Читать книгу Моя Милена - Виталий Валентинович Сеньков - Страница 13

Это были хорошие годы, хотя и беспокойные. Неукротимая энергия буйствовала в теле и кидала его во все стороны. Чисто внешне я оставался адекватным человеком. Успешно работал на имидж добросовестного студента, который явно надумал завоевать красный диплом. Но если бы Елена Владимировна приказала мне взобраться по балконам на крышу девятиэтажного дома или прыгнуть в Днепр с моста, я бы это сделал. С тех пор прошло несколько лет, и я успел полюбить спокойствие комфортного существования. Конечно, в материально-бытовом отношении я еще не мог похвастаться чем-то особенным, но и мои притязания, если не брать во внимание грезы определенного свойства, были по нынешним временам довольно скромные. Уже едва ли я бы кинулся в Москву-реку, если бы Милена Маратовна повелительно указала пальчиком… Хотя нет. Все равно кинулся бы.

Другое дело, что Милена Маратовна особенный человек. Эта замечательная молодая женщина, невинность которой не вызывает во мне ничего, кроме восхищения и уважения, ни за что не приказала бы рыцарю ее сердца совершить какую-нибудь глупость. Я влюблялся в Милену Маратовну все сильнее и сильнее, ничего не мог с собой поделать, и это меня беспокоило. Душевное неравновесие мне было вовсе ни к чему. Я уже это проходил.

Конечно, Елена Владимировна тоже не предложила в подтверждение моей безудержной к ней любви пробить головой брешь в железобетонной стене. Однако на этом ее сходство с Миленой Маратовной заканчивается. Да, Елена Владимировна тоже воспитанный человек, но, во-первых, она, насколько я мог судить, не носит чулки, а во-вторых, ее никак нельзя назвать рафинированной леди. А между тем холодная избранность Милены Маратовны сводила меня с ума. Зато Елена Владимировна, на каком бы расстоянии ни находилась, накрывала меня волной нежного тепла, и я грезил той минутой, когда она подарит мне саму себя. Сегодня у меня те же самые мечтания и предвкушения, но уже в отношении другой, совершенно другой женщины. Они очень разные. Я пока не вправе их сравнивать в плане чисто интимном, но уже могу предположить, что Милена Маратовна… чересчур спокойный человек. И все же, еще не ведая о том, что мне светит близкое родство с миллиардером, я бы предпочел вступить в интимную близость с Миленой Маратовной, а не с Еленой Владимировной. Потому что сегодня я любил Милену, а не Елену.

Но шесть лет назад… О-о! Шесть лет назад, как и сегодня, я был счастливым человеком. Наш смс-роман продолжался до конца февраля, потому что Елена Владимировна запретила мне побеспокоиться насчет квартиры на сутки. Она пришла в ужас, когда я завел об этом разговор.

«Милый Ванечка! Это ниже нашего достоинства! Потерпи, мой дорогой! Я буду твоей! Я обещала это и слово сдержу! Мы будем любить друг друга душой и телом очень долго! Всегда! Ты готов к этому?»

«Да, Леночка! Я буду ждать минуты наивысшего счастья столько, сколько потребуется! Но я уже счастлив! Я готов любить тебя и быть тебе преданным всю мою оставшуюся жизнь!»

Новый год встретил дома с родителями, хотя Божена предлагала отмечать вместе. После Рождества мы с Еленой Владимировной перешли на ты. Мы встретились, как обычно, на кафедре русского языка. Елена Владимировна преподнесла красиво упакованный новогодний подарок.

– Вот, Ванечка. Это термическое белье. У нас климат суровый. Береги себя, пожалуйста.

Я был растроган, долго целовал ей руки. А через неделю подарил Елене Владимировне хорошие перчатки, рассчитанные градусов на двадцать. Тогда же и договорились, что на людях – «Иван» и «Елена Владимировна», наедине – «Елена», «Лена» и даже «Леночка». Ванечкой она меня уже давно называла.

И вот наконец в одной из эсэмэсок Елена Владимировна внезапно сообщила мне адрес, по которому я должен был явиться на следующий день в назначенное время. Сообщение заканчивалось так: «Я люблю тебя, Ванечка! Завтра я буду твоей».

Я не волновался, как раньше, не спешил, не задавал себе идиотские вопросы, мол, с чего начинать и как подступиться. Я как будто плыл по течению спокойной глубоководной реки.

А вот Елена Владимировна немного тревожилась. Щеки у нее пылали. Я обнял ее, попросил успокоиться, уверил, что все будет хорошо. Откуда во мне такая сила духа взялась? Не знаю.

Это была однокомнатная квартира ее младшей незамужней сестры, высококлассного программиста, которая часто ездила в командировки, включая Ближнее и Дальнее Зарубежье. Со слов Елены Владимировны, никто так хорошо не понимал ее, как родная сестра.

Мы с Еленой Владимировной долго пили ритуальный чай. Шампанского или вина у нас на кухонном столе не было, потому что мы оба в этом не нуждались. Даже малая доза спиртного могла отвлекать друг от друга. Эйфории и без градусов хватало. Наконец Елена Владимировна… Нет, не так. Потом Елена Владимировна снова запылала легким румянцем и велела мне пойти в ванную, принять душ, затем лечь в постель и ждать ее.

Вот не помню сейчас, в чем была одета Елена Владимировна, когда мы чаевничали на кухне. К постели же подошла в белом пушистом халате, присела на край… не хочу употреблять слово «кровать»; «постель» – это всегда звучит двусмысленно и приятно… присела на край нашего с ней совместного ложа, и мы какое-то время смотрели друг другу в глаза. Падал приглушенный свет от бра, но Елена Владимировна попросила дозволения и его выключить. И поскольку мои глаза в первый миг не привыкли к темноте, я не мог разглядеть в деталях, как она скинула халат и легла под наше общее с ней легкое одеяло с другой стороны.

В широкой постели она лежала на некотором расстоянии от меня, на спине. Я приблизился, склонился над ней, прикоснулся к ее обнаженному плечу. Елена Владимировна была в кружевной ночной сорочке.

– Знаешь, Леночка… Не могу тебя разглядеть в темноте, – прошептал я и аккуратно поцеловал ее в губы.

Если мне не изменяет память, это был мой первый поцелуй в ее губы, краткий, но уже греховный.

– Я волнуюсь, Ванечка.

– Почему? Успокойся, все хорошо.

– Не все хорошо. Я никогда не изменяла мужу. А сейчас именно этим и занимаюсь. И вообще я не знаю, как это делать с другими мужчинами.

– Мы любим друг друга. Это главное. Считай, что у тебя два мужа. Значит – уже не измена.

– Два мужа? – тихо рассмеялась она.

– Ну, да. Отныне тебя будут любить два мужа. По очереди.

Мне не следовало так выражаться. Вышло слегка порнографично.

– Ой, Ванечка, что ты такое говоришь! Я сейчас убегу.

– Так я тебя и выпустил. Ты ведь не можешь развестись, чтобы выйти за меня?

– Нет, конечно. Нельзя.

– Но и расстаться со мной не хочешь.

– Ни в коем случае.

– И я не хочу с тобой расставаться.

Я стал целовать ее в губы, веки прикрытых глаз; прошелся рукой от коленей вверх по бедрам. Под тонкой шелковистой сорочкой у Елены Владимировны ничего не оказалось. Одно только молодое бархатистое женское тело. Меня торопили где-то там внизу, но сейчас инициативой владел только я. И я не торопился. Ах, как было приятно не спешить…

Всего лишь на миг отвлекся, чтобы ловко снять трусы и куда-то выкинуть из-под одеяла.

После чего как бы навис над Еленой Владимировной. Почему называю ее Еленой Владимировной, а не Леной или Леночкой? Да потому что в ту минуту, как и во многие другие, которые нам предстояли в течение двух лет, я вступал в интимную близость не с Леночкой… а с доцентом Еленой Соболь. Или просто – с Еленой Владимировной. Я буду часто называть ее и Леной, и Леночкой, но свою влажную теплую нежность, расслабляя сомкнутые ноги, мне дарила только Елена Владимировна.

Я навис над ней и попробовал отбросить далеко в сторону одеяло – она слабо запротестовала. Я приподнял повыше край сорочки. Ладонью накрыл жар бедер у самого входа… вначале с одной внутренней стороны, затем с другой… и впоследствии, вспоминая именно это прикосновение, понял, что нет для меня более желанного участка женского тела… коснулся ладонью нежной кожи в непосредственной близости и, преодолевая слабое сопротивление, развел ее ноги.

Вдруг вспомнил об одной важнейшей детали, но не подскочил как не в себе, а лишь приостановился.

– Леночка, – прошептал я. – Прости… Мне надо взять презерватив.

– Ах, милый! – простонала Елена Владимировна. – Ты помнишь… Какой ты внимательный… Я люблю тебя, Ванечка! Сегодня можно… Давай скорее полетим на звездочку…

Тогда я приноровился и медленно вошел в уютный тихий уголок, полностью, на всю глубину, отмеренную природой Елене Владимировне и мне.

– Я люблю тебя… Ванечка… Ванечка…

Он выходил и снова погружался в масляный грот; я чутко улавливал это погружение – то есть все то, что воспринимается осязанием, обонянием, слухом. Я слышал, как тихо бредит Елена Владимировна; я помню до сих пор ее особенный легкий запах и ее влажное тепло. Вначале он вел себя тактично или как гурман, который наслаждается лакомым кусочком, изысканным глотком; потом ускорил темп до непристойных толчков; но и сама Елена Владимировна позабыла о том, что должна оставаться леди в любой ситуации, и на каждое резкое погружение отвечала неинтеллигентными выкриками: «А!.. А!.. Э!.. Э!..»

Когда я понял, что наивысшая цель полета близка, он в очередной раз вошел до конца, до жесткого упора и назад уже не вышел; мы приземлились на звездочку вместе, одновременно, под громкий стон Елены Владимировны.