что русский косбасши ходит по вашему поселку и думает, как бы проложить новые улицы? Сажает деревья и достраивает свой храм, будто на него идет не хан с ордой, а голозадый кедей46 на осле да с хилым шокпаром в руках?

– Это так, ага, – улыбнулся Кожегул. – Узын-кулак работает и в обратную сторону! Простите, ага, вы напомнили мне одного знакомого бая… Вот и я давеча спросил у начальника: «Господин подполковник, почему вы лично занимаетесь посадкой деревьев, когда хан у границ?», а он и отвечает: «Так, ведь осень, господин прапорщик, сезон посадок… нельзя упускать оказию!». Ну, подумайте сами, ага, коли наш начальник, господин Колпаковский, строит новые дома, прокладывает улицы, даже занимается садоводством… Разве это не говорит о том, что он отважен, как лев, и совершенно уверен в своей силе, будто, как Вы и сказали, перед ним последний кедей с войском таких же нищих оборванцев, а за его спиной вся империя?

Жумагул задумался и через мгновение кивнул, заулыбался.

– А правда, что он в силе? Или косбасши хитрит, как старый лис?

– Этого я не знаю, ага! Может и то, и другое, а может ни то, ни другое. Но, я Вам так скажу, лучшего командира я бы себе не пожелал.

– Я тебе верю, бауырым. Но, что могут русские против хана? За ханом войско… С такой силой берут города, покоряют целые ханства… Разве этот ваш деревянный частокол толще ташкентских стен? Или может, у русских по десять рук, в которых они держат сабли и мылтыки47? И по двадцать ног, которыми они охватывают крупы десятка коней? Как смогут они отбить хана и защитить все Семиречье от Иссык-Куля до Балхаша, когда их лишь горстка? Разве не проще им нагрузить свои арбы, оседлать коней и повернуть на север, к своим городам и крепостям?

– Видите ли, ага, многие считают, что здешние поселенцы с семьями, с женщинами и стариками – это бремя для русских военных. Но, нужно смотреть на это по-другому. Здесь поселились казаки, и это надолго, потому что они живут там, где служат. Они воины, ага, не пастухи, не купцы, хотя им и жалуют земли и вольности за службу белому царю. Они будут защищать эту землю ценой своих жизней не только потому, что служат царю, но и потому, что они теперь здесь живут, здесь их дома, здесь женщины и дети. А русские переселенцы? Вы думаете, они пришли сюда со своими тощими волами, одолели Урал, пересекли степь, чтобы тут погибнуть или отправиться обратно при первой опасности? Нет, ага. Их сюда приволокли. Они простые люди, подневольные. Но, им тоже дали здесь земли, поэтому они живут, пашут, заводят хозяйства и семьи. Теперь это и их дом, так что они зубами вгрызутся в землю, которая их кормит. И Верный поставили не забавы ради, ага. Раньше его они поставили Семипалатинск, Усть-Каменогорск, Петропавловск! Еще раньше Омск и Оренбург. Теперь все это процветающие города. Пока Верный мал, но завтра же, при свете солнца, вы увидите, что здесь да как. Верный будет жемчужиной всей Большой Орды! Вот, поэтому русские не сдадутся и лягут здесь костьми, они не убегут и не струсят, потому что волей-неволей, а здесь теперь их дом.