Читать книгу Либерализм – Госкапитализм – Социализм. Для тех, кто хочет лучше понять экономику - Улукман Мамытов - Страница 18

До 1945 года Европа практически всегда была ареной для бесконечных войн. Агрессивная конкуренция сначала за территории, а затем за торговые пути сделала войну основной движущей силой европейской истории. Современные контуры Европы, главным образом, были сформированы в результате множества жестоких войн Средневековья и последующих эпох. Историк Дезмонд Сюард так описывал одну из самых кровопролитных войн Европы – Столетнюю войну между Англией и Францией 1337—1453 годов:

Разграбление больших городов (таких как Кан в 1346 году) частично заменяло необходимость оплачивать войска, а также увеличивало доходы Английской Короны через долю короля в общей добыче. В некоторых случаях города могли откупиться и не быть разграбленными. Вдобавок, для пленников существовали большие вторичные рынки… Вся Англия была заполнена французской добычей, а вся затея напоминала совместное венчурное предприятие, где король был главным акционером. Дополнительным мотивом к разграблению было разрушение всех ресурсов, которыми могли воспользоваться при французском сопротивлении, и английские военные экспедиции во Францию упоминались как «chevauchee», или как бы мы сегодня назвали – «политика выжженной земли»139.

И хотя цену, в конце концов, всегда платил простой народ, войны в Европе никогда не прекращались.

Война стала главным стимулом для государственного строительства в Европе. Развитие государства было вызвано продолжительной геополитической военной конкуренцией, которая охватила континент начиная с конца XIV и начала XV веков. Постоянные войны вели к разрастанию аппаратов европейских государств. В это время, правителям требовались большие деньги для ведения войн и усиления государства. Война, деньги и развитие государственности стали взаимосвязаны в средневековой Европе… И извлечение доходов из территорий за пределами собственных юрисдикций, будь то через разграбление в войнах, колонизацию или империализм, стало важным источником доходов для европейцев140.

Военные расходы были всегда огромными, и временами даже занимали большую часть государственного бюджета.

Война включала не только рекрутирование и оплату войска. Государства должны были все время снабжать свои армии. В XVII веке обычная армия из 60000 человек с 40000 лошадей могла потреблять около миллиона фунтов еды каждый день: часть еды переносили с собой, а в основном приобретали по месту нахождения, но все это требовало хорошей организации и расходов. По ценам того времени миллион фунтов зерна было эквивалентно заработной плате 90000 средних рабочих. Вдобавок к пропитанию войскам были необходимы оружие, лошади, одежда и пристанище141.

С таким количеством расходов королей всегда беспокоили две проблемы: (1) каким должен быть оптимальный размер войска в постоянном распоряжении короля, и (2) как его финансировать142. Обычно войско страны состояло из небольшой постоянной дружины короля, дополняемой во времена войн дружинами вассальных феодалов, которые имели свои экономические ресурсы и военную силу. Из-за дороговизны постояннодействующих армий в XV – XVII веках – критическом периоде образования европейской государственности, во время войн стали все чаще привлекать наемников143, удобство использования которых стало ответом на первый вопрос. Ответ же второй вопрос нашелся с развитием высокомонетизированной экономики с использованием торгового и финансового капитала, и это показало свою высокую эффективность сначала в Венеции, затем в Голландии, а потом и в Британии в XVII – XVIII веках.

Таким образом, война не только создавала хороший стимул для развития государственности, но также толкала правителей на поиск и экспериментирование всех возможных, иногда агрессивных, методов пополнения казны. В конце концов, было развито два основных способа: налоги и заем. Короли занимали у всех, у кого могли, и под любыми возможными условиями.

Природа и уровень экономического развития государства являлись главным ограничителем военно-мобилизационных возможностей своих правителей. Государства с капиталом, сосредоточенным в городах, следовали по «капиталоемкому» пути государственного строительства. Среди таковых были коммерчески развитые Генуя, Швейцария и Голландия. Государства же, у которых не было доступа к капиталу, не могли себе обеспечить таких источников доходов. В больших сельскохозяйственных странах земельная аристократия мобилизовала крестьянское население через воинский призыв. Такими стали большие «основанные на принуждении» империи: Россия, Польша, Венгрия, Швеция и Пруссия. Самые успешные государства Европы пошли по капиталоемкому пути. Они смогли использовать богатства своих городов и их коммерческой активности и стали самыми развитыми и доминирующими странами Европы после XVII века. Позднее они стали великими нациями-государствами XIX века. Они стали доминирующими политическими организациями Европы именно из-за своего преимущества (финансового и военного) над конкурентами. Эти страны имели «доступ к комбинации из большого сельского населения, капиталистов и коммерциализированной экономики», что давало им военные преимущества. Нация-государство Европы стала моделью для всех остальных государств именно из-за своей мощной комбинации «принуждения и капитала»144.

Государства, которые могли быстрее занять деньги под залог будущих доходов теперь могли быстрее мобилизовать свои армии и имели лучшие шансы на успешную войну. Доступность кредита зависела от наличия финансистов и торговых капиталистов, а также от репутации правителя, как он выплачивал долги ранее. Система гарантий выплаты долга стала важнейшим фактором и обрела институциональные рамки в виде законов и концепции частной собственности. «Капиталисты стали обслуживать государства когда этого сами желали, как кредиторы и как держатели долгов», – писал Чарльз Тилли, «английские короли не хотели такого могущественного Парламента; они просто были вынуждены уступать своим баронам, а затем аристократии и буржуазии в процессе убеждения их занять денег на войну»145.

«Капиталисты – кто мог одолжить деньги – всегда существовали даже при отсутствии капитализма… На самом деле, большую часть истории капиталисты выступали как торговцы, предприниматели и финансисты, а не как непосредственные организаторы производства»146. Все исторически успешные страны хорошо иллюстрируют это: и Шумер, и Вавилон, и Греция, и Рим, и Финикия с Карфагеном, и Византия, не говоря уже о Венеции и Голландии.

На фоне политических и военных событий XVIII века в Европе росло влияние международных финансов, которое сопровождало и расширяющуюся международную торговлю, и более дорогостоящие войны между конкурирующими державами. В центре финансового развития было возникновение симбиоза двух финансовых центров Европы после 1720 года: Амстердама и Лондона. Торговые банкиры других коммерческих городов Европы также были важными участниками, особенно вдоль исторической Лотарингской оси, протянувшейся от Нижних стран до Средиземноморских портов Италии, в то время как новые центры финансов стали возникать на другом конце Атлантики147.

Знаменитая германская семья банкиров Фуггеров стала одним из крупнейших кредиторов европейских королей. Фуггеры занимали в крупных объемах в Антверпене и финансировали испанские войны, обанкротившие испанскую корону несколько раз. Под залог своих кредитов Фуггеры контрактовали будущее испанское серебро из Америки148.

В отличие же от испанцев, британцы смогли построить уникальную связь между государством и своими торговцами и финансистами, что дало британцам существенное преимущество «доступа к неограниченным средствам ведения войн, но только за счет больших уступок этим торговцам и банкирам»149. И это преимущество было институционализировано в форме гибкого фондового рынка капиталов и Лондонского Сити, а также защите интересов британской торговли в Парламенте страны, где заседали ее представители, – все это было закреплено законами, защищающими интересы большого капитала и, самое главное, «зацементировано» концепцией частной собственности. Теперь все это вместе и олицетворяло могущество Британского государства.

И, тем не менее, частный капитал – все эти торговцы и финансисты – использовал для своего роста и безопасности именно государственный ресурс. Голландская Ост-Индская компания была уполномочена и поддерживалась государством, английские королевские судостроительные верфи были ведущей и самой концентрированной индустрией в стране, с важнейшей стратегической значимостью защиты Британских островов от нападения с континента, а также защиты торговли и доминирования на морях. Государство и государственные институты стали важной системной структурой, обеспечивающей возможность развиваться частному капиталу. И теперь чем сильнее становилось такое государство, чем надежнее работали принятые Парламентом законы, тем спокойнее развивался и увеличивался частный капитал.

Процесс становления современной системы национальных государств еще более установился по итогам Тридцатилетней войны 1618—48 годов – одной из самых масштабных и жестоких войн в истории Европы. Вестфальский мир 1648 года существенно реорганизовал Западную Европу, собрав вместе 145 представителей разных государств и определив между ними новые границы по итогам войны, а также установив новые правила международных отношений. Швейцарская Конфедерация и Голландская Республика были определены как суверенные и неприкосновенные государства, что было, в первую очередь, направлено против растущей Франции – извечного соперника Британии. Однако Вестфальский мир определял неприкосновенность границ только в Европе, что подтолкнуло Голландию, Францию и Англию к активной экспансии в поисках колоний, развивать внешнюю экономику на торговле, сахаре, табаке и рабах150. Колонизация новых земель и необходимость увеличения армий стимулировали развитие рекрутинговой системы всеобщей воинской повинности при растущем населении. В конце концов, те страны, которые «рекрутировали и поддерживали большие армии из своих собственных народов, а именно Франция, Британия и Пруссия, стали моделями для подражания и для всех остальных государств»151.

Франция, однако, несмотря на постепенное становление доминирующей державой в Западной Европе благодаря хорошей географии и растущему населению, так и не смогла достаточно развить свою финансовую систему, как это удалось голландцам и британцам, и из-за этого существенно отставала.

Если бы Наполеон хорошо понимал возможности голландских финансов для финансирования и снабжения своих армий, то вполне смог бы установить свою империю над всей Континентальной Европой. Однако вышло так, что, несмотря на его выдающиеся способности по преобразованию французских финансов и французской армии, он так и не смог успешно скоординировать банки, рынки капиталов и финансовое регулирование во Франции, а также не уделил достаточного внимания финансовым институтам союзных королевств… Его постоянные вмешательства в управление национальным долгом постоянно вводили в замешательство его ответственного министра графа Моллиена. Затем, его настойчивость в наложении массивных ежегодных контрибуций на союзные королевства, повышением их налогов подорвало легитимность новых режимов, которые он создал по всей Континентальной Европе152.

Британия вела множество войн: против американцев, против французов, против испанцев и постоянно занимала много денег, в то время как Франция испытывала серьезные трудности с финансированием своих войн и даже была на грани банкротства. Британия же, как показывает история, нашла способ решения этой проблемы и не только своевременно оплачивала и снабжала свои военные силы, но даже нанимала немецких солдат.

Британия «нашла секрет кредита», – писал Кэрролл Квигли, и этот секрет стал самым критическим фактором ее дальнейшего экономического развития, позволив построить самую мощную морскую силу, которая не только смогла защитить экономику, но и осуществлять агрессивную внешнюю экспансию. Так, в результате Войны за Испанское наследство в 1701—13 годах Британия стала лидирующей колониальной державой, захватив новые территории: Ньюфаундленд, Новую Шотландию, Территории Гудзонова залива, Гибралтар и Минорку, с правом доступа к испанским колониальным портам и правом поставки на них рабов. Семилетняя же война с Францией в 1756—63 годах сделала Британию еще сильнее, в то время как Франция уступила Канаду и стала еще слабее, даже по сравнению с результатами Войны за Испанское наследство.

В 1805 году, объединенные силы испанского и французского флотов потерпели сокрушительное поражение от британцев под командованием адмирала Нельсона при знаменитой Трафальгарской битве, и это превратило Британский Королевский флот в фактического хозяина над Атлантическими торговыми путями, так же, как и в Азиатской торговле. Венский же Конгресс 1815 года добавил к Британской Империи Цейлон, мыс Доброй Надежды, Тобаго, Сент-Люсию, Маврикий и Мальту153.

Так, «поняв секрет кредита» для ведения войн, Британия стала первой, по-настоящему глобальной супердержавой, контролирующей все основные моря и торговые маршруты. Британская военно-морская мощь обеспечила надлежащее развитие экономики, которая в свою очередь поддерживала британскую военную силу. Это стало уникальным сотрудничеством между британским правительством и торгово-финансовыми кругами, между государством и частным капиталом – их интересы совпадали. И военное принуждение стало одним из главных инструментов британского глобального доминирования и британского экономического развития.