Читать книгу Срок Серебряный - София Ильинична Парипская - Страница 18

Часть вторая. Северодвинск – Ленинград (1980–1989  гг.)
Личный состав требовал рассказов

Оглавление

За три дня до отлёта на новое место службы меня вызвали в отдел кадров академии и там познакомили с начальником медицинской службы Беломорской военно-морской базы (сокращённо – начмедом БВМБ) Илларионом Юрьевичем Старцевым.

Он сразу покорил меня своей энергией. Необыкновенно обаятельный и решительный. Вопросы так и посыпались.

– Женат? Если да, квартиру сразу получишь. Нет? Ничего, невест у нас полно. Поморки – они красавицы, чистые душой, ответственные. Квартиру, значит, получишь позже. Наш ресторан «Белые ночи» не оставит тебя без женского внимания. У, там мекка для холостых офицеров, да и для женатых тоже.

Он живо осыпал меня преимуществами моей будущей службы и попрощался – торопился на рейс в Архангельск.

И вот я прилетел в Архангельск, потом ехал сорок минут на машине, которую прислали за мной, и прибыл в Северодвинск. Меня подвезли к госпиталю. Я увидел четырёхэтажное здание массивной сталинской постройки. На проходной мне объяснили, как пройти в кабинет к начмеду Старцеву. Я зашёл к нему и представился:

– Здравия желаю, товарищ полковник. Капитан медицинской службы Лоевский. Представляюсь по случаю прибытия для дальнейшего прохождения службы.

Он так мне обрадовался, как будто не видел меня вечность, а всего-то прошло несколько дней с момента нашей встречи.

– Хорошо. Ох, как ждём тебя. Надо предшественника твоего отпускать. Его уже заждались на Новой Земле. Пошли, представлю тебя начальнику госпиталя подполковнику Андрееву Петру Даниловичу.

Кабинет начальника госпиталя находился напротив кабинета начмеда. Далеко идти не пришлось. Старцев открыл дверь, и мы вошли.

За столом сидел худощавый лысоватый подполковник, справа располагался толстый офицер с обрюзгшим лицом, на котором висела недовольная мина, – это был главврач.

– Ещё один академик на мою голову, – пробурчал он.

– Товарищи офицеры, разрешите представить нового начальника хирургического отделения Лоевского Илью Семёновича, – проговорил Илларион Юрьевич.

Я только открыл рот, чтобы сказать всем: «Здравствуйте, товарищи офицеры», как в тот же самый момент распахнулась дверь, заглянула медсестра и сказала, что хирурга надо срочно в приёмный покой. Привезли солдата с тяжёлой травмой. Все посмотрели на меня.

– Вот вам и боевое крещение. Идите, работайте, а мы посмотрим, кого нам прислали, – скомандовал Андреев.

«Сильно, – подумал я, – коронный номер. Только заступаю на новую должность, и сразу в оборот».

Тогда на Камчатке, в моей бухте Бечевинской, когда я заступил на должность начальника хирургического отделения в лазарете нашей базы, в первый же день в ординаторскую влетела мать с годовалым ребёнком на руках, лицо ребёнка было синего цвета. Явная асфиксия. Он вдохнул детальку от детской мозаики. В первые секунды я почувствовал ступор вперемешку с отчаянием – ведь у меня любой инструмент был размером с этого малыша. Но потом сообразил, вспомнил, как акушеры, чтобы ребёночек закричал, переворачивают младенцев вниз головой и бьют их по попке. Я проделал то же самое, ребёнок заорал, кашлянул, деталька вылетела из трахеи, ребёнок порозовел, глазки заблестели, и я передал его на руки счастливой мамаше.

Так же и здесь: очень живенько началась моя служба. Пациента этого я запомню надолго. На носилках лежал бледный солдат, его лоб был покрыт крупными каплями пота, губы закушены до крови, пульс за 130 ударов в минуту. Налицо болевой шок. Что же произошло с ним? Сопровождающий сообщил, что солдат был в траншее, и туда сползла бетонная плита, которая придавила его ноги. На рентгене я увидел, что обе берцовые кости сломаны. Вот тебе на, хорошо начинается первый рабочий денёк.

Моя специализация – хирург-абдоминальщик, [3] а тут такой тяжёлый травматологический случай. Хорошо, что учили нас нормально, курс по травматологии у нас был насыщенный, и сачковать нам не давали.

Ко мне подошёл начальник анестезиологического отделения Фердинанд Джангирович Селюков.

– Не волнуйтесь, коллега, у нас вполне солидная контора, мы хорошо оборудованы, сейчас я его заинтубирую, из шока выведу, а дальше уж дело за вами.

Профессиональная уверенность Фердинанда настолько мне понравилась, что я сразу понял: у меня здесь надёжный тыл.

Я отобрал все необходимые инструменты и в течение операции в сломанные кости обоих бёдер загнал по гвоздю Кюнчера. Гвоздь Кюнчера представлял собой металлический штырь с одним острым краем, а на другом конце отверстие, за которое его можно извлечь из кости после её срастания.

Через час после операции раздался звонок из Североморска, на связи был главный хирург Северного флота. Он сказал: «Ну что, Лоевский, говорили мне, что ты толковый парень, и я рад, что это так. Рассказывай, что ты сделал?» Я доложил ему об операции. Он стал сразу орать: «Ты что, ненормальный? На хрена надо было оперировать сразу обе ноги, а если бы он не выдержал, а если бы жировая эмболия?» Я настаивал, что я прав, всё же прошло нормально. «Ты прекрати мне эту идиотскую практику: победителей не судят. Имей в виду, ещё один такой фокус, и я тебе башку оторву. Я буду строго за тобой следить, капитан медицинской службы».

Мой первый больной вышел из наркоза, стабилизировался, и моя премьера удалась на славу.

С ординаторами моего отделения (а их у меня было четыре) я сразу сблизился. После операции моего бедолаги-солдата мы сидели у меня в кабинете, пили чай с пирожками из местной столовой и долго разговаривали.

В основном вещал я. Всех интересовало, чтó я делал до Северодвинска. К нам присоединилась дежурная смена медсестёр отделения, их мне представила старшая сестра Тамара Васильевна.

И я им рассказывал весь длинный вечер, как начинал работать начальником хирургического отделения лазарета на Камчатке. И про мамашу с младенцем, и как на следующий день папаша малыша прилетел ко мне с коньяком. С того дня и началась моя коньячно-икорно-крабовая эпопея благодарностей от пациентов.

– Вот так, коллеги, я мастер дебютов.

– Илья Семёнович, в вашем отделении, то есть здесь, у нас, общехирургические койки, травматологические и урологические. И ещё пять коек акушерско-гинекологических.

– Друзья, это для меня не внове. Справимся. Весь мой путь в хирургии был от «пятки до лопатки».

Я продолжил рассказывать о своих случаях на Камчатке. Как вечером в мой дебютный день в лазарете оперативный дежурный сообщил мне, что к нам в бухту зайдёт танкер, на борту которого женщина-матрос с маточным кровотечением после попытки самостоятельного аборта. Звоню дежурному гинекологу в Петропавловск. Он мне: «Выскобли её и забудь!» Я ему ору в трубку: «Да я только пару раз ассистировал в академии на курсе гинекологии, у меня нет практики». На что его ответ: «Ну не скобли». Я ему: «Так ведь умрёт!» А он: «Ну тогда скобли. Я по телефону за тебя это не сделаю». И дежурный гинеколог отключился. Так тогда я сделал первый аборт.

– Дальше рассказывать? – спросил я, так, просто из скромности, мне абсолютно не свойственной.

Под возгласы всеобщего одобрения и к моему большому удовольствию я продолжал красочно описывать свою хирургическую камчатскую жизнь. На следующее утро меня позвал начальник тыла базы и сказал, что только я могу помочь его горю. В свинарнике полно поросят, которым скоро будет месяц, и их надо ставить на учёт, а до этого кастрировать. Я хирург, и это моя обязанность. Пришлось кастрировать. Гонорар за эту операцию мною был получен – молочный поросёнок и отрезанные яйца. Кстати, зажаренные – прекрасная закуска. Берёшь их, разрезаешь пополам – и на сковородку. Нежнейшая вещь.

Так и протекала моя камчатская хирургическая жизнь. Днём были плановые операции. Однажды начальник лазарета сказал, что в поликлинике меня ждут люди с зубной болью, а так как наш стоматолог уехал на учёбу на полгода, то его обязанности буду исполнять я. У зубного кабинета сидело пять человек, которым я объявил, что могу только удалить зуб. Ушли все, кроме одного, который был так измучен зубной болью, что терять ему было нечего. Изрядно намучив себя и его, зуб я удалил. За полгода отсутствия стоматолога я в совершенстве научился удалять любой зуб.

Я заболтался. Но мой новый личный состав требовал ещё рассказов. Никто не хотел расходиться. Жаль, что с подчинёнными нельзя выпивать. Продолжали пить чай. Я попросил кофе – и вдруг на первом же глотке как будто обжёгся. Я вспомнил, что Инга-то кофе не любит. Её образ мелькнул у меня перед глазами, и внутри заныло. Я сам себе поразился: оказывается, Инга со мной, я её не могу забыть.

Я продолжал рассказывать свои камчатские истории. Зимой у нас в бухте заметало так, что от столбов электрической линии торчали только конусные верхушки, машины двигались по дороге, как в снежном туннеле. Когда задувало, идти было практически невозможно. На противоположном берегу нашей бухты на высокой сопке располагался дивизион ракетчиков, им раз в полгода вертолётами доставляли продовольствие, вооружение, никаких дорог туда не было. И вот однажды в такую пургу меня вызывают: у женщины там, на сопке, кровотечение. Эвакуировать её невозможно, пурга будет ещё неделю, и вертолёту не долететь. Что ж, пойду пешком. Набираю матросов из экипажей по пять человек с разными группами крови, благо, все моряки обследованы. Выбрал самых физически здоровых. Загрузился инструментом, растворами, оделись потеплее – и пошли. Первая пятёрка утрамбовывает снег в течение пяти минут, затем уходит в хвост нашей группы. За ней следующая пятёрка. И так за восемь часов мы забрались на эту чёртову сопку. Матросы совсем обессилели, одного даже пришлось тащить на себе. Меня берегли и в «тропящую» группу не брали. Помощь я женщине оказал, ей понадобилась первая группа крови. И каждый год, когда сходил снег и таял лёд, её муж раз в неделю спускался к берегу, доставал крабов из краболовки и закидывал мне с десяток самых крупных.

Мы с новыми сослуживцами засиделись до полуночи. Кажется, я произвёл впечатление на своих работников. Я бы мог ещё и ещё рассказывать, но решил оставить до будущих посиделок. На меня смотрели с восхищением, до обожания было далеко, но всё у меня впереди.

Спать я остался у себя в кабинете. Из-за срочной операции с солдатом не было времени разместиться в комнате, которую мне выделили в доме недалеко от госпиталя.

Назавтра весь персонал госпиталя обсуждал рассказанные мной байки, потому что в женских коллективах секретов нет.

Вечером следующего дня после работы я поставил свой чемодан в комнату в двухкомнатной квартире, куда две недели назад въехал тоже новый назначенец, заместитель Старцева. Звали его Валера Хомич. Он оказался выгодным соседом. Во-первых, он умел готовить, во-вторых, он был рыбак. И хотя в магазине продавались только утиные тушки деревянной кондиции (очевидно, из госрезерва тридцатилетней давности), он прекрасно тушил эту дичь с капустой. А после рыбалки на выходных он баловал меня ещё и ухой, и жареной рыбой.

В Северодвинске я вроде пришёлся ко двору. Коллегам-офицерам, начальникам отделений и руководству госпиталя я «накрыл поляну», мы хорошо посидели. Все ребята были доброжелательные, кроме главврача, который и здесь продолжал бубнить: «Гуляйте, а завтра я проверю, какие вы придёте на службу. А ты, новоиспечённый начальничек, запомни: я требую писать слово „катарральный“ с двумя „р“». На что я ему ответил, что если «хер» написать с двумя «р», то длиннее он не станет, чем вызвал смех коллег и нажил себе непримиримого врага.

3

Специалист по заболеваниям и травмам органов и стенок брюшной полости.

Срок Серебряный

Подняться наверх