Читать книгу Поезд вне расписания - Валерий Фёдорович Гришковец - Страница 5

Сегодня всякое можно услышать и прочитать про Петруся Бровку. Но чтобы ни говорили и ни писали о Бровке, только за одно стихотворение «Пахне чабор…» хочется снять шапку перед памятью этого неординарного поэта. А какой он был человек… Довелось видеть его всего один раз в Минске, летом 1977 года, на похоронах Евдокии Лось, где я оказался совершенно случайно. Впрочем…

Свою первую московскую зиму, а выдалась она ранней, снежной, холодной, я проходил бы, а точнее промерз бы в легкой, не для московской зимы, куртке. Благо, в самом начале декабря на станции метро «Таганская» встретил земляка. Мы с ним служили в армии в Казахстане, были одного призыва и по-земляцки дружили. Как он меня, обросшего бородой, а главное, спустя двадцать (!) лет, узнал, – понятия не имею. Но узнал и, слава Богу, спас от московских слякотных морозов. Зимой в Москве, разумеется, в мороз улицы обильно посыпают какой-то жуткой соляной смесью. И вот она, эта смесь, разбитая колесами, тает вместе с выпавшим снегом. И даже, если нет снега, она тает, образуя на асфальте наледь, которая в свою очередь также тает под колесами машин, под ногами пешеходов, исходя сыростью, которую тут же впитывает мороз. Холод – не приведи Господи, до костей пробирает…

Обнялись. Подивились встрече такой и покатили к нему, Пете Качану из Слуцка, он был женат на москвичке и жил у стадиона «Торпедо». От него я уехал в видавшем виды, но еще крепком, надежном, а самое главное – теплом солдатском бушлате. И бушлат этот, надо отдать ему должное, и, конечно же, однополчанину Пете Качану, грел меня две зимы, пока я учился на Высших литературных курсах. А еще подогревала – и неплохо! – наша с Петей дружба…

Как-то захотелось выпить, снять усталость от постоянного, непривычного для меня напряга столичной жизни. А ЦДЛ в ту зиму, с 93-го на 94-ый, для рядовых русских писателей стараниями Роберта Рождественского был закрыт. Собирались там же, на Большой Никитской улице в Московской писательской организации, прямо в кабинете председателя Правления В. И. Гусева. Владимир Иванович, человек широкой натуры, яркий реалист и вместе с тем большой выдумщик и затейник, всегда умел организовать хорошую компанию и хорошее застолье. Туда я и двинул в своем бушлате. Открываю дверь – сидит Алесь Кожедуб. Увидел меня, машет рукой: заходи! Знакомит с поэтом Сергеем Красиковым. Выпили, разговорились. Оказывается, жена Сергея Красикова – известная минская художница Нинель Счастная, а я не так давно из Белоруссии. Тут и пошло…

Сергей Красиков хлопает меня по бушлату, рассказывает:

– Да-а, времена для белорусов в Первостольной настали хреновые. Ходят в бушлатах, пьют водку, притом дешевую, и не закусывают ничем, не за что. А помню, Игорь Шкляревский расхаживал по Москве в медвежьей шубе. Придет В ЦДЛ, сбросит шубу гардеробщику и даже номерок не берет – все знали: медвежья шуба принадлежит поэту Игорю Шкляревскому. Ходил он тут, под стать Шаляпину – барин барином. Все завидовали! А подарил эту шубу ему, кто бы вы думали? – Сам Петрусь Бровка!.. Вот так, широкий жест поэта по отношению к младшему собрату, поэту, земляку. За что и при каких обстоятельствах Петрусь Бровка подарил свою медвежью шубу Игорю Шкляревскому, не знаю. Возможно, перевел его стихи на русский и переводы понравились. Шкляревский белорусов переводил великолепно, чего уж там. А может, и так, по доброте человеческой. Петрусь Бровка стал тогда лауреатом Ленинской премии – не шутка!.. Игорь Шкляревский зим десять носил эту шубу.

И Сергей Красиков замолчал, как бы что-то припоминая.

– А году в 79-м или 80-м, точно помню, что перед Новым годом, заваливается ко мне в гости Петр Кошель. Я, как открыл дверь, так и ахнул: «Шуба Петруся Бровки!» Вы что, говорю, по эстафете ее передаете? Кошель смеется, с воротника снег стряхивает. Сколько лет шубе, а она – как печка, теплая, ворс – сантиметров десять! Ну, пять точно. И Кошель, я вам скажу, не одну зиму проходил в шубе классика. Я для «Советского писателя» тогда белорусских поэтов переводил, а Петр Кошель там был редактором. И там, в «Советском писателе», а было это уже в восьмидесятых, я встречал Кошеля в Бровкиной шубе. А донашивал ее Слава Артемов. Уже перестройка вовсю шумела, улицу Воровского опять в Поварскую переименовали. Помню, новые таблички как раз прибивали. Иду уже по Поварской в Союз писателей – навстречу Слава Артемов. Я как увидел его в этой шубе, через дорогу перебежал, на полном серьезе говорю: «Ты, Слава, если и сносишь эту шубу, что маловероятно, не выкидывай, передай ее в Минск, пусть в музей сдадут – реликвия!» Артемов смеется: «Я знаю, мне Кошель расказывал – шуба Петруся Бровки…»

– Ну, что ж, – поддержал я веселый рассказ Сергея Красикова, – русская проза, как известно, из «Шинели» Гоголя вышла. Значит: русская поэзия белорусов Москвы – из шубы Петруся Бровки.

– По такому случаю, – Алесь Кожедуб наполнил рюмки, – за Петруся Бровку, за нашу литературу, за Беларусь!..

1998