Читать книгу Автопортрет. Стихотворения. 1958–2011 - Владимир Бойков - Страница 12

     Распахни окно – слуховой аппарат

к горлу парка:

перепелиная – спать пора! —

перепалка

и пропитан до сумеречных высот

воздух смолкой.

     Возведется и вызвездится небосвод —

все ли смолкнет?

     Здесь оркестра, наверное, не собрать —

так, осколки!

     Только песне расстроенной замирать

там, в поселке.

     В заполуночье кратком не спи,

дремы узник:

что куется кукушкой – копи

в леса кузне.

     Сколько все ж ни успел примечтать —

не с лихвой ли? —

начинаешь из будущего вычитать

поневоле.

     Мороз ночной скрепил узор

дорожный, и скрипуча корка,

и шаг размашистый не скор —

я чутко слышу, вижу зорко:

почти прозрачны облака,

сквозные звезды голубеют,

гул поезда издалека

то нарастает, то слабеет.

     Смеркли сумерки до мрака.

     Двор – полночный ларь,

полный звезд.

     Свеча маньяка —

уличный фонарь.

     В нем накала лишь для нимба

на верхах столба,

весь баланс его олимпа

в вакууме лба.

     Все ль равно в низах и высях:

там звезду в стихи

сковырнул, там искру высек

и вознес в верхи?

     Все равно, когда зарею —

золотой метлой

заметет все – все закроет

голубою мглой.

     Есть предрассветное единство

сознания и бытия,

когда звезды упавшей льдинка

осветит почек острия,

а все высоких рощ убранство

уже под инеем в ногах,

и вдруг означится пространство

миров – цветами на лугах.

     И не звезде в кончине быстрой

возобновление прозреть:

Вселенной быть и божьей искрой

в глазах ничтожества сгореть!..

     Влюбленный два мира объемлет:

в объятиях женщина дремлет,

утишились в ней два ненастья,

две муки – усталость и счастье,

и локоть доверчиво согнут.

     Забылись часы и не дрогнут,

и медленно время влачится

дыханием по ключице,

которым влюбленный и занят.

     Тем временем в кране на кухне

холодная капля набухнет

и посюсторонностью грянет.

     Люблю прикосновенье трав,

перемещающийся воздух

да искры жаркие костра

в сквозящих звездах.

     Но здесь, близ вечности самой,

открывшей щелку,

я все равно хочу домой —

к жилью, к поселку.