Читать книгу Измор - Соль Кэмпбелл - Страница 2

Воспрянувший от сна долголетнего, отнюдь не постельного, мучавшего сознание своими навязчивыми воззрениями и мыслями человек ужаснется после того, как придет к неизбежному выводу, что именно мы, рожденные в мире изобилия текста, смыслов, знаков и всемогущественных жестов, оказались в совершенно безнадежной ситуации, в которой значимость истины как таковой, а также информации теперь сужается и значительно деградирует. В самом деле, доныне наступление новой эпохи не взывало столько горячих речей, критики, полемики, сколько наблюдается сегодня. То, что отныне весьма емко обозначается как «смерть культуры», в действительности, есть победа удобопонятной информации. Здесь, однако, необходимо подчеркнуть, что самая смерть наступила с приходом постмодерна, который независимо от данных ему свобод, ведет себя как капризный подросток, коему все мало и мало. И относительно этого сравнения возникают патологические уродства, что он привнес, чье наличие напрочь отбивает желание разбираться в культуре. Потому некогда здравомыслящие люди пятятся назад при мысли о борьбе с современностью и как истинные философы-гуманисты принимают ее, становясь постлюдьми. Тем самым они показывают белый флаг говоря о бессилии и неверии в чистоту и потенциал собственного языка. А поскольку мертвеет вера в язык, мертвеет значение слова, что равносильно отсутствию правильной коллективной деятельности, общения и какого-либо интеллектуального развития, ведь если окружение человека бедно на мысли и слова, то человек, в худшем случае – невольно беднеет сознанием, в лучшем – живет с травмой.

Однако здесь извинительно заподозрить, что статус мертвой культуры неточен, поскольку существует множество талантливых, творческих людей, которые все-таки соблюдают естество прошлых лет; которые любят утонченность и естественность в искусстве. Важно упомянуть, что само понятие «культура», конечно, включает в себя этику, образование и многое другое, ибо культура – это не только набор правил, которые предписывают человеку, но и духовность человечества в целом. Вследствие чего, заявление о ее кончине ложно, потому как ее элементы многогранны, и для того, чтобы разрушить фундамент культуры, нужно нанести ущерб во всем строении.

В этом смысле ваше возражение справедливо, однако оно так же неточно. Несмотря на то что культура многообразна и, казалось бы, должна иметь значительную броню, чем искусство, которое диктуется модой, цивилизация находится в массовом застое. Люди стали грубее, излишне радикальны, примитивны в суждении или обозначении ценностей и все чаще и чаще в обществе господствует кретинизм: в суде, кинематографе, семье, творчестве, музыке. Проблема же состоит в том, что все эти вещи связанны между собой дефицитом мышления, проще говоря, мысль умирает, а взамен остается только примитив.

Отсюда следует, что мы воротились к началу письма: смерть мысли означает смерть слова; слово перестает использоваться всерьез и более употребляется как продукт, который передает лишь самые незатейливые задумки, идеи. А затем как конституция слова имманентна (присуща) свойству языка и, исключив одно из другого, вместе с тем умирает и сам язык. Совсем нетрудно догадаться, что речь здесь идет про “образную” смерть языка, родителя как самосознания, так и мысли; поэтому немаловажным остается процесс самовыражения посредством не только правильного мышления, но и научения, дабы индивидуум не только жевал культуру человечества, а к тому же создавал, анализировал. Все человеческие беды от незнания, от него же он боится, стенает и несчастлив, а несчастлив из-за отсутствия языка, ибо только знания развивают язык.

Массовый застой слова есть тот неизбежный период, что монотонно неисчислимым списком писателей предсказывался и продолжает предсказываться в попытках избежать этой медленной, но губительной деградации лингвистики и семантики. Значительным здесь представляется то, что самую проблему нельзя отнести к списку угроз, существующих среди конкретных народов или наций. Однако проблематика вполне ощутима и ее никак нельзя именовать постмодерном, поскольку он сообщает о времени, а не о его затруднительном положении. К тому же, сам контекст и употребление слова постмодерн будет нас лишь отвлекать от дальнейшего дискурса. Поэтому, на мой взгляд, самым подходящим и рациональным термином будет являться «безъязыкость», как слово четко обозначающее проблему и ее яркий образ.

Слово «безъязыкость» выбрано мной не случайно и должно иметь именно тот контекст, который вложен в него, как доходчивая метафора. Согласен, пояснять подобное донельзя избито, однако на то есть одна очевидная причина. Ввиду сложности нашей жизни, вся добродетель и деятельность могут описать нас как личностей фееричных, так и безынтересных. Начиная с поступков и заканчивая внешним видом, но неотъемлемым остаются два фактора: мышление индивидуума и то, что он желает им донести до общества.

В противовес безъязыкости существует множество не менее достойных терминов и слов, вроде: безграмотность, необразованность, малообразованность; но в действительности эти слова описывают скорее человека неученого, чем того же глупца или ротозея. В отличии от безграмотности, которое обозначает человека неумного, звучащего бессодержательно, быть может, подражателя и самозванца, и так же в отличии от необразованности, которое заключает отсутствие как образования, так и намека на грамотность, именно слово «безъязыкость» способно упорядочить и совместить в себе все то, что представляет из себя критикуемый нами образ постчеловека.

Положительно руководствуясь этими соображениями и возвращаясь к выбору данного слова, мы понимаем, что оно обретает совсем другой смысл, более лояльный и приемлемый. Ибо оно не только удобно в применении, но и к тому же, в нем существует потенциал, способный сверхточно раскрыть задеваемые в будущем темы, анализируя которые мы постараемся проникнуть много глубже патологии проблем, причин и, конечно, несчастий современника.

То, чем в совершенстве является безъязыкость, это не столько понятие констатирующее отсутствие языка, его понимания и естественного применения, сколько отражение мировоззрения индивидуума, кроме того эмоционального настроя, готовности действовать или бездействовать, думать или не думать, говорить ли правильно и красиво, или же наоборот, говорить некрасиво и просто. Помимо того, немаловажно упомянуть, что безъязыкость указывает на бессловесность, оно также обозначает неумение думать, двигаться вперед в интеллектуальном смысле. Вдобавок, из этого следует, что если человек не контролирует свой словарный запас, его пополнение, лаконичность и сдержанность, то именно он оказывается в самом проигрышном положении. Тот же самый дефицит новых слов, красивых слов, понятных слов, а также лексический застой будут в лишний раз говорить о страдальческом росте индивидуума, о обезличивании самого себя, поскольку человек не умеющий выражать свои мысли языком, словом или как-либо смотреть на свои проблемы меняя призмы и точки зрения, медленно глупеет, перестает быть живым. В сущности, владеть языком – значит владеть собою, своим телом и мыслью; если ты, например, достаточно читаешь, пишешь, то это полноценно раскрывает тебя как человека, осознающего силу и влияние языка, тем самым это предотвращает скудный образ жизни. Нетрудно догадаться, что отсутствие одного из вышеупомянутых случаев саморазвития способствует ментальному отсутствию языка, речи [безъязыкость]; сие исход делает человека легкоуправляемым, бедным на объяснения, того хуже убогим на воображение, и если уж на то пошло, это превращает его в бездействующую жертву.

Можно сказать, и то, и другое, и третье, поэтому, дабы вполне ясно обозначить свою точку зрения в последующих вопросах, мной для удобства будет использоваться слово безъязыкость, как термин трактующий отсутствие всякого воспитания, словарного запаса, «нормального» сознания. Необходимо еще раз подчеркнуть, что безъязыкость так же несет собой ответственность не только в речевом смысле, но и в осуществляемых действиях, безоглядно исходя из убеждений и ценностей, вложенных в картину мира знаний человека, которым он придает значение. Следует строго придерживаться сие понятия на протяжении всего сказа, одновременно важно представляется упомянуть, что такие слова как – «язык», «речь», «слово», «грамотность», «мысль» и их форменное склонение, видоизменение будут косвенным проводником самого термина-слова, исходя из нижеследующего контекста.

Итак, довершая это негласное вступление, должен сказать, что это было необходимо, дабы исключить последующие хуления.

***

В логико-философском трактате Л. Витгенштейна [1] отлично выказана одна простая, но меткая мысль о языке, а именно: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать» [2], ибо будет крайне сложно опровергнуть тот факт, что словесная речь – это ощущаемое целое, объединяющее, так сказать, синхронизирующее весь наш интеллект, всю нашу натуру вместе с переживаниями, способностью мыслить, ощущать и самообразовываться и, в конечном итоге заключая само себя словом, горько лежа на оконечности кончика языка.

Сам язык содержит в себе изначальную, словно запрограммированную природную мудрость: слово, выговариваемое языком, преобладает силой внушения и двусмысленности, будто по чьему-то мановению оперируя между актом осмысления и говорения, потому оно исходит ударением, выражая само себя тотчас в речи, как исход мысли.

Подчеркивая значимость вышеописанного, мы делаем вывод, что, во-первых, мышление – есть не исключаемая функция человеческого сознания, которое неразрывно связано с языком и которое, в особенности, влияет на действия человека. Убедиться в истинности этого суждения мы можем исходя из вводного курса по логике [3]. Во-вторых, язык – средство повседневного общения людей, средство общение в научных, литературных и практической деятельности; кроме того, языку свойственно хранение информации, он так же есть априорное средство познания, и может выражать чувства, эмоции. Язык – это цельная система через знаки, жесты, категории, предикаторы (знаки, слова и словосочетания, обозначающие свойства предметов). Таким образом, мы можем теперь сказать, что язык – это непросто сложная знаковая система, но и в равной степени то, без чего человек не способен сосуществовать культурно и этически.

Однажды Карл Маркс в своей работе «Немецкая идеология» выразился так:

“Язык так же древен, как и сознание; язык есть практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее также и для меня самого, действительное сознание, и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми [4]”.

В самом деле, это высказывание имеет взаправдашний характер, поскольку из истории всего человечества мы знаем, что в первобытном обществе основные силы людей уходили на борьбу за существование, на приспособление к миру. Люди добывали огонь, охотились, воевали с племенами, готовили, тем самым получая первые знания о природе.

Человечество того периода еще только зарождалось и не помнит себя. Изо дня в день, из года в года, человечество выживало, а вместе с тем росли его силы, возможности, духовность и знания. И вот наступил момент, когда человека начал задаваться вопросами: откуда берутся те силы, которые дают ему возможность выживать, осмыслять, какова его природа, существуют ли какие-либо законы, ограничивающие его самосознание. По весьма точному определению Ю.Б. Гиппенрейтер [5] именно это событие поспособствовало рождению сознания, поскольку если раньше мысль первобытного человека направлялась на внешний мир, то теперь она обратилась на саму себя; человек отважился на то, чтобы с помощью мышления начать исследовать само мышление [6]. Исходя из этого, мы понимаем, что роль языка в развитии культуры человека перманентна.

Возвращаясь к трудовой деятельности, мы ясно можем ответить, что человеческое общество возникло именно на этой основе – на основе совместной деятельности. Крайние точки зрения ученых сводятся к тому, что первые слова, вероятно, появились в ходе совместной трудовой деятельности и, предположительно, это был какой-то приказ или возражение. Скорее всего, именно так, по словам Ф. Энгельса, у людей «появилась потребность что-то сказать друг другу». Первые слова вовсе могли указывать на предметы, орудия, действа. Но вскоре язык стал представлять нечто большее.

Именно поэтому, весомо и само слово. Слово играет роль расширения зон осознаваемого и оценке действительности, привнося собой более емкий и вкрадчивый анализ вещей. Каждое новооткрытое слово предстает возможность более точного самовыражения: от мимики лица, до горького ударения, указов и мысленного надсмотра воли вещей. Тем самым оно укрепляет смысл пришедшего в голову, образуя смысловую форму (мыслимую, приходящую по средству рассуждений и дум) и обретает другую форму, а именно: речевую деятельность – говорение.

История слова нам великолепно известна. Слово было придумано, чтобы расширять кругозор знаний, дабы объяснять само себя, естество мыслящего субъекта, то есть человека. Слово имеет значимость объяснять то, что видимо или прочувствованно, а также оно способствует точнейшему обмену информации индивидуумов меж собой. И вся эта история моему поколению прекрасно известна. Мы, люди, придумали слова, дабы передавать информацию настолько просто, лаконично или же точно, насколько это возможно. При этом, мы научились обуревать им, воевать им, влюблять и быть счастливыми; но от этого мир не стал лучше понимать себя, не стал лучше понимать свои проблемы, красиво говорить или же лучше изъясняться, хотя, купаясь в явном изобилии знаний сие сценарий должен был случиться, однако мы топчем обувь и бездействуем. Вместе с тем точное понимание слова как данности пикирует вниз, забывается, а на горизонте мы отмечаем, что лучше всех научились словом заполнять тишину денно и нощно ради усмирения, бушующего в нас впечатления, что ищет выход в задней мысли.