Читать книгу Der Kamerad - Виктор Улин - Страница 11

IV

Оглавление

* * *

Вот и сейчас я стоял на отмели с закрытыми глазами, раскинув руки в обе стороны – как совершивший аварийную посадку самолет с пустыми баками – давая волне отрывать от дна, поднимать и опускать мое тело.

Мне было хорошо.

Ну… почти хорошо и этого казалось достаточным.

Кругом галдела разноязыкая толпа, переговариваясь между собой отдыхающие, турки приставали к белым женщинам, не смущаясь отказами и проверяя всех подряд.

Не слушать было невозможно, а слушать было почти смешно.

–… И представляете, незадолго до отпуска его привели к нам…

– Да-да.

–…Моложе меня на десять лет. Потом сказали – он родственник главного бухгалтера…

– Да-да.

–…Привели к нам в кабинет и сказали – вот ваш новый начальник, хотя…

–Да-да.

Я открыл глаза.

Передо мной, покачиваясь под ударами воды, переговаривались две соотечественницы из соседнего отеля.

Их «городской» пляж, такой же бестолковый, примыкал к нашему, но море там было очищено от донных камней. То, что этих занесло сюда, не удивляло: женщины подобного типа имели вместо ног копыта и могли ходить хоть по камням, хоть по раскаленной крыше, не ощущая неудобства.

Отвечавшая «да-да» была незнакомой, а рассказчицу я знал. Точнее, приметил еще в первый день, когда исследовал шельф, несколько раз нырнул, потерял ориентацию и, выйдя из моря, очутился на чужой территории. Причем ошибку я понял по зонтикам: наши состояли из концентрических белых и зеленых полосок, у соседей были радиально размечены в красную.

Эта невысокая плотная дама находилась в моем возрасте или даже его не достигла, но казалась старше из-за крашеной химической завивки – точь-в-точь такой, как у жены Никулина в «Бриллиантовой руки», эпохи «В СССР секса нет». Она жила в отеле, о чем говорил синий браслет на руке, но на пляж являлась в таком виде, будто только что сошла с дальнего поезда. Все прочие женщины пятьдесят метров от номера до пляжа преодолевали в легких халатах, майках и шортах, прозрачных парео или даже просто в купальниках. А эта приходила в обычном городском платье, которое снимала через голову, страшно мучаясь, поскольку вместе с платьем всегда стремился соскользнуть и купальник. При матроне отдыхали две девицы, сильно похожие на нее: то ли дочери, то ли родные племянницы – лет по двадцати, то есть бывшие чуть моложе моей собственной дочери, которая осталась в прошлом веке. Одна имела кривые ноги и великолепную грудь, другая – исключительной красоты бедра при полном отсутствии бюста, который не мог спасти даже прозрачный купальник. Слепив из двух одну, можно было получить само совершенство. Впрочем, толку бы все равно не вышло: мелко завитая мать блюла девиц и отгоняла не только турок, но даже двух безобидных грузин из «Романика», которые в женщинах видели чисто эстетическое удовольствие. О последнем я знал точно, потому что с одним из них, толстопузым Гией, мы однажды разговорились, выпив около бассейна.

Сейчас обе девицы с уксусными лицами колыхались в несвежей пене между матерью и ее собеседницей, обсуждавшими чьего-то бухгалтерского родственника.

Я погрузился с головой, потому что солнце довольно сильно припекало мне намечающуюся лысину.

Под водой все сразу сделалось мутным и невероятно загадочным, ведь я был не рыбой с глазами, приспособленными для такой среды. Мои ноги расплылись, камешки на дне казались живыми существами. И даже зеленые шнурки плавок, грозя распуститься, колыхались, как щупальца морского змея, который обнимал меня нежно и что-то обещал. Обещаниям я давно не верил и поэтому перевязал их натуго, насколько это было возможным почти вслепую и без воздуха.

Еще не вынырнув до конца, я услышал:

–…Йа тееба лу-ублу!

Передо мной покачивался довольно красивый турок средних лет, смуглолицый и белозубый.

Видимо, отчаявшись найти кого-то на поверхности, он принялся искать под водой. И увидев сверху мою фигуру, заранее занял стойку, готовый выпалить ключевую фразу. Окажись на моем месте самодостаточный пивник с якорной цепью на бычьей шее, и белым зубам бы не поздоровилось, но мне стало жаль страдальца. Ведь я тоже же сих пор кого-то искал, причем наверняка куда более безнадежно.

– Leider, ‘ch bin keine Maedchen, – довольно дружелюбно ответил я.

И, дополняя слова, похлопал себя по тем местам, которые приличные женщины тут все-таки обычно прикрывали.

Турок, вытаращил глаза, потом рассмеялся и проговорил что-то, горячо и быстро-быстро.

То ли извинялся, говорил, что ошибся, а на самом деле не имел в виду дурного. Или просто жаловался на жизнь, вынуждавшую ловить женщин в грязной прибрежной воде, где брезговал купаться мой собутыльник и почти друг Кристиан. В речи искателя несколько раз промелькнуло слово «алла»: скорее всего, бедняга божился. Турецкий был одним из немногих языков, на котором я не знал ничего, кроме «сабуну юк» – то есть «мыло кончилось», о чем постоянно приходилось жаловаться горничным – но общий смысл я понял.

– Бисмилля ир-Рахман Рахим! – ответил я символом мусульманской веры и снова нырнул.

А вынырнув, не увидел ни ловца жемчуга, ни химической мамаши с ее неутешенными девчонками. То ли меня отнесло волной, то шли унесло их, то ли случилось и то, и другое.

Вместо прежних пловцов и купальщиков передо мной стоял другой турок – не только знакомый, но даже известный мне по имени Ибрагим.

Он носил красную шапку с козырьком; такая в дни моей молодости почему-то обозначалась полуцензурным словом. Волосатый, пожилой, весьма добропорядочный, невероятно загорелый, украшенный седой бородой, он вызывал мысль о сильно похудевшем Хемингуэе. Ибрагим был непрост, он содержал рыбный ресторан «Интернациональ» в соседнем квартале, и день-деньской сновал по окрестностям, выискивая клиентов на улице, среди песка, в воде и под водой.

Языка Шекспира Ибрагим практически не знал и это мешало полноценному общению с русскими туристами, среди которых немецким владел один из ста. И, случайно познакомившись со мной в первый день на этом месте, он изо всех сил поддерживал знакомство.

– Привет, как дела? – осведомился турок, вопросительно улыбаясь.

– Спасибо, нормально, – я кивнул.

Ведь у меня в самом деле все было нормально.

По крайней мере, внешне: ежевечерне напиваясь до остекленения, я еще ни разу ничего себе не разбил.

– Почему ты не пришел ко мне вчера? Я тебя ждал.

– Я пил с друзьями, – честно ответил я. – War sehr besoffen…

– Ты мог бы выпить и у меня, – возразил он.

И тут же добавил, покосившись на мой браслет:

– Для тебя, разумеется, это было бы абсолютно бесплатно. Рекламная акция.

Я опять кивнул, Ибрагим опять улыбнулся. В общем из-за первой улыбки: искренней, дружелюбной, заинтересованной, но далеко не заискивающей – я с ним и подружился. Ведь трудно было вспомнить, когда мне так в последний раз улыбались.

Да и вообще, если честно, мало кто улыбался мне так открыто, как турки, причем даже те, которым от меня ничего не требовалось.

–…Ты мог бы выпить и поесть вкусной рыбы…

– Sehr gut, – кивнул я. – Обязательно приду сегодня.

Этот диалог приходил каждый день. Сразу оценив мои знания и способности, Ибрагим приглашал работать у него – служить кем-то вроде зазывалы и переводчика одновременно. Предприниматель до мозга костей, он не только содержал ресторан, но еще организовывал экскурсии, выезды групп на рафтинг и сафари, помогал сдавать машины, наверняка занимался и еще чем-то, не столь широко рекламируемым. Препятствием к развороту во всю ширь служили незнание английского и отсутствие толкового помощника. Он предлагал мне не только бесплатный стол, но и процент с каждого клиента. Сулил золотые горы – зная срок путевки, спрашивал, когда заканчивается мой отпуск и обещал устроить еще на две недели в собственных апартаментах, с условием, что я буду целый день находиться при его ресторане и обрабатывать публику.

Я соглашался; спорить было бесполезно, да к тому же льстил факт, что меня, никому не нужного на родине, оценил случайно встреченный деловой турецкий ресторатор. Я чувствовал, что Ибрагиму страшно хочется заиметь меня в качестве менеджера. Если бы он знал, что я еще пою на пяти языках и почти профессионально танцую, когда-то занимавшись в студии – но не догадывался, что пью, как бочка – то, наверное, увел бы меня с пляжа и посадил на цепь у себя в ресторане; поскольку второго такого «помощника» не нашел бы, даже пройдя побережье хоть до Ливанской границы.

Но мне не хотелось работать – даже в нынешнем состоянии, даже исходя из таксы в пять евро за каждую русскую голову. Я приехал сюда отдохнуть, вернуть себе силы перед очередным броском в черную пучину жизни, развлечься и забыть обо всем.

Ибрагим мне нравился и, хотя наверняка, как всякий приличный турок, не брал в рот спиртного, с каждым днем все больше напоминая старого пьяницу из Ки-Уэста, которого я читал мало, но уважал за некоторые высказывания. И время от времени ко мне приходила дельная мысль о том, что можно сначала отдохнуть, а потом и поработать.

Я не сомневался, что работа пошла бы хорошо. Ведь, пожалуй, больше всего на свете я любил поесть и выпить, особенно когда за это не приходилось платить явным образом. А что касалось обязанности надувать на английском языке «руссише туристен», то этим бы, пожалуй, я занимался бы с истовым самоудовлетворением: не для того, чтобы обогатить Ибрагима, а из вредности. Страна Россия выбросила меня на обочину, имманентной приязни к соотечественникам лишь потому, что они -соотечественники, я не испытывал и добросердечным быть не собирался. Сам себя гражданином своей родины я не ощущал, меня никто нигде не ждал и я мог бы навсегда остаться в Турции.

Конечно, это относилось к области фантастики, но в моей ситуации любой бы строил замки из соломинок.

Поэтому я каждый день обещал Ибрагиму прийти «сегодня вечером», чтобы он не передумал меня нанимать.

– So bis zum Abend! – сказал турок.

– Bis zum Abend, abgemacht, – успокоил я.

Мой вероятный босс, пока еще почти приятель, козырнул и пошел дальше по воде вдоль берега.

Я тоже пошел – но к берегу, не без труда разводя перед собой волну.

Мои руки-крылья устали.

Баки и в самом деле были пусты, им срочно требовалась дозаправка.

Ждать воздушного заправщика здесь не приходилось я был вынужден разворачиваться на базу.

Der Kamerad

Подняться наверх