Читать книгу Острый угол - Виктор Брюховецкий - Страница 25

Поникли георгины у оград.

Сад обронил на землю оперенье.

Родится день и тут же за деревней

Погаснет, будто сам себе не рад.

И снова дождь.

И снова темнота.

В печи гудит отчаянно осина,

Мерцают блики и видна картина

Иконная – «Распятие Христа».

В нее всмотрюсь в который раз уже,

В мужей, стоящих в пышном седовласьи,

И мир предстанет в новой ипостаси,

Сместятся оси как на вираже.

Какой-то мастер сотни лет назад

В седой глуши, фантазией согретый,

Полуголодный, и полураздетый,

Над нею не щадил свои глаза.

Чах над тяжелой струганой доской,

Ел от болезни ягоду-калину,

И осторожно наполнял картину

Почти нечеловеческой тоской…

Трещат дрова. Дождь сыплет в темноте.

От печки на стене мерцают блики…

Идея малая становится великой,

Когда ее разложат на кресте.

Идет гроза. Массивный крест тяжел.

Граненый гвоздь остер и полновесен…

Мир был тогда уже настолько тесен,

Что на Голгофу человек взошел!

Сверкают стрелы на небе пустом.

Играет ветер жиденькой бородкой.

Христос еще живой, с молитвой кроткой,

Еще земной, но… в нимбе золотом…

И мастера искусная рука

Показывает пышный двор Пилата,

Учеников смиренье, как когда-то

С тремя другими порешил Лука.

Он понял их: и мудрого Луку,

И Марка с Иоанном, и Матфея…

Беда не в том, что казнена идея,

Доступная свободно мужику,

А в том беда, что предана она…

И мастер осторожно, понемногу,

Работал кистью тайную тревогу,

Которая, присмотришься, видна.

Мне не известен ход судьбы моей.

Я верю в человека, словно в чудо,

Но знаю: где-то есть и мой иуда,

И для меня рожденный фарисей.

Свершится час и станет жизнь горька.

Но я его узнаю, лицедея, —

Он может быть в одежде фарисея,

И может быть в плаще ученика.