Читать книгу Измор - Соль Кэмпбелл - Страница 3

Ужасней всего наблюдать чудовищную деформацию языка, когда наш лексикон заканчивается, важно-описательные слова не подходят, или вернее, не приходят, тогда начинается скучнейшее кривлянье акцентов. Уж не знаю, как оно выглядит головою трепещущего, – со стороны это жалкое наблюдение, подражание нормальной речи в двоякой нищей форме звучания, а далее следует недружный заход за линию иронии и авторитета, что выглядит не менее бедно. Прежде всего, вспоминается сравнение Р. Барта [7] языка с кожей. Будто бы язык – это кожа, а говоря – я трусь кожей своей речью о другого.

Необходимым следует упомянуть, что, хотя язык заключает своим словом и речью образы мышления, расширяя личные (представления субъекта) области существования и границы созерцания, к великому несчастью, он всецело задействует способность свидетельствовать кто он есть, каким нравом и характером движет его обладатель. Язык, не существует в той мере, если его истинная сущность используется только в качестве обжорства, удовольствия и выговора колких фраз, поскольку его настоящее предназначение куда более универсально и гибко.

Таким образом, мой вой о массовой безъязыкости перерастает во вполне явное отвращение ко всякому, кто разевает рот да выставляет свой язык напоказ, выпустив весь свой животный мор и блуд в самой вырожденной и примитивной форме жизни – существования ради существования, как и сказа слова, ради самого звука.

Вот почему я так красноречиво и чудаковато ниже буду осыпать этот этюд подробностями о языке: ибо для меня сущий ад знать, что его смысловая форма сталась одноразовой, что мы смогли испоганить то, что ранее считалось невозможным.

Сильнодействующие высказывания сегодня теряют свою актуальность также быстро, как имя Нелли Блай в истории; будь то сказано по настроению, иль спонтанно они романтизируются какое-то время, но вскоре забываются, оставляя мысль использованной, дабы поскорее избавиться от тишины и убористости. Когда беднеет наш язык, впоследствии беднеют остальные аспекты нашей жизни: от мировоззрения, до характера и места в обществе. Стоит ли мне говорить, что из-за нашей малоречивости в существе жизни теряемся и мы, становясь легко ведомыми, просты на выбор втихомолку, но и вы заметьте, что с приходом манеры на упрощение, жаргонизмы и прочий сор, люди стали говорить больше, но не яснее. Будь слово существом, оно бы разозлилось и обиделось оттого, как с ним обращаются.

Лингвистическая одаренность более воспринимается, как неординарность индивидуума. Но почему? А потому что это воспринимается как нашинкованность, равносильная малопорядочной начитанности ради тотальной грамотности, ради какой-то редкостной интеллигенции.

Перегоняя, скажу лишь только то, что в умах людей считается за грамотность есть не более чем всеобщая образованность, словно опутывающая созерцающего, тем самым делая его своим заключенным. Она навечно заключает своего ученика не видеть и не находить нового в простом, но старом, то есть в изначально данном. Здесь стоит сказать, что богат тот, кто умеет брать корень простого, перемалывать и делать из него драгоценность, ибо будьте уверены, что если оставить новооткрытое без осмысления, то это не придаст ровно никакой пользы.

Конечно, этот текст и уж тем более автор не претендует на философскую или научную истинность, здесь мы лишь подчеркиваем свое воззрение на то, что остальные люди посчитают добродетелью. Так, например, если чтение входит в узнавание себя в чем-то абстрактном, то мне лишь хочется предугадать, что произойдет в случае безъязыкого человека. Книжки читаются сотнями, также как сжигаются и печатаются, что не значит обязательное считывание мировой классики дабы вынянчить в себе грамотность, или самостоятельное мышление, о чем бы догадался думающий человек. Однако, когда человека чересчур много читает, то у него развивается условно “библиотечное мировоззрение”, то бишь интеллигентная идеология. К величайшему сожалению, в книгах люди до сих пор видят лишь отражение мира, но не себя. Вокруг видно лишь бездумное уедство книгами, в действительности, мало кто припомнит, что суть книги заключает в себе премудрость автора и он уж точно не хотел бы, чтобы его труды стали галочкой в списке. Подобная деятельность не всегда правильно развивает язык человека; как правило, рождается грамотность, но отнюдь не житейский опыт.

Потому, с моральной точки зрения мы обязуемся бережно относиться к знаниям и не «переедать» их. Поскольку коренной смысл книги именно в олицетворении человечности: если же человек этого не делает, то это бездумно и нет в этом искры. Гонясь за поездом всезнайства люди смотрят на мир мыслями авторов, что убивает в нас натуральность мышления. Вообще, если однажды случится так, что думающий простак скажет вам: «Прямота тоже достоинство», то он окажется абсолютно прав, ибо осмысляет чем грозит ему эта образованность и грамота. Думаю, многие со мной согласятся, что нет более прискорбной болезни или наказания, чем отсутствие языка, как наилучшего универсального инструмента, чем пользуется человечество испокон веков для передачи своих чувств и мыслей: от передачи своих опасений, до идей делающих нашу жизнь более простой и безопасной.

Вот и язык подобен ложке, размешивающей бульон, тем самым делая существующий набор вещей более усвояемым. И мне, право, хочется верить, своей щепетильной натурой, что язык есть не просто часть эволюции, а является одной из тех вещей, без которой смысл нашей жизни обретает достаточно жуткий характер. Думаю, спросив любого пишущего человека о важности языка, ответ будет таков, что без языка наш уклад жизни, это просто-напросто обычная лавина, которая просто обрушится и не более.

Отдаю свое предпочтение сравнению Михаила Эпштейна [8] языка и речи с пчелами:

«Пчелы вылетают из улья и возвращаются в улей; так и речь выпархивает из языка и несет взятки-слова обратно в язык» [9].

К слову, можно представить, что станется с миром, если в один прекрасный день язык как данность, прекратит свое существование, то есть не как нечто материальное, зримое, а как смысловая устроенность в наших умах. Если слово прекратит свое существование, как нечто идущее в противовес действу, то что отныне станет считаться столько влиятельным наравне со словом? Безусловно, на ум приходится только грубая сила, а там, где есть сила – там и закон, вот только, в нашем случае закон будет исходить от инстинктов. И мир тогда превратится непросто в хаос, нет, этого слова явно мало: мир превратится в одурелое подобие чистилища, где все решается уровнем свирепости и злодеяния, ища упокой в дурном удовлетворении всего того, что чешется. Тогда все эти одинаковые бизнесмены мгновенно сорвут с себя всю дорогую одежду, ведь им банально не хватает ума на то, чтобы самостоятельно ее же и снять, потому что весь их рассудок вложен в деньги, чья ценность без людей и уж тем более без языка равны пустому звуку, как слово без веса, а как мы знаем, люди говорящие на языке денег – не говорят, они умом либо ворчуны, либо совсем дети; а между тем за окном никогда не будет виден утренний рассвет во всей красе, поскольку утро будет встречаться под отзвуки каннибализма.

Все это безвкусное описание, лишь утрированная версия того, какой сценарий мог бы нас ожидать при исчезновении языка, моего бесцветного воображения. Соглашусь с той правдой, что нам сейчас вряд ли грозят подобные сценарии. Уж слишком они преувеличены и пошлы, но в общем, нам и самим прозрачно ясно куда катится этот мир. В самом деле, современное общество унаследовав невероятный объем истории и знаний, и то, как этим справляться с подробным сводом правил, начало копаться в себе. Что кажется на первый взгляд изумительной новостью, однако на деле мы стали лишь ничтожным сочленением бушующего внутри нас хаоса и желанием примириться и поддаться всеобщему течению, где нет даже намека на самокопание: лишь эгоизм и плачь. Так мы превратили свои слова в извечное оправдание перед самим собою, своей нелепости или бесталанности, как нечто обыденное, предав забвению греческой аксиоме «Gnothi se auton [греч. Познай самого себя]» и заменив его на мерзопакостное «Прими себя».

Нельзя сказать, что все деградирует лишь потому что, мы сами не замечаем эту деградацию и оттого, она множится еще больше. Нет. В своей жизни мы приходилось знавать достаточно по-настоящему умных людей, что сами не замечают этого, однако это видно невооруженным взглядом – их неординарность в ответах и действиях, в их словах и юморе, и далее этот список можно продолжать бесконечно.

Однако даже если не считаться с вышенаписанным, мне не думается, что кому-нибудь хотелось бы жить в мире где все понятия, сходят на нет, где ты никогда не сможешь душераздирающе признаться в любви с давящем охмелением угара внутри сердца. Никому не хочется существовать, будучи неспособным найти огромное различие между вожделением и привязанностью, а потом скулить в одиночестве из-за утраченного праздника жизни из-за отсутствия самовыражения. Мне лишь хочется уберечь вас от этой участи.