Читать книгу Скатертью дорога! Русские дорожные обряды, обычаи, поверья - Владимир Коршунков - Страница 9

В напутственных молитвенных обращениях, наряду с Богом, Господом, Спасом, Иисусом, столь же часто поминалась Богородица. На Руси был популярен восходящий к византийским образцам иконный тип Богородицы Одигитрии, то есть Путеводительницы. К этому типу относится икона Иверской Богоматери, которая находилась в Иверской часовне Воскресенских ворот на Красной площади в Москве[138]. Иконы Богородицы нередко размещали над воротами, при въезде в город или монастырь.

Интересно, что взывать к Богородице на бездорожье казалось уместным и в советскую эпоху, в том числе в шутку, и даже неверующим людям. Литератор М. И. Вайнер (род. в 1927 г.) вспоминал, как в позднесоветские времена в Пензенской области его подвозил молодой агроном на мотоцикле. Дорога была ужасна: «…В колеях вода, в низинах не лужи, а озёра целые. Агроном притормаживал перед ними и, прежде чем выехать, смешно, как молитву, произносил: “Эх, матерь божья, спаси от бездорожья!”»[139].

В прошлом Богородица у простых людей уподоблялась святой Параскеве Пятнице – иной раз вплоть до полного неразличения. Параскева Пятница считалась «вечной странницей», покровительницей путников, а «пятницами» назывались часовенки, которые ставились на перепутьях и перекрёстках[140]. Впрочем, надо иметь в виду, что Параскева Пятница была также связана с болезнями и смертью, а такое само по себе ассоциировалось с дорогами и перемещениями по ним.

В Полесье, в д. Присно Гомельской области был записан заговор на отправление в дорогу, обращённый к Матери – сырой земле:

Очевидно, этот текст создан под воздействием богородичных акафистов (благодарственных, хвалебных церковных песнопений) [141]. Призыв помогающей в пути заступницы и спасительницы Богородицы здесь переходит в обращение к Матери – сырой земле.

С давних пор самым популярным по всей Руси покровителем путников в дальней дороге был Николай Чудотворец. В церковных тестах он именуется спутником путешествующих[142]. И по сей день Николай остаётся главным защитником тех верующих, кто в пути. Именно к нему обращаются с молитвами[143], хотя бы самыми краткими. Как писала этнограф Т. А. Бернштам, в качестве покровителя «всех странствующих и путешествующих» святитель Николай «превратился в символ измерения пространства как такового…» (разрядка автора. – В.К.). Она имела в виду, что это «в максимальной степени отразилось в христианской топографии Русского Севера» – там находилось множество часовен, храмов, монастырей, отдельно стоявших крестов в его честь, были места явления его чудотворных икон. Так оказались отмечены пути освоения Русского Севера, куда в разное время переселялись люди разного социального положения и из различных местностей[144].

В середине XIX в. во Владимирской губернии исполняли духовный стих о «Николе Мокруше» (Николе Мокром):

Ровно полтора века спустя там же, во Владимирской области записали вариант этого стиха, который начинался так:

Никола – путник, странствующий святой. А то, что он ходит и по летней дороге, и по тропинке зимней, – это, как подметила опубликовавшая владимирский духовный стих Т. В. Хлыбова, «связано со своеобразным обыгрыванием двух дней празднования святому (весенний/летний и зимний Никола)». По её мнению, стих близок к обрядовым песням (обходным колядным и волочёбным), для которых также характерен «мотив дороги, представленный глаголами движения…»[145].

По наблюдению лингвистки Т. В. Цивьян, занимавшейся темой странствия в поверьях о Николае Чудотворце, чудеса, которыми сопровождались явления этого святого и его чудотворных икон, «нередко связаны с подчёркиванием движения, дальнего пути» (курсив автора – В.К.)[146]. Недаром перед дальней дорогой обращались обычно к нему, да ещё к самому Богу, как в рассказе П. И. Мельникова-Печерского «Красильниковы» (1852): «Призвав бога в помощь, Николу на путь, снарядил я Митьку.»[147]. Или в его же романе «В лесах»: «Храни тебя Господь!.. Бог на дорогу, Никола в путь!»[148].

В написанной по воспоминаниям детства книге И. С. Шмелёва (1871–1950) «Богомолье» (1931) старик Горкин отправился в пешее паломничество из Москвы в Троице-Сергиеву лавру вместе с мальчиком, от лица которого ведётся повествование. Когда они проходили Никольскими воротами московского Кремля, Горкин говорил назидательно: «Крестись, Никола – дорожным помочь»[149].

Известно присловье, указывающее на это свойство Николы, который считался и странником, и небесным покровителем странников: «Всем богам по сапогам, а Николе боле, что ходит боле»[150].

У казаков Верхнего Прикубанья до XXI в. сохранялось обыкновение ставить свечу Николаю Чудотворцу перед дальней дорогой[151].

Вполне типичный рассказ был записан в Муромском районе Владимирской области: «А Никола-чудотворец помогает в путях. Никола Милостливый. Его в пути просят. У нас одна ходила за клюквой в лес и допозна. И дорогами спуталась, заплуталась. И вот она стала молиться: “Никола Милостливый, помоги!” И вот, говорит, не то её догоняет, не то навстречу идёт – старичок идёт в лапотках». Он и подсказал, где она находится и куда надо двигаться. И сразу пропал. «Это сам Никола и был»[152].

В начале XX в. в Ильинской церкви с. Яндебы Олонецкой губернии (сейчас – в Ленинградской области) находилась явленная икона Николая Чудотворца. Говорили, что обретена она была на окраине перелеска, возле дороги, ведущей из Яндебы. На месте обретения когда-то давно построили часовню, в которой икона поначалу и хранилась. К XX в. часовни там уже не было, а стоял придорожный крест, икону же перенесли в Ильинскую церковь Яндебы. В этой церкви ко дню жён-мироносиц, что на третьей неделе после Пасхи, проводились молебны, и на них собирались богомольцы из соседних приходов. По словам этнографа и фольклориста Н. С. Шайжина, «праздник этот имеет оригинальное название “дорожного Николы”, в отличие от Николина дня 9-го мая – “летнего Николы”» (курсив автора. – В.К.)[153]. Николай Чудотворец там слыл «дорожным». Отметим также: когда часовни не стало, её заменили крестом.

В Тюменском уезде Тобольской губернии в начале XX в. при проводах Масленицы прямо-таки спектакль разыгрывался. Масленицу изображал толковый, хорошо знающий обряд крестьянин, а сопровождал её «воевода». Этот воевода декламировал «запись» в шутейном паспорте Масленицы. Там шла речь о том, как неумеха-торговец «Яковский блин, Маркитан-господин» выезжал с рынка «в Екатерин-городе», не распродав своего товара, и направлялся «до Шадринова двора»:

Николай Чудотворец обозначается тут по-простецки – Николой, батюшкой, даже богом (так в народе нередко именовали святых), причём богом бурлацким, то есть мужицким. Он-то как раз и должен был, минуя недешёвый перевоз на р. Исети, благополучно доставить путника по назначению. Получается, что бурлацкий Никола отвечал за доставку и транспортировку.

В конце XX в. у русских старообрядцев Забайкалья было записано несколько напутных присловий, в которых люди обращались к Николаю Чудотворцу. Например, в с. Тарбагатай говорили так: «Святитель Христов Никола, спаси и сохрани нас от беды, от напасти, от напрасной смерти». А в другом тексте просили Николая сохранить рабу Агафью «в пути, в дороге»; прийти к ней, помочь ей вместе со всеми святыми[155].

Согласно народным представлениям, Николай Чудотворец заботился, чтобы обезопасить дороги от разбойников. По Белому морю рассказывали предания о живших на островах трёх братьях – богатырях, колдунах и разбойниках. Звали их Калга (или же Колга), Жогжа (либо Жожга, Жижга) и Кончак. Они бесчинствовали на путях и повадились грабить соловецких паломников. Вот вариант предания в изложении литератора С. В. Максимова: «Живут-то они этак год, другой, третий, да живут недобрым делом: что сорвут с кого, тем и сыты. Ни стиглому, ни сбеглому проходу нет, ни удалому молодцу проезду нет, как в старинах-то поётся. Шалят ребята кажинной день, словно по сту голов в плечи-то каждому ввинчено. Стало проходящее христианство по-опасываться. В Соловецкой которые богомольцы идут, так и тех уж стали грабить…»[156].

Сюжет об избавлении от злодеев, мешавших проходу-проезду, похож на древние мифы и легенды о том, как герой – Тезей, Эдип, Илья Муромец – очищает пути, спасает люд честной от кровавого разбоя. А в беломорском предании спасителем выступил «неизвестный старичок, с палочкой в руках», «старичок с клюкой: седенький экой, дрябленький». В одном варианте он прямо назван «Миколаем-святителем», который служил «поваром на морском судне». Действовал святитель так: «Старичок тихонько подошёл к нему и быстро ударил его своим посохом»; «Старичок-то клюкой и ударь его – и убил, наповал убил»; «Миколай его ключкой хлопнул по головы – и пар вышел…». В этом, сравнительно позднем предании, бытовавшем вблизи одного из центров православия, Николай Угодник, которому приписывается обладание заветным атрибутом – дорожным посохом, – выглядит совсем не так, как подобает воинственному герою-богатырю. Но результат тот же – чудесной силой пути-дороги избавлены от разбойничавших колдунов.

В народных преданиях Русского Севера именно святым приписывалась забота о дорогах и тропах: они прокладывали пути. И это не обычные пути, а такие, что пролегали по труднопроходимым местам и вели к местным святыням [157].

Интересно вот какое превращение Николая Чудотворца. У кашубов (небольшой западнославянской этнической группы) он представлялся лесным духом-хозяином, который загадывал заблудившимся загадки. Как правило, это было требование угадать его имя – Nikolaj. Тех, кто отгадывал, он отпускал и даже выводил на дорогу. А те, кто отгадать не мог, продавали душу чёрту[158]. Таким образом, кашубский святой Николай имел отношение к путям и тропинкам в лесной чаще.

На древнерусских каменных иконках-оберегах нередко изображался святой архидиакон Стефан. По словам изучавшего сюжеты иконок Н. Г. Порфиридова, изображений Стефана встретилось ему «неожиданно много», причём «большей частью в соединении с Николой». Порфиридов высказывал предположение: «Кажется, объяснение даёт один живописный памятник XIV в., на котором Стефан изображён также с Николой и подписан “попутник”. Этот эпитет позволяет считать, что Стефан, как и Никола, в мире представлений древнерусского человека жил как покровитель путников, людей, отправляющихся и находящихся в опасной дороге» [159].

Собирательница фольклора В. В. Запорожец записала от уроженки г. Сызрани С. Е. Лавриненко короткую «молитву на добрый путь»; её тип вполне обычен, а призывается в ней только один заступник – Николай Чудотворец:

Николай – это, так сказать, основной и главный покровитель путников. А на границе Нижегородской области и Мордовии, в г. Сарове, где прославился Серафим Саровский, – там именно святой Серафим стал помощником паломников, что направлялись со всех краёв к нему на поклонение [161].

Оберегал странников и Георгий Победоносец. В восточнославянской заговорной традиции за магической защитой при выходе в путь (а также при подходе к судьям и начальству) часто обращались к нему[162]. Именно в осенний Юрьев день (26 ноября по старому стилю) святому Георгию (Егорию, Юрию) старались служить молебны при отправлении в дальнюю дорогу. Тем более что около этой даты уже устанавливается удобный санный путь. В духовных стихах он предстаёт кем-то вроде демиурга, устроителя Русской земли, который на ретивом коне объехал её всю из конца в конец, проложил пути-дороги и установил правильный миропорядок.

В Древней Руси плававшим водными путями покровительствовал святой Фока, хотя впоследствии более популярным у моряков и речников стал опять-таки Николай Чудотворец[163]. Отплывающим на судах желали: «Никола в путь, Христос по дорожке»[164]. В XIX в. в с. Новое Усолье Пермской губернии, откуда речным путём двигались в Нижний Новгород караваны судов с солью, на каждом судне перед отправкой служили молебен «на отвал». Для этого из собора приносили большую икону Николая Чудотворца – заступника и скорого помощника плавающим по водам. В Новом Усолье святой Николай особо почитался[165].

По наблюдениям В. Л. Кляуса, который изучал заговорные напутственные формулы, чаще всего они встречаются именно в русской народной традиции – даже в ближайших к ней украинской и белорусской они не так популярны. Формирование и активное бытование таких заговоров связано, по его мнению, с интенсивной миграцией населения, начавшейся в XVII в. и продолжающейся до наших дней. «Характерно, – писал он, – что большая часть имеющихся в нашем распоряжении записей относится к Русскому Северу и Сибири, где проживают наиболее энергичные, предприимчивые и не боящиеся путешествовать на далекие расстояния группы русского народа»[166].

То же замечали и другие исследователи. Этнограф Е. Ф. Фурсова указала на значительную распространённость и хорошую сохранность заговоров «в путь-дорогу» на юге Западной Сибири. По её суждению, «подобное наследство можно рассматривать как свидетельство мифологического сознания российских переселенцев, которые ехали с выученными от бабушек “молитвами” в далёкую Сибирь»[167].