Читать книгу У каждой свое эхо - Светлана Петровна Соловьева - Страница 13

Спокойно, размеренно шли дни в больнице. Женщины, оказавшись в новых, непривычных для них условиях, как-то быстро приняли правила, подстроились и не сопротивлялись; будь то по возрасту, по усталости или, может быть, по какой-то тихой мудрости, которую даёт прожитая жизнь. Всё происходящее воспринималось ими не как наказание, а скорее как передышка: медицинские процедуры, по времени обед, короткий тихий час, прогулки на небольшом пятачке перед зданием. Сюрпризов не случалось, и каждый день был похож на предыдущий, как отпечатки пальцев: чуть разные, но всё же одинаковые.

Сидеть в холле у телевизора им совсем не хотелось. Слишком много пустоты в этих бесконечных ток-шоу и сериалов, а библиотеку оставляли на случай, если совсем прижмёт скука. Всё свободное время заполняли разговоры, длинные, спокойные, неторопливые. Арина, почувствовав неожиданную близость с Марией, всё чаще делилась воспоминаниями, будто что-то внутри неё открылось и не желало больше молчать. Чем больше говорила, тем легче становилось. А ведь, действительно, в её душе накопилось столько историй, что одной жизни было бы мало, чтобы их прожить, а теперь ей захотелось, не скрывая, всё вывернуть наизнанку!

– Уехала я тогда к своей Таньке, – начала она новым вечером, когда за окнами уже поднималась сиреневая сумеречная тень. – Она к тому времени освободилась давно и в крупном городе осела. Я её ещё уговаривала остаться, говорила: «Куда ты? Здесь всё своё, знакомое», а она посмотрела на меня и говорит: «В большом городе легче затеряться. Жить начну, как будто ничего не было. Забуду всё. А если тебе станет плохо, то приезжай. Вдвоём легче».

Я долго не решалась, но когда стало ясно, что с мужем дальше не жизнь, что не исправить, собралась. Я уже говорила, что Татьяна работала в библиотеке, а жила в общежитии при комбинате. Мы с ней переписывались всё это время, так что она обо мне всё знала.

За время, пока жила там, обзавелась подругой, и не кем-нибудь, а комендантом общежития! Поэтому к моему приезду всё было подготовлено: и место на фабрике, и комната, причём отдельная на семейном этаже. Я ведь развод с Витей не оформляла, вот и прошла, как семья!

Честно говоря, думала, что он приедет, сомнения были, но ждала! Он, прощаясь, и слёзы лил, и клятвами засыпал, прощения просил, но я уже знала, что уступи хоть чуть-чуть, и всё снова. Сколько раз уже так было, нет пьянице веры!

Родственнички его, конечно, были рады моему отъезду. Особенно мать с братом и его женой. Потом девчонки с комбината писали, что сноха невест ему подыскивала, лишь бы про меня забыл. Не знала, встречался ли он с кем-то, мне не писали, да я тогда и не хотела знать, просто ждала.

Но их старания оказались зря. Не сработали их усилия. Виктор взял да и закодировался! Целый год думал, но к сроку приехал. Представляешь, успел?! Не поверишь, но я была рада, даже очень! Не сразу, конечно, поначалу настороженно, сдержанно. Но потом поняла, что привычка, вдруг переросла в любовь! Ту самую, взрослую, осознанную. Я долго сомневалась и не верила, что неужели так бывает? Ведь я вышла за него только для того, чтобы сменить фамилию?! Но жизнь доказала, что бывает!

Витя не пил вообще, даже пива в рот не брал. Зажили мы с ним хорошо. Не идеально, но душа в душу. Вспоминаю те годы, и в груди становится тепло, будто солнечный луч пролился на сердце. Работали вместе, в одну смену, с работы домой вместе, на рынок вместе и всё под ручку. Всё было наше: общий кошелёк, общий завтрак, общий вечер. После того ада, что был до этого, это казалось настоящим подарком! Особенно поначалу я боялась, что сейчас что-то случится, и всё рухнет? А оно не рушилось, и жизнь потекла ровно, душевно, так хорошо было, что каждое утро просыпалась и благодарила судьбу.

Бабе Гае, что меня когда-то приютила, я регулярно деньги высылала. Немного, но от души, от благодарности. А лет через десять письмо вернулось, и я поняла, что умерла бабушка. И так мне стало тоскливо, будто ещё одна ниточка оборвалась. Но совесть моя была чиста, потому что я её не забыла, не забросила и всю жизнь вспоминаю добрым словом, – Арина вздохнула. – Что-то я отвлеклась. Общежитие наше было неплохое. Через Таньку я сблизилась с комендантшей. Зойка была женщина бойкая, но с сердцем. Мы с ней и Танькой, как три мушкетёра, пробивные, напористые, столько сделали для общежития!

Когда Виктор приехал, у меня была отдельная комната: угловая, светлая, просторная. Зойка помогла обставить: и холодильник, и телевизор, и шифоньер; всё новое. Удивительно, как государство иногда умеет быть щедрым?! Даже одеяла и подушки новенькие, пахли фабрикой.

Виктор приехал в уже готовое гнездо. Мы жили скромно, но сытно и по-настоящему. Деньги тратили только на еду и одежду, остальное копили. Мечтали о квартире, о машине, о какой-то своей жизни, но не в общаге, не с оглядкой. В отпуска не валяться ездили на пляж, а зарабатывать. Каждый год выезжали на сбор папоротника. Жили в палатке, работали на свежем воздухе, как в пионерском лагере, только платили хорошо. За месяц там столько зарабатывали, что полгода можно было жить спокойно. А мне и не надо было ни Турции, ни моря. Природа, костёр, палатка, рядом мой человек; счастье ведь в простом, если ты умеешь его замечать?!

Арина замолчала. Встала с кровати, налила воды в стакан и долго пила, будто хотела этим простым жестом вернуть себе спокойствие.

Глава 14: «Тропа обратно домой».

Мария спокойно лежала на кровати, не спеша, прислушиваясь к тишине палаты, где царил мягкий полумрак. Она не торопила Арину, дожидаясь, пока та соберётся с мыслями и вновь вернётся к своим воспоминаниям. Казалось, между ними воцарилось редкое в своей искренности молчание, наполненное доверием, принятием и тихой грустью.

– А твоя семья? Как они, твои родные? – тихо спросила Мария, молчавшая всё это время.

Арина не сразу ответила. Легла на спину и уставилась в потолок. Казалось, будто на несколько секунд снова провалилась туда, где всё началось: и любовь, и боль, и разлука.

– С матерью к тому времени я уже начала переписываться, – наконец проговорила Арина, её голос звучал спокойно, с лёгкой отстранённостью, как будто она говорила не о себе, а о ком-то другом. – В письмах она не вспоминала ни о прошлом, ни о позоре. Такое впечатление, будто всего этого и не было вовсе. А о судимости она не знала. Ведь первое письмо я написала с фабрики. Наврала, что окончила швейное училище, и работаю швеёй. Она обрадовалась. Писала о погоде, о хозяйстве, о соседях. Обычные домашние письма. И я, знаешь, благодарна ей за это молчание. Наверное, потому, что сама тогда не была готова говорить.

Мария не перебивала, только чуть повернула голову, чтобы лучше видеть лицо подруги.

– Сестра уехала учиться на агронома, – продолжала Арина, – она у нас одна из всей семьи с высшим образованием. Умница, целеустремлённая. А брат жил с матерью в нашей квартире, устроился работать на комбинат и медленно начал спиваться. Поначалу по праздникам, потом всё чаще.

Я понимала, что помощи мне ждать неоткуда, если сама не вытащу себя из болота, никто не поможет. И всё же сердце тянулось домой, и я всё чаще думала о них.

Арина ненадолго замолчала, перебирая в памяти события прошлых лет.

– С фабрики я в итоге уволилась. Душа искала чего-то своего, уже тогда мечтала о своём деле. Хотелось открыть ателье, но сначала нужно было всё изучить изнутри. Устроилась в мебельное ателье, швеёй. Простая работа, но я старалась, вникала, задерживалась после смен, брала заказы на дом. Год проработала, и началась приватизация.

Глаза Арины блеснули воспоминанием. В её голосе зазвучала уверенность, энергия былых амбиций.

– Я уговорила наш коллектив отделиться. Собрание провели, проголосовали, создали своё ООО. Восемь человек нас было. Я вложила свои, честно заработанные деньги, а ребята на бумаге стали совладельцами. Всё бы ничего, но когда началась работа, и первые пусть небольшие, но пошли деньги, началось: каждому захотелось быть главным. Забылось, кто вкладывался, кто тянул?! Словно всё само собой возникло. Провела собрание, показала квитанции, чеки, договоры. Сказала просто: «Если хотите быть владельцами, возвращайте мне вложенное: аренда, оборудование, материалы». Посмотрели они друг на друга, переглянулись и отказались, но осадочек остался. Позже я оформила всё на себя. Так и стала единственным учредителем и директором. А ведь ещё год назад была там швеёй!

Мария едва заметно кивнула. Она понимала, что путь наверх редко бывает ровным.

– Старый коллектив разошёлся. Кто с обидой, кто с завистью. Не смогли принять, что я, такая же, как они, а стала хозяйкой. Зависть – страшная штука! А деньги, да… Они ведь не с неба падали? Это был труд, ночи без сна, глаза, опухшие от машинной строчки. Бывало, что на хлеб не хватало, а заказ сдать нужно. Рабочий день заканчивался, работники ушли, а я садилась за машинку и шила до утра. Помню, как сидела в ателье одна, ночь, тишина, а страха не было. Только стук иглы и мои мечты. А Витя спокойно спал и ждал, когда начнут валиться деньги. Но я настолько привязалась к нему, что об этом даже не думала, и обиды не было.

Арина опять замолчала, и Мария почувствовала, что сейчас идёт речь о самом сокровенном, поэтому такие тягостные перерывы.

– Когда стало немного легче, купили с Виктором двухкомнатную квартиру, потом машину купили. Казалось, всё встало на свои места?! Тогда я основательно вспомнила про семью. Возникло странное, почти острое желание, собрать всех, помочь им, сделать добро. Может, совесть проснулась, а может, просто устала жить только для себя?! Сестра как раз окончила институт, по распределению попала в нашу область. В совхозе ей выделили половину дома. Участок большой, жить можно.

Как будто что-то объясняя, самой себе, Арина тихо усмехнулась и покачала головой.

– Полинка отбила телеграмму, мы с Виктором поехали встречать. И тут я, увидев её, чуть в обморок не грохнулась, она с пузом приехала! Ни слова до того, ни намёка. Но не ругала, что уж теперь? Посовещались с мужем, закупили мебель, бытовую мелочь, и отвезли всё в деревню. За выходные всё расставили, обустроили как могли. Полина ничего не просила, даже не спрашивала. А я покупала, что сама считала нужным. Ей, кажется, было важно просто, что мы рядом. Потом стали ездить почти каждые выходные, и всегда с чем-то. То посуда, то постельное, то продукты. Мне казалось, что вожу возом не просто так, ощущение было, что откупаюсь! Но мне нравилось, я прямо азарт испытывала, когда сначала ходила по магазину, а потом выгружала из машины.

Мария чуть улыбнулась, почувствовав в этих словах не только заботу, но и радость бытия, простую человеческую теплоту.

– Вскорости приехала мама. Она всё знала от сестры, но от меня скрывали. Боялись. Мама осталась у Полины насовсем. Говорила, что помогать надо с маленьким, а на самом деле, думаю, просто не хотела жить с братом. Он к тому времени был уже полным алкашом; не женат, без детей. Спился окончательно. Умер рано. Мы с мамой съездили, похоронили, квартиру сдали, потом продали. Я после того случая только раз ездила в родной город, когда оформляла продажу. А потом будто отрезала! Гнетущее состояние было, ведь там я начала падать в пропасть.

Арина замолчала, положила руки на живот и тяжело вздохнула.

– Вот выйду отсюда, – медленно проговорила она, – и первым делом поеду к Полинке. На могилки к маме схожу. Нужно, очень. Не всё ещё отпущено, не всё прощено. Сердце просит вернуться хотя бы на день туда, где началась моя дорога к выздоровлению. Виновата я перед ней, а при жизни мы ни разу не поговорили по душам, а теперь меня это мучит!

Арина замолчала. Мария не нарушала тишину. Она знала, что сказанное Ариной не было просто воспоминанием, это было обещанием самой себе. Шагом, который она сделает, как только снова станет свободной. В этом было и покаяние, и надежда, а главное – желание жить. Жить по-настоящему, а не существовать. И в этом вся Арина, скорбящая, покаянная!