Читать книгу Какой ужас! Повесть - Василий Варга - Страница 13
Часть первая
10
ОглавлениеПосле свиданий с Зоей Женя принадлежал себе лишь частично. О чем бы он ни думал, его мысли возвращались к ней сытой, богатой, независимой и гордой. Она готова была пожертвовать своей невинностью, вопрос стоял за гостиничным номером, которые упирались в два вопроса – тощий карман жениха и запрет сдавать номера жителям города.
Ну, разве можно вообразить, что он, такой… такой неприкаянный, способный охранять только мотоциклы по ночам, достоин лишить девственности дочь полковника Никандра, бывшего партизана Белоруссиии?
Жанна, может быть, даже красивее Зои, но Жанна – дочь военного, а Зоя – дочь полицая, который отвечает за пачпортизацию населения, а это все рано, что зоотехник за содержание коров в колхозе. К тому же Зоя… нос кверху. Зоя это – Это – судьба. Я женюсь на ней, не задумываясь. Это тоже судьба.
Женя хорошо знал слова Горького о том, что человек – это звучит гордо, это великолепно и всегда питал некую неприязнь к дочерям высокопоставленных чиновников, но лишь до тех пор, пока сам не столкнулся с этой проблемой, пока не встретил дочь полковника, которая казалась ему девушкой из сказки.
Зоя была совершенно другой, не похожей ни на одну из его знакомых. Она была сытой, независимой, с детства не знала, почем кусок хлеба, вполне серьезно утверждала, что батоны растут на дереве, а модная одежда делается в магазинах. И это было даже как—то романтично.
Женя не только утонул во всем, ранее для него неведомом и недоступном, но и делал все, чтобы привязать ее к себе. Он не пожалел бы ее, как жалел других, боясь, что после первой же связи будет расти ребенок. Ему даже хотелось, чтобы это случилось с Зоей, и чтобы последствия контакта, еще крепче связали их, сблизили навсегда. Та, неведомая жизнь, манила его своей неизвестностью, таинственностью, сытостью и в любом случае, независимостью.
Коммунистическая пропаганда, которая отодвигала нищету на второй план, утверждая, что человек это звучит гордо и он на первом месте всегда и во всем, трещала по всем швам. Женя не хотел видеть недостатки своей богини – сытой, богатой и глупой. Глупая женщина – это – во! С ней легко. Ну, кто еще согласен, что булочки растут на дереве.
Приглашение встретить новый год и познакомиться с родителями, он расценил, как добрый знак судьбы. Что стоит будущему тестю повысить его по службе, где бы он получал не жалкую зарплату, которой едва хватает на борщи, да на супы в столовой, а в несколько раз больше. Тогда он и семью сможет содержать, обретет независимость. А поэзия, что ж! Если есть талант, он все равно проявится, никуда не денется.
От встречи Нового года он ожидал так много, что у него нарушился сон. Все сэкономленные деньги за время трехмесячных курсов он потратил на покупку черного недорогого костюма, белую рубашку и цветастого галстука.
– О, ты выглядишь недурно, – сказал Леша Филимонов, неисправимый хвастун, пижон, говорун и дамский сердцеед.
– Я готовлюсь к встрече Нового года, – сказал Женя, выпирая грудь колесом.
– С кем будешь встречать, с девушками строителями, небось?
– Как бы ни так. Меня дочь полковника самого Сковордкина пригласила. Это же плутковник, а не х. обачий.
– Дочь полковника Сковордкина? Ты, небось, шутишь? Это же известный человек. Ну и дела, я тебе завидую. Такой тихоня, можно сказать увалень, а отхватил себе – любой бы позавидовал. И как у вас с ней, все на мази? Она что, хромая или косоглазая, или трижды замужем побывала? Давай признавайся!
– Самая что ни на есть нормальная, студентка университета, одна из красивых девушек на факультете, – с необыкновенной гордостью произнес Женя.
– Где ты ее нашел? Как это тебе удалось, прохвост ты эдакий? Я, перед кем все девушки в лежку, и то выше бригадирши на обувной фабрике не находил, а ты… А у нее подруги есть?
– Конечно, есть.
– Познакомь, а, будь другом.
– Ладно, – сказал Женя, – готовься к встрече нового года, пойдешь со мной. Там будут и ее подруги. Еще один кавалер нужен: их трое и нас трое, три пары.
Леша бросился к Жене, расцеловал его, как родного после длительной разлуки. —
– Давай пригласим Бориса, философа. Эй, Боря, иди к нам, у нас приятное сообщение.
Борис философски сплюнул на пол, приподнял правую ногу, негромко стрельнул и приковылял, полусогнувшись.
– Чего надо, насильники?
– К полковнику поедем, Новый год встречать, чокаться с ним будем, а потом, может, и лобызаться, – сказал Леша, подпрыгивая на радостях. – Вон Женя приглашает: он отхватил себе дочь полковника, не то, что мы. Он скоро офицером станет и, возможно, нас, своих друзей не забудет.
– Да? Это интересно, – сказал философ. – Но, мне кажется, все они одинаковы. Эта дочь полковника тоже станет старой, морщинистой, как все. И там у нее, откуда растут ноги, то же самое, такая же шапка, которая так же греет и высасывает из нас соки, как и у любой другой. Может, она еще хуже, потому что слишком переоценивает себя, и ласки от нее не дождешься, как от простой девушки, которая может дышать и жить одной любовью. О, эти советские аристократки. Им бы служанку, потому что сами не желают трудиться, да и ничего не умеют, кроме как трахаться с любовником, да еще не с одним, а муж у них всегда на побегушках. Я тебе не завидую, Женя. Ты хороший парень и погибнешь ни за что, ни про что
– Ладно, хватит глупости всякие нести, – с нетерпением произнес Леша. – Давайте обсудим некоторые вопросы. Значит, так. Я – студент металлургического института, четвертый курс, понятно? Этот полковник, в металлургии – как свинья в апельсинах, не разбирается совершенно. А вы представляйтесь, как хотите. Поняли? Твоя пассия знает, кто ты?
– А потом? – спросил Женя.– Что будет потом? Как веревочка не вейся, все одно конец обнаружится.
– Меня не интересует, что будет потом. Ну, пойми ты, голова два уха, не можем же мы, рядовые милиционеры быть гостями полковника. Это смешно. Что он скажет своей дочери, как она будет выглядеть в его глазах? А, потом, он нас просто выгонит из дому, если узнает, кто мы такие, что мы за птицы. Они знают, что ты – простой легавый?
– Мугу…
– С философской точки зрения, ты не прав, – сказал Борис.
– Иди к черту со своей философией, – сказал Леша, торжествующе улыбаясь. – В данном случае, положитесь на меня, я в этих делах мастак. Вы оба еще спасибо мне скажете.
– Можно, я пойду в сапогах? – спросил философ.
– Да ты, что – сдурел? От твоих кирзовых сапог на километр гуталином несет. Небось, и портянки с полгода как не стирал, – сказал Леша.
– А что делать?
– Сходи в прокатный пункт, или с пьяного сними. А что? Чем плохо?
– Один день остался, послезавтра, уже 31 декабря, – сказал философ.
– Хорошо, ботинки я беру на себя, – согласился Леша.
– А как со спиртным? – спросил Женя. – Надо же хоть по бутылке коньяка нести.
– А что у начальника ОБХСС области нет водки или коньяка? Да у него бочки с вином и ящики с коньяком, – сказал философ.
– Тогда хоть коробку конфет надо отнести, – предложил Женя.
– На троих одну, самую дешевую. Студенты – народ бедный, у них только душа богата и сердце широкое, сказал Леша. – А вот нагладиться, побриться, причесаться это в обязательном порядке и надушиться, хотя бы тройным одеколоном. Он самый дешевый, студенческий. Это все знают. Все нам проститься, можете быть уверены.
– У меня нет белой рубашки, только милицейская, – сказал философ.
– Беда с тобой, – стал бурчать Леша, – если ботинки или туфли я сниму с пьяного, то рубашку никак. И, потом, у тебя шея тонкая, как у журавля. Дуй в пункт проката.
– Зачем?
– За рубашкой. В четыре часа после обеда 31—го я устраиваю смотр внешнего вида. А то можно и конкурс объявить. Как ты думаешь, Женя? Давай объявим.
– Нет, не стоит, – сказал Женя. – Давайте, как—нибудь так: и нашим и вашим. И вид чтоб приличный был, и чтоб народу поменьше знало, кто мы такие и откуда мы, а то нехорошо получится, мы девушек подведем и сами себя тоже.
– Я ничего плохого в этом не вижу, пусть знают, что мы будущие инженеры ракетных заводов, это поднимет наш авторитет, – сказал Леша. – Даже майор Кулешов к полковнику попасть в дом не может. Если он узнает, что мы, рядовые милиционеры там побывали, да произносили тосты, да самому Никандру Ивановичу в глаза смотрели и рюмками звенели, так он с ума сойдет от зависти.