Читать книгу На южных рубежах - Сергей Сергеевич Баранов - Страница 7

Герасим Алексеевич, как всегда, был погружен в бурную деятельность. Плохие известия с запада, как уже упоминалось, не мешали ему заниматься повседневными делами. Естественно, он внимал всем сведениям, ходил по поселку, слушал и запоминал. Вечерами он принимал разных лазутчиков, либо письменные донесения от тех, кого он желал скрыть от всеобщих взглядов. После сам писал приказы и письма, которые уносились со скоростью молний в разные стороны от его дома. Подполковник Колпаковский соединял в себе и гражданскую власть в новом Алатавском округе, и военную, являясь главнокомандующим всеми местными силами. А сил этих было мало, крайне мало, учитывая большую территорию, ему подвластную.

Иллюстрация 4. Генеральный план укрепления Верное от 15 января 1858 г. (из энциклопедии «Алма-Ата» издания 1983 г.)

Начальник располагал лишь двумя линейными пехотными батальонами, несколькими сотнями казаков да кое-какой артиллерией с обслугой. Конечно, были в его распоряжении и мужики-переселенцы, мещане, способные составить ополчение, списанные пожилые казаки и казахи… Слишком мало последних было подле него, но он не унывал по этому поводу, в отличие от многих своих офицеров. Герасим Колпаковский не только служил в этой новой земле империи, но и искренне интересовался как туземным населением, его культурой и историей, так и часто приглашал к себе заезжих ученых, ботаников и картографов, лихих представителей императорского русского географического общества, всех, кто интересовался новым краем и стремился его изучать. Среди казахов же он имел немало личных знакомств и с некоторыми состоял в переписке.

Подполковник, одетый в штатный военный костюм, который состоял из выглаженных штанов-брюк, подогнанного под его тучнеющее тело полукафтан, с поднятым воротником при витиеватом шитье, с офицерской фуражкой на голове и кожаных туфлях на ногах, проводил инспекцию крепости в первых числах октября. На груди его сверкали кресты орденов Святой Анны и Святого Владимира, что говорило о воинской доблести и боевом опыте носителя, в пример молодым бойцам, не успевшим понюхать пороху. Он осматривал казармы, склады, небольшой госпиталь, говорил с медиками и дежурными офицерами, подбадривал солдат шутками и даже изволил рассказать историю из собственного боевого пути. Должное внимание он уделил арсеналу, где содержались серьезные запасы оружия, пороха и боеприпасов, так как Верный являлся не простым укреплением, но фортом, призванным служить и опорной точкой для любых военных походов, охранных или карательных мероприятий. Здесь, в будущем, должны были пересекаться все основные пути Семиречья, торговые, гражданские и военные.

Один за другим к начальнику подбегали унтер-офицеры и немедленно уносились исполнять полученные поручения. Герасим Алексеевич принял промежуточное решение: собирать ополчение он пока не считал нужным, несколько опасаясь, чтобы такой шаг не был воспринят мечущимися казахами как проявление слабости, но, тем не менее, он решил вооружить людей. Из складов доставались ружья и клинки, порох и боеприпасы, даже кое-какие трофейные и устаревшие пушчонки. Лучшее оружие должно было раздать верненским поселенцам, более же ветхое было приказано отвозить в ближайшие поселки в Каскелене – на западе, в станицу Софийскую – на востоке и в Илийский выселок на севере.

На тот вечер, подполковник пригласил к себе домой казачьего подполковника Шайтанова, чтобы держать совет. Он опаздывал на им же назначенную встречу, после инспекции форта, но пребывал в уверенности, что Шайтанова в его отсутствие примут как подобает его домочадцы, поэтому он даже замедлил шаг, когда к нему подошел застенчивый человек интеллигентного вида. Он давно искал встречи с начальником, но никак не мог попасть на прием в виду крайней занятости Колпаковского в последнее время. Оказался он инженером и мужем ученым, так что сразу привлек внимание чуткого на неординарных людей подполковника.

Он проявил крайнюю заинтересованность в интересных наблюдениях, расчётах и планах по устройству поселковой арычной системы, впопыхах озвученных инженером. Действительно, система орошения, применяемая в этих предгорных районах, была уникальной или по крайней мере неизвестной в России. Таяние снегов и ледников на вершинах гор у подножия которых застраивался Верный, обеспечивало местные речушки силой и обилием воды, которые в свою очередь могли приводить в движения мельницы или, учитывая склоны местности, направлять потоки туда, куда их отводили умелые руки садовников и землепашцев. Это обеспечивало великолепный полив для самых разных культур растений и кормов, не говоря уж о пресной воде для населения. Используя именно такие методы орошения, некоторые местные кочевые казахи стали вести оседлый образ жизни. В общем, подполковник снова был вынужден повременить с военными делами, увлеченный делами гражданскими, отчего и опоздал на встречу с Шайтановым еще на полчаса.

Как он и рассчитывал, казачий подполковник был принят супругой в его отсутствие со всеми удобствами. Ему была предложены водка, сваренная на местном заводе купца Кузнецова, свежие овощи из личного огорода подполковника, твердые, сочные груши и яблоки, а также огромные сладкие дыни, которые начальнику присылали уйгуры из Яркенда. Шайтанов чинно выпивал, закусывал и не забывал галантно благодарить хозяйку за гостеприимство.

Герасим Алексеевич явился домой запыленный и помятый, но с горящими глазами и улыбкой на добродушном лице. Шайтанов приветствовал начальника, а супруга, Меланья Фоминична, поспешила удалиться, так как отлично понимала, что гость нанес отнюдь не на светский визит и, кроме того, недосуг ей было засиживаться с мужчинами, так как она была на сносях.

Мужчины прошли в просторный, по меркам Верного, кабинет подполковника, расположенный на первом этаже. В который раз Шайтанов наблюдал там две стены, сплошь заделанные книжными шкафами, из которых выпукло красовались переплеты с различными шрифтами и тиснениями названий. Рабочий стол из красного дуба был массивен, широк, на нем возвышались несколько томов и еще несколько веером лежали открытыми, образуя полукруг над тетрадью с записями прямо перед стулом хозяина кабинета. Перед столом, со стороны посетителей друг напротив друга располагались два с виду удобных, глубоких кресла, которые и предложил занять Колпаковский. Таким образом, он показывал, что беседа будет неофициальной, дружеской, иначе он обошел бы стол и занял хозяйское кресло, предоставив подчиненному садиться напротив него, через стол.

Слуга внес дополнительные керосиновые светильники, чтобы офицерам было комфортнее совещаться, так как был уже глубокий вечер, и темнота уж поглотила серые сумерки.

Шайтанов закурил папиросу. Он был человеком богатырского сложения, широкоплечий и суровый на лицо, с густой раздвоенной бородой, которая наводила ужас на нашего знакомого бая Аманжола, с пышными непослушными бровями. Он был равным Колпаковскому по военному чину, но состоял у него в подчинении как у начальника Алатавского округа, по чину гражданскому, являясь, между прочим, его другом и соратником. Дмитрий Аванесович Шайтанов был одним из старожилов Верного, жил в прифортовой станице уже пять лет и являлся казачьим старшиной. Был он потомственным военным и, как сын простого казака, человеком неизысканным, старомодным.

– Что, Митрий Аванесович, дела… – начал Колпаковский. Он еще не вполне перестроил мысли на нужный лад и перед его усталыми, но светящимися глазами все еще стояли линии улиц и арыков.

– Дела, Герасим Алексеич, – подтвердил Шайтанов и продолжил, так как старший по званию хоть и условно, но начал разговор: – мечутся киргизы… Дикокаменные48 также. Многие переметнулись к хокандцам.

– Эка ты, Митрий Аванесович, сразу быка за рога. Ты скажи, что думаешь про войско ханское и его командиров сначала. Потом и о киргизах речь поведем.

– Полчища у хана дюже многочисленные. Тыщ двадцать верхоконных. При пехоте – что само по себе нечто чудное. Имеют и пушчонки, артиллерию. Во главе то ли сам Милля-хан49, то ли Канаат-Ча50 – ташкентский бек. Воевода он умный, опытный, хоть и против нас сечи не имел, но среди азиятцев имеет почет, – по-военному коротко доложил Шайтанов.

– Двадцать тысяч! Эка! Многовато, а, Митрий Аванесович?

– Многовато, – кивнул Шайтанов.

– А с вооружением у них как?

– В большом количестве, как бывалыча промеж степняков, пики, сабли, луки. Имеют и ружьишки. Пешие – туленгуты, тяжелая пехота – тысяча али две ратных. Конечно, есть среди сего воинства и всякий сброд, как при любом азиятском войске. Эдакие удальцы, падкие на добычу, им пограбить да понасильничать. Однако, думается, эти рассеются при первом залпе фейерверкеров, аки голубки.

– И в них свой резон имеется. Для устрашения мирных поселенцев да наших киргизов.

– Так. По последним грамоткам разумею, идут двумя колоннами, авангард уже в наших пределах, грабят и жгут в предгорьях, да по киргизским аулам. К пикетам пока касательства не имеют – трусят, али основной силы ждут. Может, Герасим Алексеич, взять мне десятков пять моих казачков, да потрепать зальяна, а?

– Ишь ты, удалец! Тебе с полтиной казаков, да в разъезды? Не по чину, дорогой Митрий Аванесович, не по чину. А разъезды организовать надо, тут ты верно говоришь. Аулы надо защитить. Вот мы с тобой сейчас и помыслим, кого да куда засылать. Только вот…

– Силушки у нас маловато. Только на западе – Кастек, Узун-Агач и Каскелен51. Дюже растянемся.

– Вот-вот, с языка снял. А Верный, а Илийск? И так людей мало, везде гарнизон не оставим. Мужичков я вооружил, но скорее для придания им храбрости. Да и чтобы от воинствующих киргиз отбиться. Многие ведь открыто на сторону хана перешли. Уже бесчинствуют. Да не только на наши поселения они зуб имеют – они своих же грабят, междоусобные распри решают. Ну, не тяни, говори про киргизов, что там у тебя.

– Набеги и стычки промеж собой у них давнишние, тут ничего не попишешь. Худо иное. Многие знатные беки собирают своих джигитов. У иных до тысячи сабель наберется. И боюсь, не к нам они пойдут, а прямиком к хану. Остальные затаились, ждут успехов, калгатню затеяли. Стоит сераскеру удачливо прихлопнуть муху – так зараз, как по волхованию, слух разнесут будто воинство наше истреблено, а мы с тобой уже на пиках сидим под самим Верным. Тут затаившиеся киргизы и подымутся. Смута будет, по тылам пойдут. А там и остальные возмутятся, до самого Копала и Семипалатинска.

– Тамошние жалаиры и албаны до сей поры мирно себя ведут. А роды это большие, многолюдные. При таком положении, быть беде. Да и двадцать тысяч сераскеровых войск могут преобразиться в сорок, коли киргизы открыто к ним присоединятся. Это вовсе недопустимо, Митрий Аванесович.

– А что генерал-губернатор?

– Я писал и ему, и в Семипалатинск. Там положение не посчитали серьезным, подкреплений ждать не следует. От того, как они себя далее поведут киргизы многое зависит. Есть у меня туз в рукаве, Митрий Аванесович. Видно, пришло время его доставать, – Колпаковский подмигнул соратнику и позвонил в колокольчик. Через минуту в комнату вошел лакей с поклоном. – Неси-ка нам Гришка фужерик водки, да соленостей всяких.

Герасим Алексеевич знал об аскетических привычках Шайтанова. Тот редко употреблял вино, а диковинных кушаний вовсе не любил. Жил он в Верном давно, имел свой огород, плодами которого и предпочитал питаться.

– Так то, Митрий Аванесович. От поведения киргизов зависят успехи наших предприятий. То, что некоторые беки отложились и презрели недавние свои клятвы верности – это не столь страшно. Лишь бы народ их не поддержал. Они гонятся за добычей, за славой, надеются, что хан им позволит править самостоятельно, после сего джихада, либо будет жить с ними по-братски, бок о бок. А ведь какого никогда не было. Беки хотят отобрать жирные кочевья у соседей, чинить расправы, мстить другому роду за оскорбление, нанесенное их предкам предками тех, в седьмом колене, ханскую власть хотят. Темные люди, ослепленные гордыней своей! А мне довольно и честных, энергичных людей, вроде султанов Аблеса. Но, киргизы неоднородны даже внутри одного племени. Есть преданные нам люди среди знати и, главное, среди народа, который устал терпеть равнодушие своих беков и вековые бесчинства хокандцев на их земле. Поэтому, я надеюсь, они будут с нами, за свою землю, за мир, за царя и Отечество!

– Верно, баишь, Герасим Алексеич. Много среди киргиза людей верных, не столько среди знати, сколько простых пастухов да бедняков. Наприклад, они нам и в навигации полезны, ибо знают местность так, что по курганам да насыпям ориентир имеют. Сведения от них получаем, иные в ополчение рвутся, третьи просят защитить от хокандца или укрыть в пикетах и крепостцах.

– Вот, это меня и греет, Митрий Аванесович. Не только наши станицы нам пристало защищать. Наши мундиры обязывают защищать всех подданных империи. На сем, давай закусим и выпьем, а после я с тобой еще один тревожный слух обговорить хочу. – Сказал хозяин, когда лакей внес столик и водрузил его между кресел. Офицеры выпили, покряхтели и закусили.

В этот момент в кабинет, постучав в дверь, вошел адъютант Колпаковского и доложил о приходе есаула Бутакова со срочным донесением.

Есаул вошел в кабинет и щелкнул каблуками сапог. Он сначала сбегал к дому своего непосредственного командира Шайтанова, но, когда узнал, что тот гостит у начальника, явился сюда.

Казачий офицер держал в руках черную шерстяную папаху, вместо фуражки, с особыми красными околышами, хоть в Верном было еще жарко. Это объяснялось тем, что есаул регулярно наведывался в горы, в военные караульные кордоны, которые были разбросаны вокруг форта для предупреждения опасности. Он часто нес там смены, хоть и в последнее время начальство дергало его для более дальних заданий. В горах же, там, где повыше, уже шел нетающий снег и у кордонов было значительно холоднее, чем в долине, где располагался форт и выселки. Шаровары с отличительными красными лампасами, были заправлены в кожаные сапоги. На теле он носил гимнастерку, скрытую застегнутым поверху кафтаном, с узнаваемыми пеналами для патронов. Вида он был лихого, улыбался, не иначе, как есаул успел принять чарку согревающей водочки, спустившись с гор, а потом еще одну, узнав о том, что надо бежать дальше от дома Шайтанова к дому Колпаковского.

– Дозвольте доложить, ваше высокблагродие! – гаркнул Бутаков. Какое-то мгновение он не мог сообразить к кому обращаться: к своему строгому начальнику либо к главнокомандующему, поэтому он сосредоточил свой взгляд на привлекательнейший запотевший фужерик с водкой на столе, аккурат между двоими офицерами.

– Докладывай, есаул, и не зыркай, а то окосеешь! Ух, ярыга! – буркнул Шайтанов, видя раскрасневшиеся щеки Бутакова и его осоловелый вид.

– Ваш высокблагродие, ноня на кордоне небольшая стычка была… То бишь и не стычка вовсе, так… схлестнулись с одной шайкой. Взяли языка.

– Какая стычка? Какого языка? А ну, гутарь толком, не то я вот этой вот палочкой по твоему хребту пройдусь! – неприятно медленно и размеренно пообещал Шайтанов, указав на кочергу.

– Слушаюсь, ваш высокблагродие. Вечером, сталбыть, часа с два назад, была замечена вооруженная шайка. Дык мы было испужались, авось хан уже туточки!? Затаились. Насчитали двадцать два конных, при луках и дубинах. Шли неуверенно, таились, оглядывались. Вот я и решил, что не могут они быть хокандцами. Поскакали им навстречу – трое нас было, сталбыть. «Стой», – кличу, – «кто такие, откудова?». Они – наметом от нас. Пальнули мы в воздух, так эти потикали в разные стороны. Догнали, взяли одного. Оказался киргиз, токмо зелен совсем.

– Ну, допросили?

– Допросили, ваш высокблагродие. Показал, что много таких шаек собрано по разным аулам. Кому беки приказали сбиться, кто самолично выдумал гуртоваться. Набрехал, что пришли присоединяться к войску русского князя. Это к вам, сталбыть, ваш высокблагродие, – Бутаков кивнул Колпаковскому. – А я разумею, что рыщут, чем бы поживиться. Сумневаются в нашей силушке.

– Тебя, есаул, не спросили, что ты там разумеешь. Иди с Богом! – нахмурился Шайтанов.

– Постой, есаул. Много шаек, говоришь? На кордоне, прямо возле Верного? Из какого рода киргизы? – спросил Колпаковский.

– Не могу знать, ваш высокблагродие. Но, шайки есть. Это мне от моих казачков известно. У Каскеленского выселка бродят и дальше, до Узун-Агачского пикета. Казаков избегают, но на паскудных делах покуда не ловились. Но, рыскают, ваш высокблагродие, рыскают уже у Верного.

– Вон как! – искренне удивился Герасим Алексеевич.

– Вооружились и выжидают, чья возьмет! – в сердцах стукнул кулаком по столику Шайтанов.

– Необходимо усилить кордоны, господа, – Герасим Алексеевич встал, за ним поднялся и Шайтанов. – До завтра свободен, есаул. Утром выступаете! Готовьте свою сотню.

– Слушаюсь, ваш высокблагродие! – вытянулся довольный Бутаков и вышел вон.

Подполковники выпили еще по одной.

– Митрий Аванесович, слушай приказ. Жителей станиц строго настрого предупредить. За выселки далеко не ходить по одному, только человека по три, не меньше, с собой иметь холодное или огнестрельное оружие, для пущей безопасности. А то не далее, как нынче утром видел бабу, бродит, красавица, одна-одинешенька выше по течению Алматинки, песни распевает! Будто и не слыхивали, что орда у наших порогов! Пресечь!

– Слушаюсь, усилим кордоны и разъезды. Чи завтра выступаем?

– Не торопись, Митрий Аванесович. Мы пока повременим. Но, укрепления к западу надо пополнить. Я с тобой вот что хотел обговорить. Есть у меня информация, непроверенная, хлипкая, но все же… Зело тревожная. Из самой Бухары известия, да не от татар наших, кои могут и приукрасить, и приуменьшить, смотря по своей коммерческой надобности, а от моих давних знакомцев из уйгуров. В свое время я им помощь оказал, так что мы состоим в отношениях и поныне.

Шайтанов был заинтригован. Он целиком проглотил соленый огурчик и разлил по рюмкам водку. Выпили и Шайтанов снова закурил папиросу, всем видом показывая глубокую заинтересованность и внимание.

– Сии источники сообщают, Митрий Аванесович, о большой активности британских миссий на той территории. Есть сведения о купеческих операциях англичан. Есть вероятность, что наши британские недруги будут поставлять новейшие ружья, боеприпасы и артиллерию для этого магометанского эмирата. Думаю, ты сообразил, что не против своих соседей они будут направлены, а против нашей отчизны. Поговаривают и об оттоманских эмиссарах, якобы взявших на себя обучение эмировых туленгутов52 ведению войны по-европейски.

– Тю!

– Хива, Бухара и Хоканд, скажем так, недалеко и равноудалены от наших границ. Ты говорил о ружьишках да пушчонках в наличности у ханских войск. Вот я и вспомнил о тех донесениях. Что если и до хокандского хана добрались англичане и турки, их военные, пушкари, инженеры? Тогда, есть вероятность, что его войско окажется гораздо сильнее и, главное, еще увереннее в себе. Боевой дух, известно, это уже полпобеды. Если при них английские да турецкие военные и вооружения, то нам еще туже придется…

– Хм-м, – задумался Шайтанов. Вести всерьез взбудоражили этого воина, но он нашел в себе стойкости для шутки: – а токмо оттоманские вояки нам не дюже опасны! Бивали их на Балканах, на Кавказе, и здесь побьем!

– Это так, Митрий Аванесович! – улыбнулся Колпаковский. – Только вот английские ружьишки показали свою силу в Крыму53. А ведь не так много лет прошло! Сколько храбрецов сложили там свои головы! Готовы ли мы встретить такую силищу здесь, в далеком и полупустынном нашем Семиречье?

– Упаси Боже, Герасим Алексеевич! – истово перекрестился Шайтанов. – Но как же так? Англичане за Памиром, а мы туточки.

– Тем англичане и берут. Пока они за Памиром, а мы за магометанскими ханствами. Они будут травить сии несметные и храбрые орды против нас, пока сами не достигнут наших пределов, поглотив всю Азию, своих недавних союзников и подельников.

– Нельзя этого допустить! Надобно зараз писать донесение Густаву Христиановичу54! Надобно довести в Петербург!

– Не торопись, мой друг. Как я уже говорил, сведения мои не крепкие, хоть лично я не вижу оснований для сомнений. Но генерал-губернатор может засомневаться в источниках при полном своем праве.

– Что же делать? – спросил Шайтанов.

– Встречать хана. Или его сераскера, кто бы там ни был. Сейчас это первая наша задача. Мы должны отстоять Семиречье, пусть ценою жизней, Митрий Аванесович. Подкрепления нам ждать не приходится. Придется пока растягивать силы, рассчитывать на свою стойкость… и на поддержку киргизов.

– Буде киргизы встали б с нами вкупе, следуя присяге, дык мы бы отбросили хана без дюжего усилия. Три-четыре тысячи сабель кочевников нам бы пособили, а, Герасим Алексеич?

– Это верно. Но, я все же рассчитываю на киргизов и поверь мне, Митрий Аванесович! Они будут с нами, когда возникнет нужда. А пока: на Бога надейся, да сам не плошай!

Напомнив Шайтанову о необходимости усилить разъезды и кордоны вокруг Верного, Герасим Алексеевич простился со своим другом и принялся составлять очередное донесение генерал-губернатору в Омск.