Читать книгу Джейн Эйр - Шарлотта Бронте - Страница 8

Следующий день начался так же, как предыдущий, мы встали и оделись при свете свечи. Но в это утро мы были избавлены от церемонии умывания – вода в кувшинах замерзла. Погода изменилась с вечера, и резкий северо-восточный ветер, продувая сквозь щели в окнах нашей спальни, заставлял нас дрожать в постелях и превратил в лед содержимое кувшинов. Я чувствовала, что изнемогаю от холода.

Наконец настало время завтрака. На этот раз каша не пригорела, она была съедобна, но как ее было мало, какой маленькой показалась мне моя порция! Я желала, чтобы она была вдвое больше. В этот день я была зачислена ученицей в четвертый класс, и для меня начались регулярные занятия. До сих пор я была только зрительницей в жизни Ловуда, теперь я сделалась в ней действующим лицом. Вначале уроки показались мне длинными и утомительными, так как я не привыкла учить наизусть, частые переходы от одного предмета к другому смущали меня. Я была очень рада, когда около трех часов пополудни мисс Смит дала мне иглу, наперсток, полосу батиста в четыре фута длиной и, показав, как его подрубать, усадила меня за работу в отдаленный угол классной комнаты.

В этот час большинство воспитанниц шили, только ученицы одного класса, стоя вокруг стула мисс Скетчерд, продолжали чтение. Так как в классной комнате было совершенно тихо, то можно было ясно слышать, что читали, как каждая ученица справлялась со своей задачей и как мисс Скетчерд выражала свое порицание или похвалу. Читали историю Англии. Среди читавших я заметила и мою новую знакомую. В начале урока ее место было во главе класса, но за какую-то ошибку в произношении или невнимание к знакам препинания она сразу была отослана на последнее место. Но даже и там мисс Скетчерд беспрестанно обращалась к ней с замечаниями:

– Бернс (это была ее фамилия, здесь всех девочек звали по фамилии), Бернс, ты опять сутулишься, выверни сейчас же носки наружу! Бернс, зачем ты так безобразно выставила вперед подбородок, убери его! Бернс, держи голову прямо, я не хочу тебя видеть в такой позе! – и так далее, и так далее.

После того как глава была прочитана дважды, мисс Скетчерд велела закрыть книги и начала опрос. Прочитанная глава описывала эпоху царствования короля Карла I. В ней затрагивались вопросы торговых налогов и таможенных правил. Большинство девочек не были в состоянии отвечать, одна Бернс разрешала все затруднения всякий раз, когда к ней обращались: она, казалось, удерживала в памяти все содержание урока, и у нее был готов ответ на все вопросы. Я ждала, что мисс Скетчерд похвалит ее за внимание, но вместо того она вдруг закричала:

– Ты грязная, противная девчонка! Ты не вычистила ногти!

Бернс ничего не ответила. Ее молчание удивило меня. «Почему, – подумала я, – она не объясняет, что не могла сегодня чистить ногти и мыться, потому что вода замерзла?» Мое внимание было в эту минуту отвлечено мисс Смит, которая попросила меня помочь ей размотать клубок ниток. За этим занятием она время от времени заговаривала со мной, спрашивая, была ли я когда-нибудь раньше в школе, умею ли метить, вышивать, вязать и так далее. Пока она меня не отпустила, я не могла продолжать своих наблюдений над мисс Скетчерд. В ту минуту, когда я возвращалась на место, она отдала какое-то приказание, смысла которого я не поняла, но Бернс сейчас же вышла из класса в маленькую боковую комнатку, где хранились книги. Через минуту она вернулась оттуда, держа в руке пучок розог, связанных у одного конца. Передав это зловещее орудие мисс Скетчерд с почтительным поклоном, она спокойно, не дожидаясь приказания, развязала свой передник, и на плечи ее немедленно посыпалась дюжина ударов, направленных суровой рукой учительницы. Ни одна слеза не выкатилась из глаз Бернс, а я тем временем не могла продолжать работу, потому что пальцы мои дрожали от бессильного гнева при виде этого зрелища. Ни одна черта ее задумчивого и грустного лица не изменила обычного выражения.

– Ленивая неряха! – воскликнула мисс Скетчерд. – Сколько можно отучать тебя от твоих дурных привычек. Унеси обратно розгу!

Бернс повиновалась. Когда она возвращалась в классную комнату, я посмотрела на нее пристально, она в эту минуту прятала в карман носовой платок, и на ее бледных впалых щеках я заметила следы слез.

Час игр под вечер был для меня самым приятным часом в течение всего дня в Ловуде. Кусок хлеба с кофе в пять часов несколько оживили меня, хотя и не утолили голода. Утомительное напряжение целого дня спало. В классной комнате было теплее, чем утром, – огонь в каминах горел несколько ярче. Красноватое пламя каминов, всеобщее оживление, смешанный гул множества голосов – все это придавало комнате уют и возбуждало во мне сладостное чувство свободы. Вечером того дня, когда мисс Скетчерд так жестоко наказала Бернс, я бродила одна среди скамеек, столов и смеющихся групп девочек, но не чувствовала себя одинокой.

Проходя мимо окон, я подымала шторы и выглядывала во двор. Снег падал крупными хлопьями, местами вдоль стен уже образовались сугробы. Прикладывая ухо к окну, я сквозь веселый гам, наполнявший комнату, могла слышать унылое завывание ветра снаружи. Если бы я, отправляясь в школу, покинула родной дом и любимых родителей, то в этот час я бы сильнее всего чувствовала всю тяжесть разлуки. Завывание ветра наполнило бы тяжестью и грустью мое сердце, мрак и хаос, окружавший меня, смутили бы покой моей души. Теперь же мною овладело какое-то странное возбуждение, лихорадочное и беспокойное, мне хотелось, чтобы буря ревела еще громче, чтобы полутьма сменилась полным мраком и гул, окружавший меня, превратился в вопли и крик.

Перепрыгивая через скамьи и перелезая под столами, я добралась до одного из каминов. Там на коленях перед решеткой камина молча, не замечая того, что делалось вокруг, сидела Бернс, вся углубленная в книгу, которую она читала при слабом свете пылающих угольев.

– Это все еще та же книга? – спросила я, подходя к ней.

– Да, – сказала она, – я как раз кончаю ее.

Через пять минут она захлопнула книгу. Я была этому рада. «Теперь, – подумала я, – может быть, заставлю ее разговориться». Я села рядом с ней на пол.

– Как тебя зовут?

– Элен.

– Ты приехала издалека?

– Из Шотландии, с севера.

– Ты когда-нибудь вернешься обратно домой?

– Я думаю, что никто не может знать, что будет. – Ты, должно быть, хотела бы уехать из Ловуда?

– Нет, почему мне хотеть этого? Меня отправили в Ловуд, чтобы я получила хорошее образование. Было бы совершенно бесполезно уезжать отсюда раньше, чем достигну цели.

– Но эта учительница, мисс Скетчерд, так жестока с тобой!

– Жестока? Вовсе нет! Она только терпеть не может моих недостатков.

– Если бы я была на твоем месте, я бы ее возненавидела, я бы не уступала ей. Я бы вырвала розгу у нее из рук и разломала на кусочки у нее перед носом.

– По всей вероятности, и ты бы ничего этого не сделала, а если сделала бы, мистер Брокльхерст выгнал бы тебя из школы, а это было бы большим огорчением для твоих родных. Гораздо лучше терпеливо переносить страдание, которого никто не чувствует, кроме тебя самой, чем сделать какой-нибудь необдуманный поступок. Дурные последствия распространяются на всех, кто близок к тебе, и кроме того, Писание учит нас платить добром за зло.

– Но ведь это позорно – быть наказанной розгами, быть поставленной на средину комнаты, наполненной людьми, а ты к тому же такая большая девочка. Я гораздо моложе тебя, но я не могла бы этого перенести.

– Но это было бы твоим долгом – перенести то, чего ты не могла бы избежать. Это слабость и безрассудство – говорить, что ты не можешь перенести того, на что тебя обрекла судьба.

Я слушала ее с изумлением, я не могла понять этого учения о терпении, еще меньше я понимала и одобряла кротость, с какой она относилась к своей мучительнице. Однако я чувствовала, что Элен Бернс видит вещи в свете, недоступном для меня. Я подозревала, что она, может быть, права, а я нет, и поэтому отложила обсуждение этого вопроса до более благоприятного времени.

– Ты говоришь, Элен, что у тебя есть недостатки, какие же это? Мне ты кажешься очень хорошей.

– Нет, на моем примере ты можешь убедиться, что не следует судить по внешности. Я, как говорит мисс Скетчерд, неряшлива. Я редко привожу в порядок свои вещи и никогда не поддерживаю порядка. Я невнимательна, я забываю правила приюта, читаю, когда надо учить уроки. Я не умею управлять собой и подчиняться, а иногда говорю, как и ты, что не могу переносить необходимости подчиняться раз заведенному порядку. Все это очень раздражает мисс Скетчерд, которая от природы очень аккуратна.

– И резка, и жестока, – прибавила я, но Элен Бернс не хотела согласиться с моим замечанием, она молчала. – А мисс Темпл разве так же строга с тобой, как мисс Скетчерд?

При упоминании имени мисс Темпл мягкая улыбка осветила серьезное лицо Элен.

– Мисс Темпл сама доброта. Для нее мучение быть строгой по отношению к кому-нибудь, даже к самой скверной ученице во всей школе. Она видит мои недостатки и ласково указывает их мне, а если я заслуживаю похвал, то она не скупится на них. Самым лучшим доказательством моей негодной, дурной натуры может служить то, что даже ее упреки, такие разумные и кроткие, не могут излечить меня от моих недостатков. Даже ее похвала, которую я ценю больше всего, не может заставить меня быть внимательнее и аккуратнее.

– Не понимаю, – заметила я, – ведь так легко быть внимательной.

– Для тебя это, без сомнения, легко. Я наблюдала за тобой сегодня утром во время урока и видела, что ты была очень внимательна. Твои мысли, казалось, никогда не бродили в другом месте, в то время как мисс Миллер объясняла урок и спрашивала тебя. Мои же мысли всегда где-нибудь бродят. Когда я должна следить за объяснениями мисс Скетчерд и стараться запомнить все, что она говорит, я часто даже перестаю слышать звуки ее голоса. Я точно впадаю в сон. Иногда мне кажется, что я на родине, и шум, который я слышу вокруг себя, это журчание ручейка, протекающего недалеко от нашего дома. В эти моменты, если до меня доходит очередь отвечать, я сначала должна проснуться и прийти в себя. Прислушиваясь к журчанию воображаемого ручейка, я не слышу ничего из того, что читалось в классе, и не знаю, что ответить на вопрос учительницы.

– Однако ты так хорошо отвечала сегодня после обеда.

– Это было совершенно случайно: меня интересовало то, о чем мы читали в классе. Сегодня после обеда вместо того, чтобы мечтать о родине, я думала о Карле Первом. Он искренне желал делать только добро, но поступал порой так несправедливо и неумно. Я думала: «Как жаль, что при всей своей честности и добросовестности он заботился только о сохранении власти и короны. Если бы он был более дальновиден, если бы он мог понять, чего требовал дух времени!» И все-таки я уважаю и люблю Карла Первого, бедного казненного короля! Его враги были во сто крат хуже, пролив кровь, которую не имели права проливать. Как они смели убить его!

Элен теперь говорила сама с собой. Она забыла, что я не могла ее понять, ведь я совершенно не знала или почти не знала того, о чем она говорила. Я навела разговор на более близкую мне тему. – А во время урока мисс Темпл твои мысли тоже бродят где-нибудь в других местах?

– Нет, конечно нет, очень редко мне случается замечтаться на ее уроках. Мисс Темпл всегда умеет рассказать что-нибудь более интересное, чем мои собственные размышления. Мне очень нравится ее манера говорить, и часто она рассказывает именно то, что я хотела бы узнать.

– Значит, по отношению к ней ты себя ведешь хорошо?

– Да, но я не делаю для этого никаких усилий, только повинуюсь своим желаниям. Но ведь в этом нет никакой заслуги.

– Напротив, большая заслуга: ты добра к тем, кто добр к тебе. Только так и можно относиться к окружающим. Если мы будем постоянно прощать жестокое и несправедливое отношение к себе, то злые люди всегда будут побеждать, они не будут исправляться, но будут становиться все хуже и хуже. Если нас бьют ни за что, мы должны ответить на удар со всей силой. Я уверена, что мы должны так поступать, чтобы убедить обидчиков никогда больше этого не делать.

– Я надеюсь, что ты изменишь мнение, когда вырастешь. Ты еще ничего не понимаешь.

– Но я чувствую, Элен, что должна ненавидеть тех, кто ненавидит меня, несмотря на все мои усилия угодить. Я должна сопротивляться тем, кто наказывает меня несправедливо. Это так же естественно, как любить тех, кто любит меня, или принимать наказание, если оно заслужено.

– Язычники и дикие племена следуют этому правилу, но христиане и цивилизованные народы не признают его.

– Как это? Я не понимаю.

– Нельзя насилием победить ненависть и нельзя местью залечить обиды.

– Чем же?

– Читай Новый Завет и обрати внимание на то, что Христос говорит и как он поступает. Пусть его слова будут для тебя правилом, а его поступки – примером.

– Что он говорит?

– Он говорит: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас».

– Тогда я должна любить миссис Рид, а я этого совершенно не могу. Я должна благословлять ее сына Джона, а это невозможно. Элен Бернс спросила меня, что это значит, и я сейчас же начала рассказывать ей всю историю моих страданий и обид. Возбуждаясь, я всегда становилась резкой и несдержанной, и теперь дала полную волю своим чувствам. Элен терпеливо выслушала меня до конца. Я ожидала, что она скажет что-нибудь, но она молчала.

– Ну? – спросила я нетерпеливо. – Разве миссис Рид не злая, бессердечная женщина?

– Она, без сомнения, была не добра к тебе, потому что, видишь ли, ее отталкивал твой характер, точно так же, как мой характер отталкивает мисс Скетчерд. Но до каких мелочей ты помнишь все, что она сделала и сказала тебе! Какое глубокое впечатление ее несправедливость, по-видимому, произвела на тебя! Никакая обида не может задеть так глубоко мои чувства. Может быть, ты станешь счастливее, если забудешь ее суровость, так же как и всю неприязнь, вызванную ей? Жизнь кажется мне слишком короткой, чтобы тратить ее на разжигание вражды и злобы и запоминание всех перенесенных обид. Все мы рождаемся на свет с недостатками, но я глубоко верю, что наступит время, когда мы отбросим их вместе с нашей земной оболочкой. Наши проступки и грехи отпадут от нас вместе с нашей плотью, и останется только дух, такой же чистый, как в тот момент, когда Создатель пустил его на землю и вдохнул в нас дух жизни. Он вернется туда, откуда пришел. Я верю в это и крепко держусь этой веры, потому что она заключает в себе надежду, она превращает вечность в покой и мир, а не в полную ужаса бездну. Кроме того, эта вера дает мне возможность отделять преступника от его преступления. Я искренно прощаю первого и отворачиваюсь от второго. С этой верой никогда жажда мести не терзает моего сердца, обида не задевает меня глубоко и несправедливость не может меня уничтожить. Я живу в мире и с надеждой смотрю на конец земной жизни.

Голова Элен, всегда несколько опущенная, поникла еще ниже, когда она произносила последние слова. Я видела по ее глазам, что она не хочет продолжать разговор со мной, а предпочитает остаться наедине со своими собственными мыслями. Но ей не дали времени на размышление: одна из старших, крупная, грубая с виду девушка, подошла к ней со словами:

– Элен Бернс, если ты сию минуту не пойдешь и не приведешь в порядок своего ящика и не сложишь своей работы, я позову мисс Скетчерд, чтобы она полюбовалась на твой беспорядок!

Элен вздохнула при этих словах, так грубо вернувших ее к действительности, встала и молча пошла исполнять приказание старшей.