Читать книгу Наследники Мишки Квакина. Том IV - Влад Костромин - Страница 11

Той зимой я читал книгу «Даниил Галицкий» и по вечерам своими словами пересказывал Пашке.

– Рыбу сушеную с жидким медом ели, – поразился он.

– Тут так написано.

– Давай и мы так сделаем?

– Где мы зимой возьмем сушеную рыбу?

– Сами насушим. Папка же рыбы привез.

Отец ездил в Москву – учился заочно, получая второе высшее образование. Из Москвы, кроме рассказов о коварстве чем-то насоливших ему кавказцев, привозил невиданные в наших местах золотистые мандарины, «московсколетнюю» колбасу и непонятную, но вкусную, красную рыбу.

– Возьмем эту рыбу и засушим.

– Заметят.

– Ее же никто не ест, значит, она никому не нужна.

– Ну, не знаю. Где мы ее сушить будем? На чердаке сейчас холодно.

– Мы ее на батарею положим.

– Идея, – согласился я. – А мед жидкий где взять?

– Водой разведем, – подумав, предложил брат.

Так мы и сделали. Наковыряли из трехлитровой банки, подаренной дедушкой Шуриком, меда, развели горячей водой в другой банке. Рыбу порезали на куски и разложили по батареям. Затопили котел и за домашними делами про рыбу забыли.

Пришедший с работы отец раскочегарил котел еще сильнее и шандарахнул туда пару ведер угля. Полежал на диване, посмотрел телевизор и проголодался. Распевая:

– Нам нет преград на суше и в Ангоре, – он встал с дивана и потопал в прихожую. Открыл холодильник, окинул его внимательным взглядом.

– Валь, где рыба? – прокричал.

Мы с Пашкой напряглись.

– Я откуда знаю? – откликнулась из спальни мать, писавшая очередную пьесу под песни Добрынина.

– Куда она могла деться?

– Я откуда знаю? – мать раздраженно выключила магнитофон.

– Дети мои, – громко сказал отец, – ко мне.

Мы нехотя вышли в прихожую.

– Где красная рыба, хорьки?

– Я не брал, – поспешил откреститься Пашка.

– Ты не хорек, ты охорок мелкий! Влад, ты что скажешь? – отец внимательно смотрел на меня.

– Ну… там вроде была…

– Вот же растратчики! – из спальни показалась расстроенная мать. – У других дети как дети, а с нашими проглотами по миру пойдешь с протянутой рукой. Слопали рыбу к празднику и не подавились.

– Эти могут, – согласился отец. – Помнишь, как они три мешка яблок сметелили?

– Жрули несчастные, – нахмурилась мать. – И худые, как черти. Не в коня корм.

– Это от глистов, – авторитетно заявил отец. – Глистов им протравить, как поросятам, и все будет хорошо.

– И есть будут меньше?

– Конечно. Сейчас-то они и за себя и за глистов едят, а будут только за себя.

– Неужели глисты так много жрут? – удивилась мать.

– А ты думала! Бывает бычий цепень, так он вообще как удав длиной.

– Ну тебя, Витя, – брезгливо скривилась мать. – Вечно ты всякие мерзости за столом рассказываешь.

– Это биология, а не мерзость. Так что с ними будем делать? – кивнул на нас.

– Лишить на пару деньков еды. Будут знать в другой раз.

– И все? – отец не скрывал разочарования.

– А что ты предлагаешь? На мороз ночевать выгнать? – всплеснула руками мать.

– Можно выпороть, – без особого энтузиазма предложил отец.

– Вить, мне некогда. Хочешь пороть – пори. Но только что бы на улицу не убежали. Я потом не собираюсь за ними по сугробам полночи бегать.

– Ладно, – махнул рукой родитель, – живите пока.

– Насчет протравливания глистов ты подумай. Идея хорошая, – мать ушла в спальню и вскоре Добрынин снова заголосил про «синий туман».

– Синий туман и Костромин, – подхватил отец, – только один, только один, такой Костромин.

Мы от греха подальше юркнули обратно в комнату.

– Надо рыбу обратно положить, – прошептал я.

– Когда уйдет, – согласился Пашка, – сразу и положим.

Отец спев, с чувством глубокого удовлетворения выпил две рюмки молдавского коньяка и пошел на кухню помочиться в ведро из-под угля. Там ему на глаза попалась наша банка с медом. Недолго думая, он отпил половину банки, почесал затылок, помочился и допил оставшееся. Вернулся в прихожую, плюхнулся в продавленное кресло и закурил. Мы в это время пытались оторвать от батареи куски рыбы. Батарея была до того горячей, что рыба к ней пригорела. С трудом оторвали кусок, оставив половину на батарее.

– Если мы ее такую в холодильник положим, – сказал я, – то нам хана.

– Давай ее съедим, – Пашка был весь в отца и всегда думал, чем набить желудок – желательно краденным. Отец в этом был просто одержим: однажды даже подстроил пожар в больнице, где я лежал после аварии, чтобы утащить поднос котлет.

– Не знаю, – я задумался, прикидывая варианты.

– О чем это вы шепчетесь? – из-за занавесок дверного проема высунулась голова матери и подозрительно уставилась на нас.

– Мы ничего, – я уронил рыбу.

– Что-то замышляете, – мать вошла в комнату. – Чем это пахнет? – втянула носом воздух.

– Не знаю.

– Странно как-то. Что это на полу?

– Где? – попытался придуриться брат, но не тут то было.

– В Караганде! – звонкая оплеуха вернула Пашку к суровой реальности. – Подними это.

– Это не я! Это не я!!! – Пашка ловко нырнул под свою кровать и затаился там.

– Можно считать, что признание получено, – мать подняла изуродованный кусок, брезгливо понюхала, швырнула на стол, а сама уселась на Пашкину кровать и подпрыгнула, пытаясь продавившейся панцирной сеткой уязвить Пашку. – Падла ты, Павел, – подпрыгнула сильнее.

Я попытался незаметно отойти к выходу, но не тут-то было.

– Стоять! – нога матери перегородила проход меж кроватей. – Ты куда собрался?

– Я это…

– Ты тоже падла, – ласково обличила мать. – Ты же старший, ты примером для брата должен быть. А ты?

– А что я?

– Головка от буя! Не смей пререкаться с родной матерью! Думаешь, с чужой теткой лучше будет?!

– Я…

– Что ты разьякался, падла?! – бешеный взгляд матери зацепился за батарею. – А это что?! – палец беспощадно указал на злосчастную рыбу.

– Это…

– Что это? – медленно повторила мать, вскочив с кровати и шагнув к батарее.

– Рыба, – прошептал я и кинулся бежать.

Убежал недалеко. За занавеской влетел в упругий живот отца и отброшенный им шлепнулся спиной об боковую стенку шифоньера.

– Ты куда собрался? – отец вошел в комнату. – Валь, сознались?

– Вон туда посмотри, – палец матери указал на батарею.

– Что это?

– Твоя праздничная рыба. Точнее то, во что наши ироды превратили твою праздничную рыбу.

– Зачем? – искренне удивился отец и больно щелкнул меня по лбу.

– Мы в книжке прочитали… хотели попробовать.

– Говорила же, – удовлетворенно кивнула мать, – что зачитается, как Вася Кенюш. Книжки они никого еще до добра не доводили.

– Да, какое-то горе от ума получается, – отец плюхнулся на Пашкину кровать. – Мало мы их работой загружаем, что время на книжки остается. Надо не просто что бы картошку свиньям варили, а что бы чистили перед этим.

– Думаешь, поможет?

– Труд и не таких раздолбаев перековывал, можешь мне поверить. Не бог, а труд создал из обезьянов человека! – наставительно воздел палец папаша.

– Вить, ты поаккуратнее бы про Бога.

– Его же нет, – понизил голос отец.

– Мало ли…

– Ну…

– Что за книжку читали? – мать подошла и, взяв меня за плечо, крепко встряхнула. Я ударился затылком о шифоньер. – Аккуратнее, шифоньер не поцарапай, – досадливо поморщилась мать.

– «Даниил Галицкий»

– Что за ересь такая?

– Забавная книжка, – сказал отец, – я читал.

– Сжечь бы ее.

– Библиотечная, как ты ее сожжёшь? Деньги кто потом платить будет? Ты?

– Сжечь бы вместе с библиотекой.

– Тогда и клуб сгорит. Где пьесы будешь ставить?

– Ладно, убедил, – мать была натурой экономной, но артистичной, – жечь не будем.

– Оставим оболтусов без наказания? – отец дотянулся до батареи и, отрывая куски рыбы, бросал их в пасть.

– Почему же? Им дай слабину, так с комсомольским задором на шею вскочат. Устрою им «крокодилище», только этой книжкой. – «Крокодилище» – пытка, придуманная матерью. Она начинала долбить провинившегося по голове оранжевым томиком «Водители фрегатов» Н. Чуковского. А «крокодилище» потому, что путала Николая и Корнея Чуковских. «Доктора Айболита» очень любила и когда лечила нас от травм, то всегда цитировала. – Устрою назидательное наказание, на всякий случай, для профилактики. Отучу от чтения глупых книжек.

– «Даниилище» получится, ха-ха-ха, – отец пнул ногой под кровать, угодив в Пашку и утробно, будто комлевой филин, захохотал.