Читать книгу Срок Серебряный - София Ильинична Парипская - Страница 19

Я сижу в училище у себя в кабинете, тихонько всхлипываю от неизвестности, от непонимания, чтó мне делать дальше со своей личной жизнью. Заходит наша выпускница Надя, высокая, статная черноволосая казачка. Она окончила наше училище, распределилась в управление садово-паркового хозяйства Дзержинского района Ленинграда и пришла поделиться своими новостями. Увидев моё размазанное лицо в слезах, она деликатно отвернулась, стала рассматривать журналы.

Я встала, стёрла свои всхлипывания, надела маску «у меня всё зашибись» и подошла к зеркалу. Одеваюсь я на работу строго, в костюмчики с юбкой или брюками. Сегодня он у меня брючный, серый с розовой блузкой. Сочетание серого с розовым очень изысканно смотрится. Если бы не кислое выражение лица, то я выглядела бы очень даже мило.

– Инга Станиславовна, мы сегодня хотим к вам сюда подойти с тортиком, посидеть, почаёвничать.

Я своё плаксивое настроение окончательно спрятала и настроилась на Надину волну. Ровно три года прошло, как я вступила в должность освобождённого секретаря комсомольской организации в нашем училище, а Надя поступила к нам.

Полномочиями я была наделена неограниченными, выше меня был только наш директор, да и тот никогда не возражал, что бы я ни предпринимала. Мастера, конечно, вначале пытались мне указать моё место, но потом и они смирились с моим влиянием на жизнь всего коллектива училища – и педагогического, и ученического. А Надя стала моим главным помощником в организации всех мероприятий: как серьёзных, комсомольских, так и досуговых. Мы с ней работали дружно и весело.

– Надюша, поработаешь ты года три и вернёшься к нам мастером. А может быть, и на моё место придёшь. Ты станешь самым лучшим комсомольским вожаком.

– Инга Станиславовна, а помните наши соревнования между группами за лучшие показатели в учёбе и по практике, как мастера дрались между собой за первые места, за грамоты? Фи, какие были склоки. Нет, не хочу быть мастером. Вот как вы – хочу.

– Хорошо, схожу с тобой в наш райком, познакомлю тебя там с кем надо. Может быть, и пойдёшь по моей проторённой дорожке. У тебя получится. Только надо бы в институт тебе поступить на заочное, это обязательно.

– Когда нам с девчонками зайти можно?

– Давай завтра, сегодня вечером иду в театр. О! У меня идея: всех выпускников собирай, организую вам культпоход в театр, постараюсь достать контрамарки. Выберу такой спектакль, чтобы вы театр полюбили и почаще бегали туда, раз уж теперь в Ленинграде живёте.

– Можно мне предложить вам? Идите домой. Перед театром отдохнёте или причёску сделаете. А я с ребятами, новенькими, побуду, всё им расскажу и покажу.

Предложение было принято. Надя видела, что я поникшая, и в таком состоянии мне будет трудно знакомиться с новенькими. Голова моя забита предстоящим разговором с мужем, а после ещё надо собраться и пойти в Пушкинский (Александринский) театр на вечер, посвящённый Николаю Симонову.

Этот вечер, где будут чтить память великого трагика Александринки, я пропустить никак не могу. Бабушка мне рассказала, что будут показывать кадры из спектакля «Перед заходом солнца», который, к счастью, успели снять на плёнку. Я очень хорошо помню этот спектакль. В третьем действии Симонов сидел в кресле, завёрнутый в клетчатый плед, и слушал, что говорят ему его взрослые дети. А весь зал смотрел на его руки, и никаких слов не надо было: все чувства были высказаны через его руки. С тех пор прошло восемь лет, в последний раз Симонов вышел на сцену с этим спектаклем в 1972 году.

Как-то так сложилось, что и разговор с Игорем я наметила на сегодня. И вечер в театре сегодня. А почему я себе навертела такие планы? Наверное, специально. С разговором я тянуть не хочу, а после, в театре, отвлекусь, забудусь. Будем сидеть с бабушкой в партере, я буду держать её за руку, и все неприятности улетучатся.

Вошла в квартиру и взглядом сразу наткнулась на Игоря. Сидит угрюмый, в нелепой растянутой майке и пижамных штанах. Волосы длинные, тонкие и жирные, висят сосульками. Вот если бы он был женщиной, то точно бы встречал мужа в бигуди и в засаленном халате. Конечно, если подумать, может быть, и я виновата, что у него такой непривлекательный вид. А я и не хочу ничего менять, пусть одевается как умеет. Весь его вид не допускает мысли о сексе с ним…

А ведь случилось. Через несколько дней после моего возвращения из Ялты я с Игорем переспала. Захотелось сравнить, а вдруг мне с Игорем станет так же хорошо, как тогда в Ялте с Ильёй. Я ведь вернулась другая – чувственная, открытая. Но нет, не было той щедрости чувств, безумия, изнеможения от безмерного зноя. Какой зной? Ни жары, ни даже тепла. Я почувствовала, как обесчестила сама себя. И меня тогда в первый раз замутило, сразу после нашей близости.

Потом нежные взгляды Игоря встречали мою неизменную холодность, а на его ласковые слова я отвечала злыми колкостями. Моя бездушная придирчивость была некрасивой. Я металась, как зверёк в ловушке. И ещё каждое утро меня начала изматывать тошнота.

И вот сейчас я пришла домой и буду Игорю говорить, что не нужно продлевать наше общее плохое. Мы слишком уважаем, ценим друг друга, чтобы так небрежно относиться к нашим отношениям.

Я села на стул напротив мужа, и вместо того чтобы произнести мешанину из осторожных фраз, я абсолютно бескомпромиссно выпалила: «Я беременна. И хочу, чтобы ты сразу узнал, что не от тебя».

Я видела, что он бы с удовольствием меня ударил, в глазах вспыхнул мимолётный гнев, потом погас. Он сидит напротив, и вид у него жалкий: болезненный неудачник, которому не удаётся справиться с жизненной ситуацией, когда жена – стерва.

А я упивалась своим презрением к нему, такому мелкому. И это было совсем не интеллигентно, не по-доброму. Я была переполнена тщеславием. И, если разбираться, победитель я или побеждённый?

Я надела своё облегающее красное платье. Красный цвет символизирует полноту жизни. И я, полная желаний, ушла из старой жизни.