Читать книгу ДеньГа. Человек в море людей. Часть 2. На конь! - Валерий Леонтьевич Семисалов - Страница 9

– А ты что примолк, Табун? – вернул его к действительности усатый Найдёнов.

Табунов сладко потянулся, обвёл друзей ещё далёким взглядом и сказал мечтательно:

– Хорошо-то как, мужики…

– А чего хорошего-то? – неожиданно рассердился Найдёнов и начал, что называется, «толкать» речь.

Табунов послушал, послушал и понял: пока он гонял на отцовском КрАЗе и распивал компот на берегу далёкого озерца, его приятели успели покончить со школьным прошлым и всерьёз перешли к более глобальным – современным – вещам. Разжигали костёр школярами, а хворост подбрасывали уже рабочий Александр Найдёнов, учитель Олег Одинцов, партийный функционер Павел Сажинов. Случилось то, что и должно было случиться – идиллия испарилась. Рабочий Найдёнов вовсю наседал на партийного ответработника Сажинова, и тот барахтался под градом вопросов и обвинений, и это было бы даже интересно, если бы…

Если бы не было так печально. Печально, ибо Найдёнов, умница и первый в классе спорщик Найда сегодня – токарь, пусть и высшей квалификации, но всего-навсего токарь. А Сажинов, типичный «тихий троечник» Сажа, личность в классе достаточно серая – сегодня преуспевающий партийный чиновник. Парадокс? Увы, нет – жизнь это, всего-навсего нормальная взрослая «большая» жизнь, в которую когда-то их с такой помпой провожали на школьном дворе.

Ах, как не хотелось возвращаться во взрослость, как не хотелось… Ибо тотчас же возникал вопрос: а зачем, собственно, он, Табунов, здесь? Здесь, так вдруг, так по-дурацки бросив море, Одессу, красивую женщину, наконец? Что понесло его в ту чёртову ночь на вокзал? Бросило в толпу у кассы? Что? что творилось с ним?

Уже в который раз задавался этими вопросами Табунов – маета, маета…

Неужели – страх? Ну да, разумеется, он – боялся. Не проходило и дня, чтобы он мысленно не делал решающего звонка Зимняковой, не приступал к завершению задуманной операции – и сразу же руки его прошибал пот, живот обкладывало ледяной дрожью. Но если он сейчас так потеет, то что же будет, когда…

Почему? откуда эта тряска? Откуда неуверенность? Да, конечно, последний ход окончательно ещё не продуман. Нет последнего штриха – в этом всё дело. Концепция – есть, технологии – пока нет. Точнее, она есть, но в последнем, завершающем звене – слабина. Оттого и руки потеют, и позывы в животе… Но только ли страх его мучает? Чего, собственно бояться, когда он твёрдо знает: пока всё не будет просчитано до микрона, операция не состоится. А раз так… Что его тогда беспокоит? Он словно подплыл чем-то, подплыл какой-то неопределенностью, недооформленностью неких новых чувств, некоего нового ощущения самого себя. Он, кажется, перестал понимать что-то главное в себе. Словно вынули из него главный магнит, вынули – и всё как-то так сдвинулось, зашаталось, посыпалось. Оттого и маета?

Табунов тряхнул головой, огляделся. И тут же понял: пикировка нежданно-негаданно переросла в ссору. Сажинов, тыкая палкой отбившуюся от костра головёшку, бурчал ни на кого не глядя:

– А идите вы все… С ними, как с людьми. Ну что вы всё раскорякой норовите встать? Ну что орёте-то всё? Всё им не так… А как? Что вам надо? Свободу? демократию? волю орать вот так? Ну-ну… доорётесь… А ведь всё равно будет не так, как вы хотите, а так, как надо! А? Кто вы есть-то? Да знаю я – отчего всё! Правильно отец мне говорил… Кто виноват, что вы – неудачники? Что я – там, а вы – здесь?

– У-тю-тю-тю… – пропел Найдёнов и захохотал.

Сажинов скрипнул зубами и с ненавистью повёл взглядом.

– Обсуждаете всё. Шипите за спиной – такой, сякой… чиновник… бюрократ… а сами чуть что – Пашка, помоги! Выручи однокашника! Как же –попёрли из школы нашего мыслителя, философа нашего – вон! А я, значит, пожарная команда, ничего, что бяка, выбирать не приходится – тушить пожар надо! Ну и где ваша принципиальность? Куда она – фьють! – испарилась? Все вы вот так – глотку дерёте, а как припечёт…

– Постой, постой… – перебил его Олег, недоумённо потирая кулаком лоб. –Ты о чём?

И вдруг остро взглянул на Сашку Найдёнова.

– Сань… – позвал он растерянно,– Сань, ты что? Неужели… Ты зачем?

Найдёнов сжал оскаленные зубы, чёрные густые усы его встопорщились.

– А-а! – Он смущенно махнул рукой, коротко и зло взглянул на злорадно ухмыляющегося Сажинова. – Лыбишься, гад? Ну-ну, лыбься…

Олег покачал головой, молча встал и зашагал прочь от костра, к озеру.

– Олег! – крикнул Найдёнов. – Я всё объясню!

Он вскочил и побежал за Олегом.

Пламя костра, давно уже не получая корма, осело, ушло в головёшки – огни переливались слабыми красно-сине-жёлтыми огоньками, словно подмигивая, выпрашивая хвороста.

– Н-да-а, – нарушил молчание Табунов и крякнул.

– Ты видел, видел? – откликнулся нервно Сажинов и забренчал ядовитым смешком. – Деятели… чинуша я, видите ли, для них, а как хвост прищемили… куда и принципы… Слышь, Вить, а я-то, я-то, дурак, обрадовался – отдохнём, думаю, прошлое вспомним. Сашка-то Найдёнов… От ведь! Поехали, грит, твой транспорт – наши шашлыки, ушица… Нет, я, конечно, подумал: чего это, с какой радости – после школы-то… да и в школе, собственно говоря… дружбу-то особо не водили! Так, одноклассники… А потом, когда я… ну… да, особенно, когда в горком выдвинули… Они ж… А тут вдруг… Ут-т! Найдёныш! Вчера рыбалим, он мне и говорит как бы между прочим: помоги Олегу, ты, дескать, шишка, тебе раз плюнуть. А я чего? Я б и помог… Так ведь по-людски надо!

Он выругался и стал ломать хворост, подкладывать в гаснувший костер – ветки шипели, но почему-то не загорались. Встав на четвереньки, Сажинов принялся дуть на угли, дым ел ему глаза, лез в горло, он закашлялся.

– А-а! К хренам! Отдохнули на природе, называется! – Сажинов вскочил и побежал к машине.

Скоро он вернулся, держа в отставленной руке какую-то банку.

– А ну отодвинься! – буркнул он Табунову и вдруг плеснул из банки на угли.

В воздухе ухнуло, загасший костер пыхнул и в миг выросшим огненным щупальцем вцепился в банку – Сажинов с криком отпрыгнул и, замахав воспламенившейся рукой, бросился бежать.

– Стой! – заорал Табунов, вскакивая. – Стой!

В несколько прыжков достав Сажинова, он сбил его с ног и навалился животом на пламя. Брезент штормовки промокнул его, выпустив вонь горелой тряпки и бензиновый чад…

– Болван… – отдышавшись, сказал Табунов. – Кто ж так делает? А ну дай гляну!

Он притянул за рукав руку Сажинова, осмотрел кисть – её зацепило самую малость, остатки бензина выплеснулись из банки почти целиком на рукав его куртки.

Сажинов чуть не плакал. Но, как показалось Табунову, не от боли – от злости, которую происшествие разожгло подобно тому, как пыхнул от бензина почти погасший костёр.