Читать книгу У каждой свое эхо - Светлана Петровна Соловьева - Страница 8

Утро началось рано и, можно сказать, почти весело. Арина, будто скинув с себя груз вчерашнего разговора, быстро спрыгнула с кровати, растормошила соседок и ушла в душ. Ни следа от тяжёлых воспоминаний, ни капли вчерашней грусти, всё казалось обыденным, привычным, будто она и не раскрывала накануне самые болезненные страницы своей жизни.

– Ну что, продолжим? – с вызовом и одновременно с оттенком нетерпения в голосе спросила она после завтрака, удобно устроившись на кровати. – Не противно вам слушать мой рассказ? – пристально глядя на Марию, ждала ответа, будто проверяя её на стойкость.

– Совсем нет, даже ничуточки. Так что можешь смело продолжать, – спокойно ответила Мария, усаживаясь поудобнее.

– А ты как? – обратилась Арина к Лике. – Не возражаешь, чтобы я продолжала?

– Валяй, – пожала та плечами, изобразив странную улыбку: непонятно было, то ли насмешка в ней скрывалась, то ли раздражение, а может, просто маска, чтобы никто не догадался, что на душе?

– Ну раз так, слушайте, – с готовностью продолжила Арина, словно только и ждала разрешения. – Уехала я тогда из родного города и не куда-нибудь, а прямиком в Москву. Без образования, без профессии, без понимания, как жить и чем заниматься, но с чётким осознанием одного: назад дороги не будет?! Делать я ничего не умела, кроме того, чем зарабатывала дома. Сначала было тяжело, очень тяжело! Меня и били, и обманывали, и деньги отбирали, и страх, этот липкий страх, поселился во мне сразу. Всё это длилось, пока не попала я в руки к одному гадёнышу. Звали его Гарик. Девчонками торговал, зарабатывал на нас и, надо сказать, неплохо зарабатывал. Взял он меня в свою команду, как это называл. Там одной работать нельзя было. Всё было поделено, каждый метр – чья-то территория. Если бы я не согласилась, меня бы просто убрали. В этом мире нет места для одиночек.

Год ушёл на то, чтобы вжиться в эту стаю. Меня проверяли, испытывали, унижали. Сам Гарик, тварь такая, не раз пробовал. Деньги давал мизерные, смех один, но другого выхода у меня не было. Вспоминаю, и мерзко делается, противно и тогда было, и сейчас, спустя годы, тоже противно. Только в те годы я понимала, что больше ничего не умею, что ехать мне некуда, что стучаться не к кому, я осталась одна. Вот и терпела. Терпела всё, что происходило. Страшно подумать, но я жила этим!

Постепенно втянулась. Как ни странно, занимаясь этим дома, у меня даже был какой-то азарт и хотелось заработать побольше, покрасивее одеться, вкуснее поесть, а вот в Москве нет. Там было только отвращение. Вроде бы деньги пошли, но и грязь душевная стала липнуть к коже, к сердцу, к памяти. Гарик платил копейки по сравнению с тем, что мы зарабатывали, но даже этих копеек хватало, чтобы ни в чём себе не отказывать. Жила, как казалось, красиво: гардероб – на зависть, от деликатесов воротило, как от повседневной овсяной каши. После ночи, вставала как стекло, никогда не дрыхла днём, как девчонки. Ехала в парк, в музей, бродила по улицам Москвы. Хотела хоть как-то остаться живой внутри и красотой, и чистотой города закрыть разрастающуюся грязь внутри. Пыталась.

Через год успешной работы Гарик перевёл меня на иностранцев. Вот тут бабки просто посыпались! Я начала копить, причём не рубли, а доллары. А тогда это, сами знаете, было запрещено. В Москве были магазины «Берёзка», для иностранцев. Помните, наверное?

– Помню, – кивнула Мария, не перебивая, только внимательнее посмотрела на Арину.

– Вот и я там бывала. В ресторане, где работала, познакомилась с барменом. Витьком его звали, быстро завертелось у нас. Сначала, как казалось, вроде любовь, но только казалось, потому что он знал, чем я занимаюсь, и даже клиентов подгонял. Тихо, чтобы Гарик не знал. Поэтому какая уж тут любовь! Переехала к нему, жили вместе. Копили деньги. Мечтали сбежать. Я даже забеременела от него. Но, чтобы Гарик не узнал, сделала аборт. Витька всё организовал, сам, быстро. Не из-за заботы обо мне, конечно, а из страха. Ему главное было, чтобы я не выпала из обоймы, а продолжала приносить бабки.

Прошло пять лет, как я уехала из дома. Долго про семью не вспоминала, если честно, даже забыть старалась. Но года через три, что-то кольнуло внутри, написала матери письмо. Ответ получила на до востребования. Узнала, что отца не стало. Захлебнулся собственной блевотой. Как жил в дерьме, так в нём и умер. Не поверишь, я даже не огорчилась! Ни капли.

Мать писала, что брат техникум заканчивает заочно, работает электриком, как батя. Но она тогда умолчала, что он уже начал пить. Полинка в школу пошла. В соседней комнате умерла бабушка, и им отдали её комнату. Витька туда переехал, жил как холостяк. Сам по себе был всегда, на своей волне, чужой в семье. Ни поддержки, ни ласки, ни доброго слова от него не услышишь. Эгоист редкостный.

Я даже слезу пустила над письмом, посидела в тишине и опять забыла о них на годы.

А тут и денег накопилось целый чемодан. И всё в долларах! Мы с Витьком стали строить планы: как уйти от Гарика, чтобы уехать подальше. Мечтали о домике у моря, где не нужно больше притворяться. Хотелось просто быть. Без страха, без обмана, без клиентов.

Но мечты мои недолго длились. Однажды к нам на квартиру нагрянули менты. Витька был на смене, в ресторане. Начали шмон, документы проверять. А у меня ни прописки, ни официальной работы. И в сумочке пачка долларов. Откуда взялась? Я сразу поняла, что это Витька. Он меня сдал. Решил, что чем делить, лучше всё себе забрать. Спрятал остальное где-то, менты ничего больше не нашли. А меня забрали. Я, тогда как в воду опущенная была.

Дали пятак. Один срок – за валюту, подрыв экономики, как они это называли. Второй за проституцию. Хорошо ещё, что сроки не складывались, а то могли бы и десять впаять. А если бы узнали, что я с иностранцами работала, то и вовсе измену Родине припаяли!

Арина замолчала. Легла, уставившись в потолок. Лицо было спокойным, но это спокойствие было тяжёлым, как свинец. Она подняла из глубины души то, что пыталась всю жизнь забыть. Мария молчала, понимая, что сейчас не надо слов. Нужно дать время подумать, отпустить, дожить до вечера.

Дверь в палату резко отворилась, влетела медсестра с лотком для шприцев.

– Девочки, готовьте свои попы, будем ставить уколы, – весело проговорила она. – Я сегодня пораньше. У меня сестра приезжает, встречать надо. С врачом договорилась, не беспокойтесь. Арина Викторовна, а вы чего такая печальная?

– Молодость вспомнила. А она у меня не из весёлых была. Вот и печаль, – тяжело вздохнула та.

– Вы особо не печальтесь, а то врач заметит. Попадёт и вам, и мне. У нас тут как: чуть не так, и сразу укольчик, – тихо, почти шёпотом, заметила медсестра.

– Спасибо. Я помню, что всегда нужно улыбаться. Даже когда на душе пусто, – устало сказала Арина, устраиваясь на кровати. А когда медсестра вышла, добавила: – Только, по-моему, если слишком часто улыбаешься без причины, то на придурка больше походишь?!

Мария усмехнулась, но ничего не ответила. Больше в этот день не вспоминали. Тихо поужинали, разошлись по своим кроватям, взяли книги, но ни одна так их и не открыла.