Читать книгу Расслоение. Хроника народной жизни в двух книгах и шести частях 1947—1965 - Владимир Владыкин - Страница 11

Излом деревни
Книга первая
Часть первая. Истощение
Глава десятая

Оглавление

Дача Берии, однако, никого не привлекала. В пути все отреклись от неё. И тогда Лаврентий Павлович повёз своих «соратников» в известный сегодня особняк на Малой Никитинской в центре Москвы, те это встретили обыкновенно. Его жена, Нино Теймуразовна Гегечкория, проживала тогда за городом, у сына Серго…

Этот особняк был большой, с множеством комнат и обширной территорией, который находился под круглосуточной охраной. В одной из комнат пребывала молодая домработница, одна из тех соискательниц «тёплого местечка». Через комнаты этой квартиры, как пишут некоторые историки, их прошло более двухсот, хотя точно не могли установить, сколько же на самом деле Лаврентий Павлович обесчестил, а потом по просьбе самых сговорчивых или по своей барственности, снисходительно находил им место работы в каком-нибудь престижном ведомстве… Причём о бериевском особняке до сих пор слышны зловещие легенды. А в его окрестностях даже находят якобы тайные захоронения тех женщин и девушек, которые не должны были знать, что происходило в его стенах, пока Берия жил в нём…

Однако сегодня находятся историки, которые очищают Берия, что не было у него столько женщин и вообще он не шпион, а душка и вовсе не злодей-душегуб, который мечтал исключительно о перестройке экономики и реформах…

Но вернёмся к той реальности. Одна из его соискательниц была выше среднего роста, с хорошей фигурой, миловидная, (а Берия был знаток женской красоты) Дарья Михайловна, в прошлом библиотекарь, а теперь его домоправительница.

– Найдите мне хорошую работу, – попросила она, когда Лаврентий Павлович спросил, что она ждёт от него, за доставленное ему удовольствие, какой милости?

Познакомился он с ней в библиотеке, когда выбирали книги по управлению экономикой при плановом производстве и распределении. И на его предложение – провести с ним вечер, Дарья Михайловна ответила согласием. Когда он за ней приехал к закрытию библиотеки, впрочем, стоял за углом, и она подошла, он открыл дверцу чёрной машины, спросил:

– Замужем?

– Да, ой, нет, была! – растерянно ответила женщина.

– Так замужем, или была? – уточнил Берия. И при этом так пронзительно и холодно глянул, что у неё по телу пробежали мурашки. Дарья Михайловна смутилась, покраснела, вспомнив со страхом, какой Берия занимал пост восемь лет. Она испугалась, что солгала. И тогда призналась, что замужем уже семь лет, у неё трое детей. А муж мастер стройтельно-ремонтного участка. Дарья Михайловна была импульсивная, заводная и такие люди, каким был Лаврентий Павлович, вызывали у неё огромное любопытство.

По Москве к тому же ходили слухи о его бесчисленных увлечениях женщинами, а у неё, влюбчивой, мужчины вызывали животный интерес. Но свой порок она скрывала от мужа, который был донельзя раздражительный, но при ней вёл себя покорно, так как любил её за неподдельное обаяние, чем она ловко умела управлять.

Когда Берия привёз к себе Дарью Михайловну, то первым делом отправил домой свою прежнюю домработницу – престарелую деву. Тогда такие ещё были в Москве. И Берия её не трогал из тех соображений, что не хотел, чтобы о нём думали дурно. Хотя вовсе не это его останавливало (ведь слухи всё равно ходили), а то, что домработница по своей натуре не испытывала к нему желания. Берию, это обстоятельство настолько злило, что он чуть было её не отправил в лагерь, как он не раз делал в отношении тех актрис, студенток, которые не разделяли его страсть и отказывали ему в своём расположении. Но в отношении домработницы от этого шага его удерживало одно: она умела хорошо готовить, убирать, содержала в идеальной чистоте огромный особняк и даже со вкусом обставила его комнаты. Правда, она не заходила на половину его жены Нино, которую видела редко…

Берия издавна считал себя эстетом, часто посещал театры. Из артисток у него перебывало тут довольно много, но далеко не все уступали его плотской страсти, за что изгонялись из театра или вообще бесследно исчезали…

Так что предшественницу Дарьи Михайловны Берия послал секретаршей к одному из своих заместителей, о котором та верноподданнически докладывала. Причём в бытность его наркомом НКВД Лаврентий Павлович из своих любовниц-ставленниц делал их осведомительницами.

Когда Дарья Михайловна попросила Берию в награду приискать ей приличную должность, Лаврентий Павлович, смеясь, сказал:

– Душечка-Дашечка, у меня дома уже три года заведует кухней, прачкой, уборкой одна старая мымра. Я её выгоню, а тебя поставлю. Хочешь?

– Ой, ну что вы, я так рада! А библиотека у вас есть?

– Не бойся, без книг не будешь сидеть! Я по твоим глазам вижу, сколько я буду тебе платить, так?

Дарья Михайловна подобострастно, трогательно волнуясь, кивнула.

– Вот и отлично, платить буду хорошо! А твоего мужа до прораба повышу. Он и не узнает, за что!

– Ой, спасибо! У нас три сына!.. – дала понять, чтобы их тоже обласкал вниманием…

И вот Дарья Михайловна не успела открыть дверь своему покровителю, как Берия с порога быстро скомандовал:

– Так, Дашута, можешь уходить до утра! К мужу поезжай! Командировка твоя пока закончилась. По детям соскучилась?

– А что с ними произошло?

– Поезжай! Тогда узнаешь. Ты слыхала, что тебе велено? Уматывай да живей! Мне ты сегодня не нужна!

– Мне надо собраться…

– Пулей, пулей! А то в лагерную пыль превращу!

Дарья Михайловна, суматошно переодеваясь для улицы, ничего другого не могла подумать, как то, что Лаврентий Павлович отказывается от неё в пользу новой любовницы. Хотя за два года её нахождения у него сколько раз бывало, когда он привозил сюда молодых девушек и женщин. И при ней развлекался с ними и даже заставлял их себя раздевать, не стыдясь ни любовниц, ни её. Однажды Лаврентий Павлович послал её на кремлёвскую квартиру Сталина к Валентине Истоминой передать той букет роз, с вложенной в него запиской.

– А меня не пропустит комендант Кремля, – сказала Дарья Михайловна.

– Ты скажи, от кого, и тогда он тебя пропустит, а тебе пропуск… свой, – Берия усмехнулся нагло, самоуверенно, глядя на растерянную женщину.

– Лаврентий Павлович, не посылайте. Не надо, я очень боюсь!

– Кого, меня? Или?.. Если я тебя посылаю, ты не должна бояться. А, что я тебе говорю: не должна помнить и тут же карошо забыть! Мы все стареем, и он тоже, ничего не узнает. Мне сказали, что его нет дома. А это мне говорят мои люди…

И Дарья Михайловна исполнила его прихоть, поехала на служебной машине Берии, водитель которого без слов последовал по указанному адресу. И просила Истомину дать ему письменный ответ…

Это было вскоре после того, как Берия провёл на Семипалатинском полигоне первое испытание атомной бомбы, подготовка которой к производству заняла всего четыре года от Потсдамской конференции, на которой Сталин узнал от президента США Гария Трумэна, что американцы уже создали мощное оружие и взорвали в пустыне в предместье Аламогодо…

В этот период Сталин представил Берии неограниченные полномочия с единственной целью: чтобы бомба была во что бы ни стало! И потому Л. П. Берия в государстве считался, чуть ли ни вторым после Сталина лицом. Хотя вторая роль по разработке нового оружия была вручена Г. М. Маленкову, и между ними велась негласная борьба, несмотря на то что Маленков тогда занимал пост первого заместителя председателя Правительства И. В. Сталина. Однако Маленков пытался ограничить влияние Берии на Сталина, выставляя того, чуть ли не врагом самого вождя. Сколько раз тогда личный секретарь Сталина А. Н. Поскрёбышев, понимая, для чего рвётся к хозяину Берия, сначала звонил Маленкову, чтобы пока тот его немедленно принял. Поскрёбышева Берия возненавидел ещё раньше того, как стал работать в наркомате госбезопасности. А когда стал наркомом, он пытался подорвать ему доверие со стороны Сталина, который говорил несколько иронично:

– Лаврентий, ох, и мнительный ты, как поработал на мусовитскую контрразведку. Мы тогда поверили тебе, что ты не запятнал доверие партии. Мы, думаешь, поверили товарищам Давуду Гуссейнову и Касуму Измайлову, а Мирза что-то писал о тебе невнятное. Но мы ему вразумили и подсказали, как надо верить своим партийцам. А что ты мне говоришь о Поскрёбышеве? Какой он шпион? Английский или сионистский? Не верю я!

– Я всегда был вам верен. Всем сердцем! Я не хочу, чтобы когда-нибудь ваше место заняли Маленков, Булганин, Хрущёв. Вы должны продолжать своё дело, и только вы, товарищ Сталин. Я вам это сколько уже твержу, только вы!

– Мы давно с тобой условились на «ты», а ты опять мне выкаешь? Но ничего… Кого ты назвал – не будут державой управлять, мне дороже них всех Вознесенский… – Сталин, сказав это, тут же зорко, проницательно посмотрел на Берия, которому из всего окружения, что касалось захвата власти, не доверял ему первому. И потому пока не рассматривал его, как своего возможного преемника. Хотя, когда он думал об этом, у него душа мрачнела, так как не верил, что кто-нибудь из его окружения смог бы так же хорошо управлять страной, как он, великий Сталин! Но вслух при любом члене Политбюро он не мог так величать себя. И когда на партийных съездах, или пленумах, весь зал скандировал и исступлённо кричал: «Да здравствует великий вождь и учитель Сталин! – он выслушивал и пытался проникнуть в то, насколько эти возгласы были свободными, искренними, не по принуждению, и тогда поднимал кверху руку, чтобы зал затих. Но крики, возгласы и овации какое-то время ещё продолжались. Ему это не могло не льстить. Хотя Сталин понимал, что все эти возгласы, здравицы, слетали с их уст не столько из-за животного страха, а вполне искренне, они ему верили, что и впрямь проводит мудрую политику. Сознавать это было и приятно, что он такой великий, и в то же время досадно, что сама по себе борьба за власть с обеих сторон сопровождалась страхом. Но кто мог подумать, что он, как и все, тоже их всех боялся.

Берия в любой момент мог позвонить Сталину. Но он знал, что даже верховная связь могла прослушиваться, и это знал на своём опыте, не только наркома госбезопасности, но и когда возглавил оборонный комплекс. Первым долгом необходимо было прослушивать всех специалистов от науки, начиная с младших научных сотрудников и заканчивая Курчатовым и Королёвым. Особенно Берия ненавидел П. Капицу, который не любил, чтобы его работу контролировали. Причём Капица по своей натуре был человек нерасторопный, отчего Берии казалось, что тот нарочно затягивает разработки, а значит, и вредит всему делу. За это и был арестован, хотя Сталин пытался сам разобраться, в свою очередь не доверяя, Берии, который мог всякую неудачу свалить на любого.

Лаврентий Павлович, даже не признаваясь себе, был тайно влюблён Валентину Истомину – сестру-хозяйку Сталина. Хотя он, желая её подчинить себе, преследовал другую цель, а именно сделать ту не только своей любовницей, но и осведомительницей, как он поступал со всеми принуждёнными к сожительству женщинами. А точнее сказать, войти к ней в доверие настолько, чтобы она рассказывала ему о том, что говорит ей Сталин, о чём вождь беседует с высокими гостями? Берия лелеял наивную мечту прочитывать мысли хозяина. Хотя понимал, что это невозможно. Сталин не вёл никаких личных записей, тогда как Берия этим не гнушался, поскольку уже якобы найден его дневник. А какой он подлинный или подделанный решать экспертам…

Об устранении вождя Берия сначала думал про себя, потом стал рассуждать вслух о будущем страны с близким другом Г. Маленковым. А через него узнал о настроениях Булганина и Хрущёва. И даже иногда Каганович с Молотовым заглядывали наперёд, когда невольно думали, что никто на этом свете не вечен, и в том числе Сталин, который на одном из заседаний Политбюро заговорил о преемнике. И все знали, что это он сделал под хмурое настроение. Тогда его слова взволновали всех, и почти каждый в равной мере подумал также и о своём будущем, так как не мыслили себя вне власти. А преемник мог их отстранить в силу разных причин. И, затаив дыхание, все приготовились слушать Сталина. И единодушно пришли к мысли, что хозяин почувствовал приближение своего неминуемого конца, а значит, для них он тоже неминуем…

Но если ему пришла пора заявить о преемнике, то им до этого ещё далеко. Особенно это чувствовали, впрочем, верили в своё крепкое здоровье и Молотов, и Микоян, и Каганович. И, между прочим, как мы знаем, предчувствия их нисколько не обманули, так как на десятилетия пережили Сталина. Но Каганович опасался ещё и о тех слухах, будто Вождь задумал ударить не только по «безродным космополитам», но и по еврейскому народу, который собирался выслать на Восток. Эта акция его пугала, сионистские круги связывались с ним через его внуков (а еврейская молодёжь больше старших опасалась этого и потому не молчала). Лазарь Моисеевич просил не паниковать, что слухам вредно верить, а между тем сам боялся, ведь был же недаром отстранён от Сталина. А это указывало, что надо немедленно помешать вождю провести акцию выселения евреев. Ведь, наверное, не зря и военные суетились…

И он позвонил Маленкову, чтобы связаться с Берией и тому, при тайной встрече, тихо сказал: «Надо что-то делать». Берия уставился в болезненные глаза Кагановича и увидел как тот настороженно и тревожно смотрел. Однако Лаврентий Павлович ни слова не произнёс, а только кивнул, как-то суетливо протянул тому руку и резко удалился. Действительно ли была эта встреча или нет, но на это указывают последовавшие обстоятельства. Нам необходимо поспешить к вождю и продолжить его выступление…

– Товарищи, когда-то я вам говорил, – начал чрезвычайно медленно развивать свою мысль Сталин, и по своему обыкновению степенно, – что придёт время, и надо будет говорить о преемнике. Я предлагаю выдвинуть такую личность, которая могла бы руководить государством, как минимум лет двадцать—двадцать пять. Теперь я предложу вам кандидатуру замечательную, хорошо вам известную, которая может и должна возглавить государство после меня, как вы помните. Что я при этом должен сказать? Как это надо верно понимать? На высокий пост Ленин не предлагал мою кандидатуру. Кого угодно, но только не меня! И что мы сегодня видим? Если б не война, государство ещё бы лучше процветало. Мы всему миру диктуем политику. Значит, Ленин был неправ, отклоняя мою фигуру. Но он и не предложил никого, если не считать того, как он назвал Бухарина любимцем партии. Вот кого он подразумевал на своём месте! Но мы знаем, что из этого вышло. Бухарин расколол партию, создал политическую оппозицию нашему главному курсу. А я сейчас назову своего преемника. Он должен быть хорошо натаскан во всех государственных вопросах. И быть самостоятельным в своих решениях, но очень правильных. Я считаю таким человеком… – Сталин сделал паузу, обвёл всех спокойным взглядом, – Вознесенского, – прибавил он и продолжал: – Экономист он блестящий, государственную экономику знает хорошо, – при этом он коротко взглянул на Маленкова. – Я считаю, что лучше его кандидатуры у нас пока нэт.

После выступления Сталина все молчали. А потом хозяин сказал, что больше никого не задерживает. Можно ли слова вождя о будущем преемнике считать сигналом для атаки на Вознесенского, которого боялась не одна четвёртка, а также и все те из аппаратчиков, кто в будущем опасался за свои кресла. Ведь знали заносчивый нрав председателя Госплана, как его особо ценил вождь и вполне мог на него полностью в будущем опираться и видеть в нём преемника. Вот потому они старались избегать с ним общения, так как мог любого из них погубить, зная его нетерпимость ко всякому роду нарушителям государственной дисциплины.

По этому вопросу безоговорочного доверия вождя председателю Госплана историки расходятся в своих мнениях, поскольку дальнейшие события показали, что Вознесенским Сталин не очень дорожил, если после некоторых колебаний всё-таки поверил в те обвинения, которые несколькими ударами уничтожили преемника. И не одного его, а ещё несколько человек во главе с А. А. Кузнецовым, а всего по стране по «ленинградскому делу» было казнено и посажено, как утверждают историки, около пяти тысяч человек…

Расслоение. Хроника народной жизни в двух книгах и шести частях 1947—1965

Подняться наверх