Читать книгу У каждой свое эхо - Светлана Петровна Соловьева - Страница 15

Закончив прогулку по палате, Арина медленно вернулась к своей кровати, аккуратно забралась на неё, устроившись в излюбленной позе: по-турецки, с ногами под себя. На мгновение задержалась взглядом на сером окне, словно вспоминая что-то, что давно оставила позади, и, не делая никакого вступления, начала говорить, будто мысли уже давно были готовы сорваться с языка.

– Бизнес я вела хорошо, напористо, уверенно. Никогда не боялась принимать решения, даже рискованные. Виктор тогда работал у меня же на фирме, занимался снабжением, ездил за тканью, фурнитурой. Часто мотался за границу: Турция, Китай, Арабские Эмираты. Я с ним съездила всего один раз в Эмираты, и то осенью, чтобы не свариться под их солнцем. Но и в октябре мне было невыносимо жарко. Устала от этой чужой пыльной роскоши, от глянцевых витрин, где всё казалось вымученным, поддельным. Я поняла, что нет в том месте ничего для меня, и больше туда не ездила. А он ездил с удовольствием. Возомнив себя хозяином, Виктор начал лезть в управление фирмой, пытаться принимать решения, которые были мне совершенно непонятны. Я быстро пресекла его порывы. У нас с этого и пошёл раскол. Сначала едва заметный, словно тень, скользнувшая по стене, а потом всё больше, всё явственнее.

Он перестал интересоваться, чем я живу. Если я начинала рассказывать ему о делах, особенно в машине, он просто добавлял звук на радио или обрывал меня.

– Меня это не интересует! – раздражённо бросал он.

Сначала я злилась. Потом обижалась, а потом просто смолчала. Перестала делиться. И всё стала делать молча. Он продолжал ездить в заграничные командировки, но только если поездка выглядела как отдых. Когда я однажды предложила ему съездить в один наш провинциальный город за искусственной кожей, он отказался. Мне пришлось ехать самой. Вернувшись, я решила, что его больше не буду просить ни о чём! Нашла фирму, которая доставляла ткани напрямую из-за границы, и начала работать через неё. Удобно, тихо, без лишних разговоров. Виктору ничего не объясняла. Знала, что ему будет неприятно, но уже не хотела ничего обсуждать, объяснять.

Так закончились наши отпуска. Наши выходные. Наша общая жизнь вне дома. Осталась только сестра, да и к ней мы ездили всё реже. А дома тягучее, вязкое, как холодный кисель, молчание. Каждый жил своей жизнью. Общего было только кровать, и то мы спали на ней, месяцами не касаясь друг друга. Просто тела, рядом. Просто чужие и с каждым днём всё дальше и дальше.

От этой безысходной пустоты дома я начала пить. Не считала себя алкоголичкой, ведь не валялась под забором, не теряла лицо. Просто каждый вечер после работы, ужинала и выпивала. Сначала немного: бокал вина или бутылочку пива. Потом больше. Потом мне и полбутылки хватало, чтобы захорошело. Становилось немного легче, или хотя бы ни так одиноко. Алкоголь делал тишину сносной, ночь короче. Давал иллюзию тепла.

Но я никогда не переставала работать. Даже в самые тяжёлые периоды утром вставала, делала причёску, одевалась и ехала в офис. Внутри мрак, трясучка, а снаружи бизнесвумен. Хотела вести дела честно, по всем правилам, но денег всегда не хватало ни на оборот, ни на жизнь. Поэтому приходилось выкручиваться. Меняла фирмы, схемы, подгоняла документы. Всё ради того, чтобы выжить, чтобы не потерять всё, чего добилась.

– Ты понимаешь, о чём я говорю? – спросила Арина, внезапно замолчав и посмотрев на соседку.

– Конечно, понимаю! Я же экономист, с высшим образованием, – быстро ответила Мария.

Арина чуть приподняла подбородок и понимающе кивнула. В глазах промелькнуло что-то вроде уважения.

– Кстати, об образовании. Я же говорила, что у меня только восемь классов, и больше ничего. Но это мне совершенно не мешало общаться на равных с умными людьми. Я ведь начитанная. Книги были моими университетами. Помню, один раз сболтнула глупость, до сих пор и стыдно, и смешно. Спорила, как-то со строителями, горячилась и заявила им: «Не надо со мной спорить, я Московский Сибстрин окончила, у меня по сопромату отлично!» И тут до меня дошло, что сама себе противоречу. Сибстрин в Сибири, а я говорила про Москву. Глупо, правда? Но я старалась выглядеть интеллигентной, из благополучной семьи. Говорила, что мама – химик, папа – лётчик, и квартира у нас была трёхкомнатная, и мебель из карельской берёзы, стол массивный, стулья резные. Представляешь?

Арина замолчала, как будто посмотрела на себя с осуждением.

– Люди верили, – продолжила она после паузы. – И до сих пор верят. Относятся, правда, по-разному: кто-то с завистью, кто-то с презрением, а кто-то и с ненавистью. Но так и должно быть. В бизнесе иначе нельзя. Если бы у меня ничего не вышло, меня бы просто не замечали.

Поднялась я, как говорят, хорошо. Очень хорошо. Столько денег было, на несколько жизней хватило бы. Я по НДС почти ничего не платила. Покупала ткань за тридцать рублей, а по документам за триста. Иногда специально делала, чтобы немного прибыли было, но не слишком. Чтобы не бросалось в глаза, что фирма убыточная. Командировки делала фальшивые. Люди приносили билеты с отдыха, я временно устраивала их к себе на работу и «отправляла» в поездку, а потом увольняла. Работникам премии давала за нужные документы. Всякую чушь проворачивала, и всё работало! За двадцать лет ни разу не платила подоходный налог! Миллион долга, я фирму закрываю, открываю новую; деньги остаются у меня. Только на налогах за эти годы миллионов десять поимела.

Потом купила помещение, записала на Виктора. Отремонтировала, открыла там магазин. Ещё пару точек снимала. Фиктивно с ним развелись, чтобы оформить сделку по помещению, но так и продолжали жить вместе. Прошло лет десять, и он ушёл, причём вместе с помещением. Сказал, мол, это его доля в бизнесе. Я не спорила. Сказала: «Забирай и проваливай», знала, что ещё поднимусь. Я же сильная!

И снова работала. Не боялась, не пряталась. Фирмы называла одинаково: Тихонова и КО, потом Тихонова плюс. Всюду была директором. Арендованное муниципальное помещение в центре города провернула по новой схеме сначала на фирму, потом на себя. Никто не заметил. Всё чисто прошло. Купила за копейки, продала за миллионы. Даже налог пониженный платила, всего шесть процентов. Всё кем-то продумано, и прекрасно работало!

– Мне всегда был нужен азарт, – сказала она, подойдя к окну. – Движение, энергия, цель. Я давно могла бы всё бросить, лечь в кресло, взять книгу и просто отдыхать. Но я не могу. Понимаешь? Во мне всё ещё что-то живёт, всё ещё хочется что-то делать: работать, говорить, жить. Может, не ради денег, может, просто, чтобы не умереть, не раствориться? А чтобы быть?!

Она замолчала, глядя в стекло, за которым начиналась ночь, такая же серая и бесформенная, как когда-то жизнь в её доме. Только теперь, казалось, в ней было что-то другое, что-то человеческое. Надежда? Или, может быть, желание снова стать собой, настоящей?