Читать книгу Наследники Мишки Квакина. Том IV - Влад Костромин - Страница 10

– Куку-руку – это чуда, лучшая из всех на свете, – пел Пашка, проходя через прихожую.

– Что за чуда? – не понял сидящий за столом отец. – Кенгуру?

– Куку-руку, – гордо отрапортовал Пашка.

– Что это такое? – отец коснулся его лица длинным языком сигаретного дыма.

– По телевизору показывали, – очки Пашки растерянно блеснули.

– Я понимаю, не дебил, в отличие от некоторых, что показывали по телевизору, но что это физически? Конфета?

– Ну…

– Баранку гну и антилопу-гну нагну! – скороговоркой отозвался папаша. – Конкретики в тебе нет, весь в мать. Так не пойдет. Ты должен четко представлять, про что поешь. Например, будешь ты играть в ковбойцев и индейцев и не знать, кто такой ковбой.

– Ковбой он и есть ковбой, – Пашка угрюмо зыркнул по сторонам, но от отца было не так просто отделаться.

– Ковбой – это пастух по-нашему. Вот ты стал бы в пастуха играть? В кого-то вроде Мишки Бобка?

– Не стал бы.

– То-то и оно. Вот видишь, – отец наставительно воздел палец, – учение свет, а неучение, как говорится, открывает только туманные перспективы. Понял?

– Да.

– Молодец. Тебе задание – выяснить, что это за кенгурука такая.

– Как я выясню? – испугался Пашка.

– Думай, на то тебе голова и дана, чтобы выполнять указание отца. Свободен!

Пашка прошмыгнул в комнату, а отец открыл окно и начал задумчиво плевать в гуляющих по двору кур. Пашка начал метаться по комнате.

– Чего ты мечешься, как тигр в клетке?

– Батя сказал узнать, что такое «Куку-руку». Ты не знаешь? – он с надеждой посмотрел на меня.

– Откуда? – я пожал плечами. – Я ее сроду не ел.

– Может, у Шурика спросить?

– Спроси, но вряд ли, он же вообще нигде не был.

– Ничего, попробую, – Пашка в прихожую к телефону и начал яростно накручивать диск.

– Кому звонишь? – отец оставил в покое кур и обернулся.

– Моргуненку.

– Зачем?

– Про куку-руку спросить.

– Глупо, – отец широко зевнул, явив миру зубы, которым позавидовала бы иная акула. – Моргуненок еще больший Маугли, чем вы с Владом. Сроду из деревни не выезжал, и до армии уже не выедет.

– У него папка в дурке, – нашелся Пашка. – Шурик мог к нему ездить.

– Интересная гипотеза, – отец закурил, – поездка Моргуненка с Моргунихой к старому Моргуну вполне вероятна. Но откуда в психушке кука-рука?

– Не знаю, я же там не был.

– Это легко исправить, – мечтательно улыбнулся отец. – Ладно, хватит трепаться. Звони.

– Я звоню, не берет никто.

– Спят, наверное, – папаша снова широко зевнул. – Знаешь, а ведь батя у тебя кто? – прищурился хитровато.

– Гений? – осторожно сказал Пашка.

– Правильно, гений! Звони Рябичу.

– Зачем?

– Помнишь, как вы, паршивцы, ружье у москвича отняли?

– Это Шурик, – привычно сдал друга Пашка. – Это он все! Он меня заставил!

– Какая разница? Главное, что у них родственники в Москве и они приезжают сюда в гости. Могли же и непонятицу эту привезти? Так?

– Точно! – Пашка хлопнул себя по лбу, будто прихлопнув комариху, и начал набирать другой номер:

– Здравствуйте, Сергея позовите. Это Павел Костромин. Здорово, Сергей. Ты куку-руку пробовал? Нет, не кукурузу, куку-руку. Ту, что по телевизору показывают. Видел? Ты ее пробовал? И на что похожа? Говорит, на мороженое, – повернулся к отцу.

– Брешет, – отец затушил окурок, – мороженое не сможет по свету путешествовать, оно же в Африке растает.

– Мороженое не сможет по свету путешествовать, оно же в Африке растает, – продублировал в трубку отцовские слова Пашка.

– Перепутал? Не пробовал? Так бы и сказал. Ну, пока, – положил трубку и вопросительно уставился на отца.

– Нас не обманешь, – отец расплылся в щербатой самодовольной ухмылке. – Не на тех напал, лапоть деревенский. Ишь, чего удумал – нас объегорить.

– Тебя не обманешь, – заискивающе улыбнулся Пашка.

– Это да, я сам любого армянина околпачу. Слушай, у меня еще лучше идея: позвони Лариске. Она выхухоль еще та, наверняка где-нибудь в магазине сперла куку-руку и сожрала.

– Мне межгород не закажут, подумают, что балуюсь.

– То же верно, – встал с табурета и плюхнулся в продавленное кресло возле журнального столика, на котором стоял телефон. Набрал номер:

– Девушка, директор Костромин беспокоит. Соедините с Клиновском, – продиктовал номер. Дождавшись соединения, гаркнул в трубку:

– Лейтенант КГБ у аппарата! Свечкину сюда срочно! – подождал. – Нин, это ты? Виктор Владимирович беспокоит. Лариска далеко? Позови. Ничего не случилось, просто надо спросить, – дождался, пока тетя Нина позвала Лариску. – Лорка, привет! Тут Пашка спрашивает, ты куку-руку ела? Ела? Ах ты, какая умница! И на что она похожа? На вафли? Точно? – изумленно посмотрел на Пашку. – Кто бы мог подумать? – снова заговорил в трубку. – Нет, это не тебе. Ну ладно, гуд бай, – положил трубку. – Вафли, понял?

– А чего тогда куку-руку?

– Не знаю. Наверное, из кукурузы делают, как хлеб при Хрушеве. В любом случае, теперь мы решили загадку и можем о ней забыть.

Не тут то было! Через полторы недели от Лариски пришло письмо. В конверте были вложены четыре пустых упаковки от «Куку-руку». «Я хотела прислать вам „Куку-руку“, но их украли, – писала Лариска, – поэтому высылаю упаковки от них».

– Что же у них там все воруют? – возмутилась мать. – В прошлом году у нее так жвачки украли, одни вкладыши прислала.

– Коммуналка, – с пониманием сказал отец, – все друг у друга тянут все, что плохо лежит.

– Некоторые родственники еще и крышки от гробов умудряются утянуть, – ехидно хмыкнула мать.

– А не надо раззявами быть, – парировал отец.

– А сапоги у Нинкиного ухажера кто прибрал?

– А нечего было их за порогом оставлять. Все равно бы сперли, а так мне какая-никакая, а польза, – отец задумчиво вертел присланные обертки. – И где здесь написано, что вафли?

– Дай Пашке – он в очках, найдет.

Пашка повертел упаковку, понюхал, попытался лизнуть изнутри, но ничего не почувствовал.

– Вафли? – отец внимательно, будто Левенгук, наблюдал за манипуляциями.

– Ну…

– А конкретнее?

– Не знаю, – брат поник головой.

– Но однозначно, что не мороженое, – отец покивал сам себе, – как я и говорил.

После разговора родители потеряли к «Куку-руку» всякий интерес, а вот в голове Пашки возникла очередная авантюра. После прошлой, с подделкой осколка хрустальной пробки от графина под желтый алмаз, принимать в ней участия как-то не хотелось.

– Мы можем их продать, – когда мы варили на костре свиньям корм, сказал брат.

– Что продать?

– Куку-руку, – глаза брата лихорадочно блестели, словно у почуявшей сахар лошади.

– Обертки? Кому он нужны?

– Мы в них вафли засунем! – выпалил Пашка.

– Да ну… – я изумленно смотрел на брата – не ожидал от него такой аферы. – Вафли? Они же больше.

– Обрежем, чтобы влезли, засунем и заклеим!

– Идея интересная.

– А чтобы совсем никто не догадался, мы вафли фломастерами раскрасим!

Меня взяла даже некоторая оторопь: брат открылся с неожиданной стороны.

– Все равно, никто не знает, какие они. Скажем, что нам Лариска привезла.

– И кому ты их продашь?

– Одну Шурику, одну Рябичу, одну Башкиру.

– Там четыре обертки.

– Четвертую ты Оресту продашь.

– Нет, – я покачал головой, – я не буду друга обманывать.

– Подумаешь, – Пашка фыркнул, – обманывать. Мы же не говно положим, а вафлю.

– Все равно, это неправильно.

– Я же своих друзей обманываю, а тебе трудно? – Пашка обиженно надулся, словно клоп. – Брат называется.

– Ты делай, что хочешь, а я друга обманывать не стану.

– Давай тогда Пончику продадим.

– То же самое. Я же сказал, что своих друзей не стану обманывать.

– Я сам продам, ты только не мешай, – подумав, предложил брат.

– Не вздумай!

– Хорошо, тогда продам Верке Лобановой, – кивнул Пашка. – Согласен?

– Попробуй.

Два дня брат тайком раскрашивал украденные у матери вафли, запихнул в обертки и заклеил. Потом позвонил Шурику и назначил встречу в нашем саду. Вернулся довольный.

– За пять рублей продал, – похвастался.

– Молодец. Что дальше?

– Дальше Рябич, – он уселся в кресло у телефона, набирая номер.

К вечеру все поддельные «Куку-руку» были проданы. Брат, ликуя, раз за разом раскладывал на столе деньги, пересчитывая прибыль и свысока поглядывал на меня. Триумф был недолгим. Назавтра рано утром прибежала встревоженная Моргуниха.

– Здравствуй, Егоровна, Пашка ваш Шурику вафлю продал, – выпалила она, едва войдя в дом.

– Вафлю? – ноздри матери начали быстро сжиматься и разжиматься, будто баба-Яга принюхивалась к русскому духу. – Где он ее взял?

– Не знаю.

– Ладно, я разберусь, – зловеще усмехнулась мать. – Это все? – тяжело посмотрела на жалобщицу.

– У Шурика и Мишки (младший брат Моргуненка) все губы синие и языки.

– Зараза!?! – ахнула мать, прижав кулак ко рту. – Эпидемия?!

– Не знаю, – Моргуниха развела руками, – на краску похоже.

– А мы тут при чем? – искренне не поняла мать.

– Так после вафли вашей все, – смутилась Моргуниха.

– Ты, Татьяна, обвиняй, да меру разумей! – мать грозно нахмурилась. – Как от вафли можно посинеть? Это же не черника.

– Не знаю, но сказали, что от вафли.

– Ладно, иди. Я разберусь.

– А деньги? – жалобно пискнула Моргуниха.

– Какие еще деньги?

– Что Шурик за вафлю отдал.

– Он вафлю купил?

– Да…

– Съел?

– Да…

– Какие же тогда деньги? Все же честно. Ладно, иди, мне некогда.

Моргуниха, побаиваясь тяжелого нрава матери, поспешно убралась подобру-поздорову.

– Павел!!! – голос матери заставил зазвенеть посуду в стенке. – Ко мне!!!

– Я тут! – Пашка словно ошпаренный выскочил из комнаты, где как обычно подслушивал чужие разговоры.

– Подслушал?

– Нет, я…

– Не ври, паратифник!!!

– Подслушивал, – поник головой брат.

– Что скажешь на обвинение?

Пашка, запинаясь и заикаясь, рассказал про свою аферу.

– В целом неплохо, – кивнула мать. – Но почему они окрасились?

– Мне показалось, что фломастерами плохо получается, и я красками покрасил. Теми, из тюбиков, – признался брат.

– Они стали есть, краска смешалась со слюной, – проявила чудеса дедукции мать, – все понятно. Ты бестолочь, весь в папашу, аферист-неудачник. Простую вещь не можешь сделать хорошо. Деревенских дурачков обмануть не в силах.

– А что я?

– Мозги надо иметь! Деньги неси!

– Но я…

– Деньги, – отчеканила мать, – я изымаю. На компенсацию пострадавшим!

Пашка принес деньги, умудрившись утаить два рубля. Больше он деньги не видел. Шурик неделю не приходил к нам, а Рябич и Башкир через два дня поймали Пашку и избили, но в целом, история обещала закончиться благополучно.

Но не тут то было!

Лобанова Верка, привыкшая, что от нашей семьи хорошего не дождешься, вафлю не купила. Пашка спрятал ее, но как-то небрежно. На подделку наткнулся папаша:

– Обожрем капиталистов, – радостно сказал он и, сорвав обертку, радостно захрустел вафлей… – Приходи Маруся с гусем, а потом закусим!

– Ты заболел, Павлик? – выйдя во двор, спросил он, глядя на Пашкины синяки.

– Меня побили, – обиженно шмыгнул носом брат и с надеждой посмотрел на папашу.

– Кто? – брови отца встретились на переносице, словно наши военные с американцами на Эльбе.

– Рябич и Башкир.

– Вот же негодяи! Вдвоем били?

– Да.

– Подлецы, – отец выдохнул дым. – Поймай по одному и избей гадов!

– Витя, чему ты учишь? – на крыльцо вышла мать, до этого подслушивавшая с веранды.

– Учу жизни, – папаша повернулся к ней и самодовольно улыбнулся.

– Господи! Что с тобой?! – всплеснула руками.

– А что со мной? Я мужчина в полном расцвете сил, в полном соку.

– В зеркало посмотри! В полном расцвете он!

– Что стряслось? – Всполошился отец (он всегда трепетно относился к своей внешности). – Прыщик?

– Какой прыщик? У тебя вся пасть зеленая!!!

– Что? – отец побледнел и сел на ступеньку – ноги его не держали.

– Зе-ле-на-я!!! Как у крокодила Гены.

– Но как? За что? – мутный взгляд его заметался, зацепился за нас. – Дети, подойдите, попрощайтесь с батькой.

Мы робко подошли, отец обнял нас дрожащими руками.

– Помру я, и загнетесь без меня!

– Витя, у меня интуиция, – мать внимательно смотрела на нас, ощупывая взглядом лица.

Мы ежились под этим взглядом, но скрыться было некуда.

– Валь, какая еще интуиция? – из левого глаза отца выкатилась крупная, как у матерого крокодила, слеза. – Я помереть могу, а ты со своей интуицией.

– Павел, – взгляд матери пронзал, как шпага, – ты все вафли продал дурачкам?

– Ну я… – Пашка было попятился, но рука отца держала, словно клещи кузнеца.

– Ну? – подбодрила мать, спустившись с крыльца и взяв Пашку за подбородок.

– Одна оставалась… – брат в ужасе сжался.

– Что за вафля? – слабым голосом спросил отец.

– Витя, ты ел «Куку-руку»? – вопросом на вопрос ответила мать.

– Кто? Я? – начал привычно юлить отец. – Кукурузу?

– Не придуривайся! – голос матери лязгнул металлом.

Бродящие по двору куры подобрались и поспешно отошли – от греха подальше.

– Ну съел… одну, – покраснел папаша. – Подумаешь…

– Это от вафли! – мать хлопнула ладонью по доске веранды, заставив задрожать стекла в окнах.

– Батю! Отравить! Хотел! – отец встряхнул Пашку так, что тот клацнул зубами.

– Я не хотел!!! – взвизгнул Пашка. – Это не я!!!

– А кто? – вкрадчивости в отцовском голосе позавидовал бы и удав Каа. – Назови мне этого негодяя!

– Это…

– Влад? – отцовская рука встряхнула меня так, что едва не оторвалась голова.

– Нет… это… – бросил быстрый взгляд на мать. Видно было, что Пашка лихорадочно придумывает, кого подставить. Привычно свалить все на Шурика не получалось. – Лариска! – осенило его.

– Лариска? – отец задумался, пожевал губами. – Эта выдра вполне могла дядьку родного отравить. Вся в Нинку: за ковер на стенке кого хочешь со свету сживет.

– Витя, это не смертельно.

– Как же не смертельно, когда я весь зеленый?!

– Не скули, я сейчас, – она ушла в дом, вернулась с зеркалом. – Посмотри.

Отец отшвырнул нас и будто утопающий вцепился в зеркало.

– Ой! Ничего себе! Ужас! Валь, ты уверена, что я лапы не надую?

– Ты скорее от водки дуба дашь, чем от этого.

– Кстати, идея! – папаша упруго вскочил со ступеньки и кинулся в дом. – Надо спиртом простерилизоваться, – прокричал он на бегу.

– Блудливой куме одно на уме, – вздохнула мать и погрозила Пашке кулаком. – Смотри, я же могу и сказать, Ван Гог малолетний. Батя тебе тогда точно ухо отчекрыжит.

– Не говори!

– Ладно, но смотри мне, – еще раз погрозила, – я тебе яйцо вобью в печенку! И ты тоже смотри! – кулак матери очутился у меня под носом. – Зауторник в жопу засуну! – прошипела мать.

– А что я?

– А ничего ты. За братом надо следить, а не по яблонькам с гиканьем зикать!

– Я не зикаю.

– Ты мне еще погордыбачь тут! Живо отцу скажу, что ты его отравить хотел.

Я в ужасе отшатнулся.

– Так что имейте в виду, – ушла в дом.

– Во как, – потрясенно прошептал Пашка. – Она нас шаржирует.

– Шантажирует, – автоматически поправил я и поплелся к ободу, на котором варили свиньям.

Уселся возле него на пень и задумался о мрачных перспективах. Пашка уселся на соседний пенек и начал одухотворенно ковыряться в носу. Меня от раздумий, а брата от исследований содержимого носа отвлек возникший на крыльце отец.

– Помогло, дети мои, – словно ангел слетая с крыльца, заявил он. – Вино спиритус есть панацея от всех бед, – подходя, изрек значительно.

– Во как! – восхищенно прошептал Пашка.

– Но мы должны нанести ответный удар по приспешнице мирового капитала! – было видно, что отец принял не менее полулитра «панацеи».

– По кому? – не понял Пашка.

– По сестренке вашей, лисице белобрысой!

– Лариске? – на всякий случай уточнил брат.

– Так точно, – отец плюхнулся на пенек и закурил, бросив обгоревшую спичку в обод. – По ней, кобыле симферопольской.

– Как? – спросил я.

– Коварно, как же еще? – отец запрокинул лицо в голубое небо и задорно захохотал. – Ха-ха-ха!

Опомнившиеся было после ухода матери, куры снова всполошились.

– Слушайте мой план, пострелята, – отхохотавшись, начал отец. – Возьмите обертку от вафли.

– Куку-руки? – Пашка достал записную книжку и обмусолил карандашный огрызок.

– Ее самую, – закивал отец. – А внутрь набьете конского навоза.

– А если коровьего? – Пашка был ленив и идти искать конский навоз ему было неохота.

– Нет, коровий не пойдет: там консистенция другая. Тут важно, чтобы костюмчик сидел.

– Какой костюмчик? – очки Пашки будто расширились от изумления.

– Костюмчик – в данном случае обертка, – отец досадливо поморщился. – Поняли?

– Да, – закивали мы.

– Набиваете в костюмчик, обертку, – поправился, – конского навоза и посылаем Лариске в бандероли. Только берите какой посуше.

– И что будет? – не понял Пашка.

– Она получит, обрадуется, откроет, а там навоз. Ха-ха-ха, – отец снова громко захохотал.

Из лесопосадки вылетели три потревоженные вороны и недовольно каркая полетели прочь – искать места поспокойнее.

К вечеру указание было выполнено. Недели через две позвонила взбешенная тетя Нина и долго кричала в трубку. Отец виртуозно свалил вину на нас, и мы в его пересказе узнали что: у нас протухли мозги; мы дебилы (с медицинской точки зрения) с отклонениями; мы дальтоники косантые; и что Вальке надо было слушать умных людей и делать аборт.

Потом отец целую неделю хохотал по утрам и вечерам, распевая:

– Куку-руку уже с нами путешествует по свету.