Читать книгу Измор - Соль Кэмпбелл - Страница 7
III. О здравомыслии
ОглавлениеСпервоначала хочется создать памятку, что, увы, какой бы никчемной жизнь обыкновенного потребителя ни была, все его человеческое ничтожество в конечном итоге обнаруживает долю здравомыслия и, либо сделает себе философское замечание, либо сама мысль совершает поворот на себя. Как мы уже убедились, наша природа имеет такое свойство. Тогда человек «перерождается», то есть становится чуточку недоверчивым, черствым; он начинает более не доверять личному образу жизни и, в целом это создание излишне много самокритики. Но, впрочем, это не отменяет того, что сие момент становится переходным между сумбурным образом жизни и сознательным. Обращаясь к некоей точке зрения, обстоятельство всегда было в том, как человек совершенствуется и видит со стороны. Если случается так, что он заключает избитость такой жизни [жизни потребителя], то внутри вырождается психический раскол между бичеванием и желанием исправиться.
Однако не в меньшей, а может быть, в большей мере вышеотмеченное никоим образом не относится к наследникам XX века, поскольку эта тема тесно связана прежде всего с эпохой постмодерна, где человек больше борется против рутины, чем с собственным бескультурьем. Проще говоря, важность отличия современного сознания от стародедовского в том, что первое опосредствует собственное существование, а второе пытается ответить на издавна интересующие вопросы: что есть мир, существует ли свобода, какова “природа” небытия? Все это, безусловно, важно, но не для современника. Поскольку ему предстоит лишь копаться в архивах и писаниях, а не разрабатывать новейшее.
Весомо будет заметить, что суть второго типажа есть возведение и доказательность рассуждений. Поэтому неудивительно, что участились случаи спора по поводу состояния эпохи, так как последняя, так сказать, ходит по дну водоема, обрезает пуповину культуры у ее матери – морали. Потому мою эпоху числят конечной, аморально; но о неправильности этого суждения мы уже говорили.
Что же касается здравомыслия и данного повествования, то здесь следно заострить внимание на феноменальности здравомыслия. Почему? Потому что, учитывая влияние деградирующей культуры и переданный (наследственный) опыт в нашем сознании четко прорисовываются линии рассудка. Поначалу это кажется совершенно невозможным, потому как в постсовременности уже закатилось всякое солнце этики [в целом] и психологии сознания; затем и идея рассудка кажется никудышной не только и даже не столько логичной, как, например, культивирование расстройств.
Отклоняясь напомню, что рассудок – это способность к рассуждению, размышлению; ведению здравого смысла. Кант выделял основу рассудка, как часть мыслящего сознания, способного логически осмыслять действительность, познавать в понятиях вещи и их отношения, способность составлять суждения; превращает восприятия в опыт путём объединения их в категории. И, конечно, своей этимологией восходит к глаголу рассуждать, связывать.
Но понятие связи также было заключено Кантом как акт спонтанности, которое может быть создано только самим субъектом, ибо оно есть акт его самодеятельности. Здесь, однако, необходимо определить, что устройство языка настолько универсально и заключает априорную связь не только меж сознанием, его культурой (см. введение в кошмар), но и его рассудком всецело, затем как сущность изложения и суждений есть диалектика самого рассудка, как “здравое” отражение одновременно и заложенной культуры, и собственного опыта, полученного ввиду влияния окружения на личность. Значительно здесь то, только путем воспитания морально этических и нормативных установок, что значит заложение этики, которая влияет на степень раскрытия личного рассудка, ибо здравомыслие не возникает вследствие неблагоприятной среды.
Хотя по большому счету рассудок никогда и никуда не исчезал, ибо в особенности того мы можем убедиться исходя из наблюдения за теперешней династией, которая всячески игнорирует нормативные стандарты из-за обожествления радикальных суждений и общедоступности истины в цифровой век. В действительности, главный изъян радикальности в исключительном поверье крайним взглядами и концепциям. Отсюда следует малоутешительный вывод, что именно вседоступность истины заложила зерно скудоумия, а учитывая пророчество о регрессии – публицистами, писателями, учеными – в таком случае зерно уже прорастает, ему лишь необходимо немного света и воды. А с этим у нас проблем нет. Однако с учетом ярких прогнозов, важно акцентировать внимание, что он лишь вполовину верны. Половинчатая истина состоит в наличии радикальности, как одной из форм сомнения, что, напомню, в мышлении есть основа существования. В данном случае – это хотя и на половину, но здравомыслящее жизнесуществование.
Теперь вы можете справедливо спросить: как сам факт радикальности есть олицетворение здравого существования?
Вопрос этот очень важный. Поскольку само сомнение [мышление] существует как отражение деятельности сознания, то установленная нами достоверность радикальности есть противоборство между межличностным опытом и соотнесение своего отношения к окружающей культуре негативным контекстом, уже есть факт мышления. Однако загвоздка состоит в том, что радикальность суждений, во-первых, отрицает значимость культурных ценностей, а во-вторых, причисляет личность к числу антипода, что так же принижает любые последующие ценности.
И если вы усомнитесь в этом, то мне придется вам заметить, что главная проблема радикализма, как системы взглядов заключается в собственной уродливости и деструктивности своей же природы, поскольку его феномен характеризуется желанием общественно-политических деятелей и иных субъектов общественных отношений изменить существующий строй в его корне, полностью, коренным образом преобразовать всю существующую систему. Потому он более сковывает свое же положение, не мысля, что, следуя как за одними и теми же действиями он изгоняет собственную философию, и, стремится запретить себя в будущем. Иными словами, он сообщает, дескать, что тебе, дорогой друг, никогда не следует быть исключением: ибо если живешь в сумасбродном мире, надо и самому научиться безумству. Однако, при всем этом, он культивирует положения, которые по идее, должны искоренить всякий намек на утопии, спасти сознание. Но, повторюсь, таким образом он себя.
Схожей точки зрения придерживается Гете:
«У слабых людей часто бывают революционные убеждения; они думают, что им было бы хорошо, если бы ими не управляли, и не сознают, что они не в силах управлять ни другими, ни собой» [14].
Более разношерстно об этом выражался и Норберт Винер:
«Мы изменили своё окружение так радикально, что теперь должны изменить себя, чтобы жить в этом новом окружении» [15].
Соответственно учитывая бытующий радикализм, оказывается совершенно понятия почему в жизни следует блюсти критерии здравомыслия, затем что именно его доминация способствует наличию (а) качества личности, поскольку выявляет феноменологию культурной этики и характера наследия; (б) морально этических установок, и возведение их в общепринятую норму, как необходимый компонент культурного развития личности; (в) дисциплинированного [т.е правильного] мышления.
Если попытаться совсем кратко выразить суть различий меж радикализмом и здравомыслием, то можно сказать, что черты радикальности отражают решительность мышления, а черты здравомыслия отражают этическую зрелость мышления. При этом очевидно, что, хотя положение этих точек зрения отражают разные взгляды на вещи: используя их направление можно добиться разных целей и, наоборот, устремиться к одной и той же цели пользуясь методом поочередности.
Именно поэтому, очевидно, что с намеченной тенденцией на радикальность и резкую критику ушедшей и заодно приходящей эпохи, мы если и извратим понятия логики, то хотя при этом сохраним традицию здравомыслия. Поскольку наличие толики здравомыслия значит вероятное перевоспитание посткультуры, которую истязает собственный голод.