Читать книгу Бородинское знамение - Васса Царенкова - Страница 10

Павел облегченно выдохнул. С внучкой-Дитерлих удалось поладить без особых проблем. Он был убежден, что девчонки для того только и существуют, чтобы создавать парням проблемы. Эту мудрость Павел неоднократно слышал от деда. Он знал, что женский пол «западает» на его внешность, хотя сам не кичился ею, потому что бабка Серафима постоянно ворчала: «Смазливость – несчастье для мужика!».

Павел не выносил слова «смазливый», на его слух оно звучало как «измазанный». Но он ловил на себе заинтересованные взгляды девочек в школе уже года два, и при первой же встрече у Колочи без труда определил, что нравится Кире. Она ничем, даже отдаленно, не напоминала тот женский образ, который он нарисовал в воображении и мечтал встретить во взрослом будущем. Но Кира выгодно отличалась от многих девочек отсутствием кривлянья, с ней можно было говорить и, похоже, дружить. А самое главное – ей, кажется, можно было доверять. Однажды краем уха он слышал, как девчонки, Кирины одноклассницы, говорили, что она никогда не врет. Павел надеялся, что мелкие сплетницы были правы. Потому что никто, кроме внучки-Дитерлих, не мог ему помочь докопаться до истины.

– Клянешься? – строго спросил Павел.

– Клянусь!

– Тогда вот что. Тайна. Я не верю, что мой отец, твоя мать, родители Лисицына и мать Зойки Швец ни с того ни с сего собрались все вместе в одну командировку, сели на самолет, поезд, пароход или космическую ракету и взорвались к чертовой матери!

– Это кто тебе такое рассказал?

– Такого мне не рассказывал никто! Мне мать сначала наплела, что отец в командировке. Потом, что он не звонит и не пишет, потому что командировка секретная. Однажды я застал ее в слезах над фотографией отца. Я пристал к ней с расспросами, и она сказала, что отец, вероятно, погиб. Вероятно, видите ли! Примерно такую же песню спели Зойке и Мишке.

– Стоп, стоп, стоп! Моя мама умерла девять лет назад. Они никак не могли погибнуть все вместе на космическом поезде! У Мишки есть маленькая сестра, Лиза, ей года два, не больше!

– Быстро соображаешь, молодец! – похвалил Киру Павел. – Мой отец пропал шесть лет назад. Зойкина мать умерла, когда ей было четыре. Время разнится, видишь? Кроме того, у Мишкиных родителей есть могилы на местном кладбище!

– У моей мамы могилы нет, но папа ничего мне не объяснял…

– В том-то и все дело! Послушай… Когда ты появилась в нашей гимназии, я услышал, что ты – Кира Кроль. Фамилия знакомая. Я спросил маму, она сказала, что да, ты из семьи Дитерлих-Кроль. Я стал искать в Интернете, нашел несколько упоминаний о научной работе твоей матери. Сам не знаю почему, но я все время думал о ней и ее исследованиях. Но даже Сеть не могла мне дать все ее работы. Я прочитал только две статьи об исследовании кокого-то «хондрита». Ты, кстати, их не читала?

– Читала, но не поняла. Я как-то попросила у папы разъяснений, а он ответил, что это «не те статьи». Я пыталась его расспросить подробнее. Но, понимаешь, говорить с ним о маме очень непросто. Он до сих пор ее любит.

– Любовь! – фыркнул Павел. – У взрослых вечно секреты вокруг этой самой любви. Моя мать тоже, как спросишь у нее про отца, начинаются вздохи, слезы. Любовь! Все объясняют любовью. Говорили бы правду лучше… Ты прочитай до конца!

Страниц в дневнике явно не хватало. Отрывки текста выглядели разрозненными, но Кира покорно вернулась к прерванному чтению:

«Камни, прилетевшие с неба, зачастую остаются без внимания, так как не представляют интереса ни для кого, кроме ученых-исследователей. Подобравшие хранят их как курьезные штучки, а позже они теряются, а их история забывается потомками.Предания о камнях небесных стираются из памяти поколений и бесследно исчезают для науки.

С 1884 года я настоятельно прошу читателей журнала «Новое Время» сообщать мне лично о небесных камнях и не скупиться на отправление их мне почтою, так как с уверенностью заявляю, что все корреспондентские расходы покрою незамедлительно.

Для исследований мне требуются и метеорные камни,и самородное железо. Я готов уплатитьразумную стоимость метеорита, если таковым на самом деле окажется доставленный мне образец, ибо собираю музейную коллекцию для грядущих поколений.Мой адрес на Васильевском острове в Санкт-петербурге легко найти в справочнике или получить в редакции.

За сим подписываюсь: Юлиан Иванович Симашко».

Кира перевела дух. Следующая запись оказалась длиннее:

«Осенью 1891 года мне удалось получить ¼ золотника (около 1 грамма камня) с подписью «1812. Бородино. От генерал-майора Дитерлиха». Сравнив находку с тремя метеоритами 1812 года, находящимися в моем собрании,я убедился, что камень сей весьма отличен от них. Науке он не известен, как и почти целый камень, поступивший из того же источника,весом около полуфунта и размером немногим более среднего куриного яйца.

Камень будет нами исследован, но польза от него для науки сомнительна, ибо выяснить, откуда прилетают метеориты, как и когда они образуются, почему являют себя в том или ином месте Земли и что является причиной изменения их небесного пути – невозможно.

Мы можем лишь повторить за великим Сократом: о метеоритах мы знаем только то, что ничего не знаем, но желаем знать все.

Дальнейшие разыскания, касающиеся факта падения Бородинского метеорита, основаны на предании, письменно сообщенном мне бывшим владельцем камня. Затем, по сведениям, любезно предоставленным мне потомками Христиана Ивановича Дитерлиха, в семье покойного никаких преданий о камне не находится».

– Вот во что я тоже не верю! В «никаких преданий о камне», и в то, что его так-таки просто и отдали в музей! – Павел развернул стул спинкой вперед и оседлал его так, чтобы смотреть Кире в лицо. – Не верю! В музее, скорее всего, хранится подделка, так я думаю. Знаешь почему? Потому что этот дневник побывал в руках и твоего дедушки, и твоих родителей!

– Невероятно! – ахнула Кира. – С чего ты это взял?

– А вот с чего!

Павел отобрал у нее дневник и встряхнул над столом. Из тетрадки выпал пожелтевший листок, который Кира немедленно схватила и чуть не разорвала – так тряслись ее руки, когда она разворачивала бумагу.

Дрожащим от волнения голосом она прочла:

«Дорогая Ларочка! Наконец-то у меня здесь появилась возможность написать письмо к тебе. Оно будет кратким. Я нашел книгу, которая нужна тебе для работы. Вернее, не совсем это и книга, но ты понимаешь, о чем я говорю – о дневнике Юлиана Симашко. Тот молодой человек, которого ты обследовала в нашем центре, Петя, Петр Кроль, привезет тебе ее. Ты знаешь, я изменил свое мнение об этом юноше в лучшую сторону. Умен он для деревенского парня чрезвычайно, просто чрезвычайно! Думаю, вскорости поступит в аспирантуру, с моей протекцией, разумеется. Дорогая чаечка, я вынужден проститься. Береги себя и не слишком увлекайся экспериментами! До встречи. Твой любящий отец Кирилл Дитерлих».

Кира смотрела на письмо полными слез глазами. Но Павел, не давая ей расчувствоваться, жестко произнес:

– Я собираюсь выяснить, что случилось с нашими родителями из-за этого проклятого метеорита! Поможешь мне?

– Я почти ничего не знаю про метеорит. Бабушка Тоня, мама моей мамы, говорила, что у дедушки Кирилла был маленький кусочек метеорита, с которым он никогда не расставался.

– А куда делся твой дедушка?

– Умер… Ой, Павел, а ведь ты прав! Я не знаю, где похоронен дедушка!

– А я что говорю! Умер-шмумер, а могила-то где? Ты спрашивала?

– Нет. Не спрашивала. Папа сказал, чтобы я никогда не расспрашивала бабушку Тоню о дедушке, потому что… – Кира замялась, понимая, что он сейчас скажет.

– Потому что любовь! – Павел поднял вверх указательный палец.

– А как этот дневник оказался у тебя?

– Не у меня. Как видишь, он валялся здесь, на столе. Я нашел его в мае, когда мы заезжали сюда на праздники. Побоялся брать с собой – у матери есть привычка делать уборку в моей комнате, могла найти. А вот кто его сюда закинул, я без понятия. Но думаю, что твой отец.

– Конечно, скорее всего, это папа… или мама… Письмо-то дедушка написал именно ей.

– Будем гадать, не догадаемся. Но сегодня мы его заберем. Потому что у тебя, в отличие от меня, есть на это право. Ты – наследница!

Свечи начали чадить. Кира закашлялась. Павел взял одну из горящих свечей и пальцами снял нагар, потом проделал то же самое со второй свечкой, не поморщившись.

– Тебе не больно?

– Больно. Слегка. Но мне пришлось приучить себя к боли.

– Зачем?

– Затем, что умереть без боли в нашем мире не получится. А я убежден, что если умру, то попаду в другой мир. Как мой отец. Как твоя мать. А если найти метеорит и умереть здесь, в нашем мире, то есть шансы попасть на Бородинскую битву! И вот тогда вскроется правда. Вопрос только в том, где этот камень сейчас. И как вернуться обратно в наш мир. Хотя, скорее всего, владея камнем, можно легко проходить между мирами… Ты со мной?

– С тобой! Но я не понимаю, зачем тебе умирать, и про какие другие миры ты говоришь?

– Когда я прочитал статьи твоей мамы, я сделал вывод. Она искала портал. Понимаешь? Она об этом не пишет. Она пишет только о «модификации» кролика. Но я думаю, что речь на самом деле идет о его перемещении. Я помню, я раз двадцать перечитал ее статью о кролике по кличке Зайка.

– Ой! Про Зайку я знаю! Папа рассказывал мне эту сказку!

– А это не сказка. Зайка – единственный из подопытных кроликов твоей матери, оставшийся в живых после экспериментов с перемещением. Она… Она убивала их, Кира. И не смотри на меня так! Ученые это делают с кроликами, с мышами…

– Я знаю. Так ищут вакцину.

– Не только вакцину. Она убивала их с помощью «хондрита». Они «модифицировались», так она пишет. Кролик «развоплощался» в одной клетке и «материализовался» в другой. Но не сразу. А спустя некоторое время. И я уверен, что за это время он побывал в другом измерении. В другом мире, понимаешь?

– А что такое «портал»? Это как в фэнтези, да?

– Это проход в другую реальность. Дверь, портал, дыра. Ты помнишь, что я тебе предлагал, когда мы купались?

– Конечно. Ты сказал, что можешь помочь мне вспомнить, как погибла моя мама. Но не при Зойке и Мишке. Это тоже тайна?

– Тайна. Но мне придется посвятить тебя и в нее. Если ты действительно решилась мне помогать.

– Решилась. И никому ничего не скажу.

– Окей!

Павел сунул руку под крышку стола и сделал такое движение, как будто что-то отрывает. И действительно, он оторвал клейкую ленту и вытащил небольшой, остро заточенный нож. Удерживая ножик левой рукой, большим пальцем правой он чиркнул по лезвию. Показалась кровь. Павел облокотился левой рукой о стол так, что нож оказался прямо перед Кирой, и кивнул на него. Кира сжала правую руку в кулак, выставив большой палец, и тоже провела им по кончику ножа, разрезая кожу. Павел бросил нож на стол и крепко ухватил левой рукой Кирино правое запястье:

– Теперь подумай о том же, о чем и я: что случилось с твоей мамой? Поняла?

– Да.

Павел дал ей пару секунд, а потом прижал свой кровоточащий палец к Кириному.

***

Лестница, очень крутая лестница. Маленькая Кира боится спускаться по ней одна. Каждая ступенька дается ей с трудом – отсюда так легко скатиться! Дедушка не разрешает ей ходить тут без мамы. Мама? Где мама? Холодно. Темно. Но Кира знает дорогу. Вот она спускается ниже, еще ниже. Где-то тут должна быть дверь. А, вот она! Дверь приоткрыта! Кира сначала осторожно заглядывает, а потом заходит в комнату. Как здесь светло! Мама стоит перед зеркалом. Большое зеркало, маму в нем видно всю, даже туфельки видно. Ее светлые волосы падают ниже колен, струятся по плечам, загораживая от нее дочку. Мама отражается в зеркале. Но как-то странно. Искаженно. Пахнет цветами. На столе стоит ваза с пионами. Это любимые мамины цветы. Кира старается подойти к маме как можно тише. Мама не слышит Кириных шагов. Мама сама делает шаг. В зеркало! В кривое зеркало! Как страшно!!!

* * *

– Страшно, мне страшно! Мама, пожалуйста! Не уходи!

Она очнулась. Он стоит на полу на коленях: волосы всклокочены, лицо мокрое, руки холодные. Он прижимает ее голову к своей груди, она слышит, как стучит его сердце, как неровно он дышит. Она высвобождается из его рук. Свечи потухли. Они сидят на полу в темноте.

– Мама ушла от меня в зеркало. Свет погас. Я больше ничего не помню. Прости.

– Я видел. Это ты меня прости. Я не ожидал такой сильной реакции.

– Теперь еще хуже. Теперь я вспомнила. Теперь я буду сомневаться.

– Это и был портал, понимаешь? Зеркала ими часто бывают. Я читал. Прости, Кира.

– Нечего прощать. Нам ведь нужна правда!

– Правда в том, что «хондрит», который изучала твоя мать, видимо и есть тот самый бородинский метеорит. У них же была целая лаборатория, секретная, как я понял. Ты знаешь об этом?

– Знаю. Но очень немного. Папа, по совету дяди Семена, ограждает меня от травмирующей информации. Так они говорят. Павел!

– А?

– Если твоя кровь смешивается с кровью другого человека, к нему возвращается память? И ты это видишь?

– Типа того. Это мой дар.

– И как ты этим даром пользуешься?

– Никак. Сейчас был только третий раз.

– А первые два?

– Первый раз вышло случайно. Подрался в начальной школе, в семь лет еще. Содрал кожу на костяшках, а потом заехал Димону в нос. Кровь смешалась. И я как сквозь стекло увидел его с собакой, боксером. Я спросил, зовут ли его собаку Нокаут. Димон сказал, что да. Он так обалдел, что мы сразу же и помирились. За драку нас отвели к директору, вызвали родителей. По дороге домой я поинтересовался у мамы, что это я такое умею. Она перепугалась. Нажаловалась папе. Папа меня тогда здорово отчитал! Но и объяснил. Порезал палец, как мы сегодня. И мне велел порезать. И я увидел его первую драку в детстве. Вот и все. Папа сказал тогда, чтобы я был осторожен. И не злоупотреблял своим даром, потому что…

– Потому что есть неизведанные людьми силы, которые могут заставить тебя употреблять твой дар во зло.

– Откуда ты знаешь?

– Мне папа тоже это говорил.

– У тебя тоже есть дар?!

– Нет. Он говорил о маме. У нее был дар внушать любовь, а злые силы…

– Тьфу! Осточертели они мне все со своей любовью!

Павел вскочил на ноги, поднял оба стула и подал руку Кире, помогая ей встать:

– Ты чего дрожишь? Холодно?

– Ужасно!

– Бери свечи, давай спустимся вниз, затопим камин. И прихвати тетрадь!

Он включил фонарик, и они спустились на первый этаж. Павел пододвинул для Киры плетеное кресло, а сам, приоткрыв вьюшку, развел небольшой костерок в камине. Теплее не стало, дом основательно продуло сквозняками. Но веселый огонь успокаивал. Кира подобрала ноги, устраиваясь поудобнее. Павел уселся рядом с печкой на потертом коврике. Они смотрели на пляшущее пламя и думали каждый о своем.

Кира думала о том, что Павел очень хороший человек, несмотря на свое фанфаронство. Она чувствовала, что все произошедшее связывает их совершенно волшебным образом, но чудо, как это свойственно всем чудесам, скоро кончится, и им придется разойтись по домам. А Павел злился на взрослых, устроивших тайну из любви, которая ничего ценного собой, похоже, не представляет, а только мешает докопаться до истины. И вдруг обоим стало весело. Они переглянулись.

– А ведь нас ищут! – осенило Киру.

– Ищут, точно! – захохотал Павел.

– Мы же в прятки играем!

– И правила нарушаем!

– Какие правила?

– Вместе не прятаться!

– А давай… давай скажем… что я тебя нашла?

– Еще чего! Это я тебя нашел!

– Ты это скажи моей бабушке! Ох, мне и попадет!

– А меня дед выпорет! Он все время обещает!

– А ты ему… ты ему скажи, чтобы он тебя сначала нашел!

Они смеялись, не в силах остановиться – сказывались усталость и пережитое потрясение. Внезапно Павел оборвал смех и предостерегающе поднял руку. Кира прислушалась. В саду кто-то был!